Изучение Ахматовской Москвы как путь литературного образования школьников в процессе туристко-краеведческой деятельности

     На  Москву-реку, на кулачный бой, Разгуляться  для праздника, потешиться.

     А писатель советского периода В.Я. Шишков в романе эпопее "Емельян Пугачев" описывает казнь вождя крестьянского  восстания Емельяна Пугачева, происходившую на Болотной площади.

     В Замоскворечье прошли детские и  юношеские годы крупнейшего русского просветителя ХУН! века Н.И. Новикова. " ... Этот человек имел сильное влияние на движение русской литературы и, следовательно, русской образованности. Благородная натура этого человека постоянно одушевлял ась высокою гражданскою страстью - разливать свет образования в своем обществе", - писал В .Г. Белинский.

     Замоскворечье является родиной А.Н. Радищева. Он родился  на Большой Ордынке, в доме бабушки  Настасьи Григорьевны Радищевой.

     Впечатления, полученные в Замоскворечье, сказались  на творчестве П.И. Мельникова-Печерского, В.В. Слепцова, А.П. Чехова, русских поэтов XIX века Аполлона Григорьева и Афанасия Фета, долгие годы проживших в Замоскворечье.

     С Замоскворечьем связаны жизнь и  творчество многих русских писателей XX века. Яркие впечатления черпали они в этом уголке Москвы, - кто в раннем возрасте, детстве, кто в зрелом. Многие из них знали эту часть Москвы, любили ее: это юный поэт Есенин и молодая Цветаева, Паустовский и Телешов, Серафимович и Лебедев-Кумач, Макаренко и Пришвин, И многие другие.

     В Замоскворечье жили как сами писатели, так и их герои, оно вдохновляло и тех и других. Творческое вдохновение неотделимо от Замоскворечья и сегодня. Замоскворечье связано с адресом великого русского поэта А.А. Ахматовой; в доме N 17 на Ордынке провела она большую часть своего пребывания в нашей столице.

      1.3. Ахматовские адреса в Москве. 

     Анна  Ахматова в "Поэме без героя" (1940-1962) пишет:

     Что мне Гамлетовы подвязки.

     Что мне вихрь Саломеиной пляски. Что  мне поступь Железной Маски, Я еще пожелезней тех ...

     Так она сама признала свою "железность". Действительно, судьба поэта, родившегося в конце XIX и прожившего более половины ХХ В., повторяла трагизм эпохи. Наверное, ее судьба и не могла быть другой; потому что, живя в это противоречивое время, она оставалась собой, не желая подлаживаться ни под какие обстоятельства. В результате ее внутренняя несломленность и независимость оборачивались в отношениях с людьми и обществом драмой.

     У Ахматовой не было в общепринятом понимании постоянного жилья: неуютные и необжитые квартиры, а чаще просто комнаты менялись сообразно обстоятельствам, нередко она жила у друзей.

     Единственный  сын Ахматовой Лев Николаевич Гумилев в детстве воспитывался у бабушки. А, будучи взрослым человеком, двадцать шесть лет (с перерывом на время войны, когда он был на фронте) находился в сталинских тюрьмах и в лагерях, что доставляло ей большие страдания. И даже после смерти Анны Ахматовой ее тело было погребено не сразу: она умерла в санатории под Москвой и только после прощания в Москве и в Ленинграде ее похоронили под Ленинградом на кладбище в Комарове.

     А. А. Ахматова родилась в Одессе, окончила гимназию в Киеве, жила значительное время в Царском Селе, однако большую часть жизни провела в Петербурге - Петрограде - Ленинграде. В Москве бывала лишь наездами.

     Все в Москве пропитано стихами. Рифмами  проколото насквозь, писала Ахматова:

     За  ландышевый май 

     В моей Москве стоглавой 

     Отдам я звездных стай Сияние и славу.

     В Москве есть около 100 домов, где она  жила или гостила, навещая

     друзей.

     Строки  из предисловия поэта М. Кузмина  к первому сборнику Анны Ахматовой "Вечер", вышедшему в Петербурге в 1912 г., могут адресовать нас к памятным местам Москвы, связанным с ее именем: " ... Эти конкретные осколки нашей жизни мучают и волнуют нас больше, чем мы этого ожидали, и, будто не относясь к делу, точно и верно ведут нас к тем минутам, к тем местам, где мы любили, плакали, смеялись и страдали- где мы жили". Жила и страдала она, а стихи Ахматовой так прочно вошли в наше сознание, что как бы стали частью нашего духа, и поэтому столь близки нам эти памятные места.

