Гений родился в Италии. Микеланджело

1 сентября 1535 года  Павел III издал специальный приказ, в котором Микеланджело назначался  главным скульптором, живописцем  и архитектором Ватиканского  дворца.

8.2 Суждения о  фреске «Страшный суд»

Памфлетист Пьетро Аретино, человек достаточно беспринципный, но ума острого и проницательного, прослышав, что Микеланджело работает над «Страшным судом», заявлял  в письме к нему: «Я чувствую, что "Страшным судом", который Вы теперь пишете, Вы хотите превзойти начало, оставленное Вами на сводах Сикстинской  капеллы... Ваши картины, покоренные Вашими же картинами, Вам дадут славу  торжествовать над самим собой. Кто бы не содрогнулся, приступая  к такой ужасной теме? Я вижу ужас на лицах живых, угрожающие лики солнца, луны и звезд... Я вижу жизнь, превращающуюся в огонь, воздух, землю  и воду. Я вижу там, в стороне, природу, в ужасе съежившуюся в своей  дряхлой и бесплодной старости. Я  вижу время, высохшее от страха, дрожащее, достигшее своего конца... Я вижу жизнь и смерть, охваченные ужасом и смятением, одну — уставшую подбирать  мертвых, и другую — защищающую живых  от удара...»

«Схема сама по себе очень грандиозна. Христос выдвинут совсем наверх, что действует удивительно  сильно. Он готов вскочить, и, когда  на него смотришь, кажется, что он растет. Вокруг него в ужасающей давке  толпятся мученики, требующие мщения: все ближе подступают они, все  больше становятся их тела — масштаб  меняется совершенно произвольно, гигантские фигуры сдвигаются в неслыханно мощные массы. Ничто единичное больше не возвышает голоса, важны лишь одни групповые массы. К самому Христу как бы привешена фигура Марии, совершенно несамостоятельная, вроде того как ныне в архитектуре подкрепляют отдельный пилястр сопутствующим полупилястром» Вельфлин.

«Рожденный и  выросший в эпоху, когда его гуманистические  идеалы и чувство обнаженного  тела могли быть оценены по достоинству... Микеланджело принужден был жить в эпоху, которую не мог не презирать... Его страстью была обнаженная фигура, идеалом — сила. Но что было делать ему, если сюжеты, как "Страшный суд", по властным незыблемым законам христианского  мира должны были выражать смирение и  жертву? Но смирение и терпение были так же незнакомы Микеланджело, как  и Данте, как гениальным творческим натурам всех эпох. Даже испытывая  эти чувства, он не сумел бы их выразить, ибо его обнаженные фигуры полны  мощи, но не слабости, ужaca, но не боязни, отчаяния, но не покорности... "Страшный суд" задуман настолько грандиозно, насколько это вообще Возможно, как  последний момент перед исчезновением  вселенной в хаосе, как сон  богов перед своим закатом... Ибо, когда наступит катастрофа, никто  ее не переживет, даже само верховное  божество. Поэтому в концепции  этого сюжета Микеланджело потерпел неудачу, и иначе это и не могло  быть. Но где можно еще, даже если взять все мировое искусство  Целом, ощутить такой грандиозный  заряд энергии, как в том сне  или, вернее, ночном кочмаре гиганта?»  Бернсон.

Итак, неудача из-за трагического противоречия между космической  катастрофой, одинаково губящей  всех, и человеческой личностью, являемой нам во всем блеске, во всей мощи неповторимой индивидуальности.

«Здесь ангелов  не отличить от святых, грешников от праведников, мужчин от женщин. Всех их увлекает один неумолимый поток движения, все они извиваются и корчатся от охватившего их страха и ужаса... Центром идущего по кругу движения Микеланджело делает фигуру Христа] И  чем внимательнее вглядываешься  в общую композицию фрески, тем  настойчивее рождается ощущение, будто перед тобой огромное вращающееся  колесо фортуны, вовлекающее в свой стремительный бег все новые  и новые человеческие жизни, ни одна из которых не может избегнуть  фатума. В таком толковании космической  катастрофы уже не остается места  для героя и героического деяния, не остается места и для милосердия. Недаром Мария не просит Христа о  прощении, а пугливо к нему прижимается, обуреваемая страхом перед рабушевавшейся стихией. Работая над фреской "Страшный суд", Микеланджело хотел показать тщету всего земного, тленность  плоти, беспомощность человека перед  слепым велением судьбы. Таков, несомненно, был его основной замысел!. И для  этого он должен был радикально изменить свое представление о человеке и  человеческой фигуре, которая должна была стать хрупкой, легкой, бесплотной. Но как раз этого не произошло... По-прежнему он изображает мощные фигуры с мужественными лицами, с широкими плечами, с хорошо paзвитым торсом, с  мускулистыми конечностями. Но эти  великаны уже не в силах противоборствовать судьбе. Поэтому искажены гримасами  их лица, поэтому так безнадежны все их, даже самые энергичные, движения, напряженные и конвульсивные... Обреченные на гибель титаны утратили то, что всегда помогало человеку в борьбе со стихийными силами. Они утратили волю!» В.Н. Лазарев.