     Понять  отношение к ней, Ахматовой, помогают ее стихи:

     Мне голос был.

     Он  звал утешно,

     Он  говорил: "Иди сюда,

     Оставь  свой край глухой и грешный, Оставь Россию навсегда.

     Я кровь от рук твоих отмою, Из сердца выну черный стыд. Я новым именем покрою

     Боль  поражений и обид".

     Но  равнодушно и спокойно. , Руками я  замкнула слух,  

     Чтоб  этой речью недостойной Не осквернился  скорбный дух.

     Блок, познакомившись с этим стихотворением, говорил:

     -"Ахматова права".

     В Москве Ахматова поселилась в тихом, находящемся близко от центра районе, примыкающей к улице Арбат. Параллельно Москве-реке идет улица Остоженка. Между нею и Пречистенской набережной стоят остатки бывшего Зачатьевского монастыря, основанного царем Федором Иоанновичем в 1584 г. Сохранились надвратная монастырская церковь Спаса конца ХУН в. и фрагменты стен. Этот монастырь Анна Ахматова видела, так как жила в доме 3 (не сохранился) в 3-м Зачатьевском переулке с осени 1918 г. по январь 1919 г. Вспоминаются ее строчки:

     Переулок, переул Горло петлей затянул.

     Поэтесса  так запечатлела в стихотворении "Третий Зачатьевский",

     датированном 1918 г., окружавший ее Городской пейзаж:

     Как по левой руке - пустырь, А по правой руке - монастырь. А напротив - высокий клен Ночью слушает долгий стон.

     Жила  она здесь не одна, а со вторым мужем Владимиром Казимировичем ШилеЙко. Он был богато одаренной натурой, талантливым ученым-ассирологом. Его изыскания в области ассирологии были столь ценны, что один французский ученый писал: "Нам скоро придется изучать русский язык в связи с Вашими работами". В анкете, заполненной Шилейко в 1926 г., он ответил, что владеет 40 языками. В 1918 г. он был принят ассистентом в Эрмитаж, в 1919 г. стал профессором Петроградского археологического института и действительным членом Российской Академии материальной культуры. Поэтесса и талантливый ученый поженились в 1918 г. и прожили вместе 3 года. Впоследствии Анна Андреевна писала: "Три года голода Владимир Казимирович был болен. Он безо всего мог обходиться, но только не без чая и курева. Еду мы варили редко - нечего было и не в чем. Если бы я дальше прожила с В. К., я тоже разучил ась бы писать стихи ... ". Анна Андреевна сохранила хорошие отношения со своим бывшим мужем. Он умер в 1930 г. в возрасте сорока лет. За два года до смерти Шилейко Ахматова писала ему: "26 ноября 1928 года. Милый друг, посылаю тебе мои стихотворения. Если у тебя есть время сегодня вечером - посмотри их. Многое я уже изъяла - очень уж плохо. Отметь на отдельной бумажке то, что ты не считаешь достойным быть напечатанным. Завтра зайду. Прости, что беспокою тебя. Твоя Ахматова".

     И Ахматова, и Шилейко были петроградцами, но у Шилейко была комната и  в Москве, на Пречистенке, во флигеле  дома 21 - бывшего дома князей Долгоруковых, в котором ныне располагается Академия художеств России, а в ту пору, начиная с 1919г., находился 2-й Музей нового западного искусства. В Москве жили многие друзья Анны Андреевны: среди них особое место занимал поэт Осип Эмильевич Мандельштам, с которым у нее существовала большая духовная близость. О Мандельштаме Ахматова сказала: "Это первый поэт ХХ века". Он жил в левом флигеле Дома Герцена на Тверском бульваре, 25. Здесь в 1920-е-1930-е гг. находилось писательское общежитие. Анна Ахматова бывала здесь в 1932-1933 гг. в семье Мандельштамов. Широко известны стихотворения, посвященные ей Мандельштамом в 1917 г., - "Я не искал в цветущие мгновенья" ("Кассандра"), "Твое чудесное произношенье", "Что поют часы-кузнечики".

     Мандельштама, ни в чем не повинного человека, выслали на Колыму, но он на пути туда умер 27 декабря 1938 г. в районе Владивостока. Анна Ахматова всю жизнь дружила с его вдовой Надеждой Яковлевной (18991980), кандидатом филологических наук, специалистом по западноевропейской литературе. Многие друзья Ахматовой вспоминали, что в годы сталинских репрессий она боялась давать друзьям свои автографы, так как не хотела подводить людей, ибо знала, что за ней следят, что в ее квартире подключен для подслушивания микрофон. Она была лишена возможности печататься. Конец 1930-х гг. был самым тяжелым временем ее жизни. Отражением этих страданий явился ее "Реквием". Многие тогда находились в состоянии загнанности, в основном это были люди критически мыслящие, и их боялись представители власти, поэтому спешили их изолировать и уничтожить. Среди неугодных был и Борис Леонидович Пастернак, с которым Ахматову связывало многое. Оба были самостоятельно мыслящими людьми и настоящими патриотами. Для Ахматовой, пережившей ужас ленинградской блокады, и для Пастернака, выезжавшего выступать перед бойцами на фронт, победный 1945 год стал счастливым годом. Ее биограф в.я. Виленкин в книге "В сто первом зеркале" пишет: "Эта первая послевоенная весна стала весной Ахматовых триумфов в Москве. Один за другим с огромным успехом проходили вечера встреч группы приехавших из Ленинграда поэтов с московскими поэтами. В конце первого отделения обычно выступала Ахматова, в начале второго - Пастернак. На эстраде они сидели рядом".

     Первый  вечер состоялся в Колонном зале Дома союзов (Большая Дмитровка, 1).

     Н. Роскина, исследовательница творчества Ахматовой, близко ее знавшая, вспоминает: "Для самой Ахматовой в ее уединении и одиночестве был неожиданным тот взрыв любви и восхищения, которым ее одарили москвичи на знаменитом вечере в Колонном зале в 1946 году, когда она читала стихи вместе с Пастернаком. Ахматова была в черном платье, на плечах белая с кистями шаль. Держалась она на эстраде великолепно, однако заметна была скованность и какая-то тревога".

     Тревога была обоснованной. Одной из самых больших бед в жизни Ахматовой были последствия от принятого 14 августа 1946 г. постановления цк ВКП(б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград", в котором были, в частности, и такие строки: "Абсолютно правильно указание ЦК на то, что правление ССП (Союза советских писателей - Авт.) И его председатель тов. Н. Тихонов не приняли никаких мер для улучшения работы журналов "Звезда" и "Ленинград" и не только не вели борьбы с вредными влияниями Зощенко, Ахматовой и им подобных несоветских писателей на советскую литературу, но даже попустительствовали проникновению в журналы чуждых советской литературе тенденций и нравов, систематическое появление на страницах журналов - органов Союза писателей пошлых и злобных пасквилей Зощенко на советских людей и советские порядки, печатание пустых, безыдейных стихов Ахматовой, пропитанных духом упадничества и пессимизма, явилось прямым содействием бездеятельности правления Союза писателей, отсутствия большевистской принципиальности, политической остроты и ответственности за порученное дело". Но самым ужасным для Ахматовой было то единодушие писателей, с которым они присоединились к этому мнению. Однако, в этом стройном хоре не было голоса Пастернака. Два больших поэта, прекрасно понимая друг друга, делили беды и радости. Одним из московских адресов Пастернака был дом 14 на Волхонке (дом частично сохранился). Здесь Анна Андреевна навещала его в 1934, 1935 гг. Другой адрес - Лаврушинский переулок, 17 (кооперативный дом Союза писателей). Очень трогателен в биографии обоих поэтов тот факт, что Пастернак написал две рецензии на "Избранное" Ахматовой в августе 1943 г., когда он вернулся из эвакуации из Чистополя. Эти рецензии должны были быть моральной поддержкой поэтессе. Но самым родным ее домом в Москве был дом 17 на Большой Ордынке, где открыт Культурный центр им. А. А. Ахматовой, который планируют превратить в музей-квартиру. Здесь поэтесса подолгу жила в 1938-1966 гг. в семье писателя В. Е. Ардова и его жены Н. А. Ольшевской. В. Я. Виленкин вспоминал, что "сюда приходили к ней все близкие друзья. Здесь назначались важнейшие для нее московские деловые встречи, связанные с надеждами на издание стихов. Когда она здесь гостила, ардовский телефон работал вовсю (хотя Анна Андреевна телефонных разговоров вообще не признавала и вела их лаконично, только по необходимости); поток посетителей с трудом поддавался какой-либо регламентации: в последние годы, помимо друзей и давних знакомых, побывать у Ахматовой 'стремились еще очень и очень многие. Да она и сама, если позволяло здоровье, много выезжала. Иногда расписание приемов и выездов путалось, одно налезало на другое, и начиналось то, что Пастернак очень образно называл "ахматовкой", имея в виду, очевидно все вместе - и встречи, и проводы, и беспрерывный поток посетителей, и телефон, и хаос в комнатах, и общую приподнятую атмосферу дома, взбудораженного приездом Анны Андреевны".