Впервые «Страшный  суд» был выставлен для обозрения 23 декабря 1541 г. Со всех концов Италии, франции, Германии, Фландрии съезжались люди, желающие увидеть грандиозную  фреску.

8.3 Джорджо Вазари  о фреске «Страшный суд» в  «Жизнеописании Микеланджело Буанарроти»

"Вернемся же  к самому изображению. Микеланджело  выполнил уже более трех четвертей  работы, когда пожаловал папа  Павел, дабы взглянуть на нее.  И вот, когда мессера Бьяджо  Чезенского, церемониймейстера и  человека щепетильного, сопровождавшего  папу в капеллу, спросили, как  он ее находит, он заявил, что  совершенно зазорно в месте,  столь благочестивом, помещать  так много голышей, столь непристойно  показывающих свои срамные части,  и что работа эта не для  папской капеллы, а для бани  или кабака. Микеланджело это  не понравилось, и как только  тот ушел, он в отместку изобразил  его с натуры, не глядя на  него, в аду в виде Миноса, ноги  которого обвивает большая змея, среди груды дьяволов. И как  ни упрашивал мессер Бьяджо  и папу, и Микеланджело, чтобы  он убрал его, он так и  остался там на память таким,  каким мы и теперь его видим.

В это время ему  случилось упасть, не очень, впрочем, высоко, с подмостьев этого произведения, и он повредил себе ногу, но, несмотря на боль, он из упрямства никому не позволял лечить себя. Тогда еще был в  живых врач с причудами, магистр  Баччо Ронтини, флорентинец, друг Микеланджело, весьма ценивший его талант, пожалев  его, он в один прекрасный день постучался к нему в дом, но, не получив ответа ни от соседей, ни от него самого, все  же поднялся к нему некими потайными  путями и, пройдя по комнатам, в конце  концов до него добрался и нашел  его в отчаянном состоянии. И  тогда магистр Баччо порешил  не покидать его и от него не отходить, пока тот не поправится. Выздоровев от болезни, он воротился к работе и, не прерывая ее больше, закончил все  в несколько месяцев, придав такую  мощь своей живописи, что оправдал этим слова Данте: "Мертвые там  мертвы, живые совсем как живые" - такие в ней страданья грешников  и радость праведников.

И вот, когда Страшный суд этот был раскрыт, он показал, что победил не только первейших  художников, там работавших, но захотел  победить и самого себя, создавшего потолок, который был им так прославлен, ведь уже в нем он, далеко опередив самого себя, действительно себя превзошел; однако здесь, представив себе весь ужас этого дня, он изображает, к еще  большей муке неправедно живших, все  орудия страстей Иисуса Христа, заставляя  несколько обнаженных фигур поддерживать в воздухе крест, столб, копье, губку, гвозди и венец в различных  и невиданных движениях, с большими трудностями доведенных им до конечной легкости. Там и сидящий Христос  с ликом страшным и грозным  обращается к грешникам, проклиная  их и неминуемо повергая в великий  трепет Богоматерь, которая, плотно завернувшись в плащ, слышит и видит весь этот ужас. Они окружены бесчисленным множеством фигур пророков, апостолов, где выделяются Адам и св. Петр, которые, как полагают, изображены там: первый как зачинатель рода людского, второй же как основатель христианской религии. Под Христом  великолепнейший св. Варфоломей, показывающий содранную с него кожу. Там же равным образом обнаженная фигура св. Лаврентия, а сверх того бесчисленное множество святых мужей и жен  и других фигур мужских и женских  кругом, рядом и поодаль, и все  они лобызаются и ликуют, удостоившись вечного блаженства по милости божией и в награду за их деяния. У  ног Христа семь ангелов, описанных  евангелистом св. Иоанном, которые, трубя  в семь труб, призывают на суд, и  лики их так ужасны, что волосы встают дыбом у смотрящих на них; в  числе других два ангела, у каждого  из которых в руках книга жизней; и тут же, по замыслу, который нельзя не признать прекраснейшим, мы видим  на одной из сторон семь смертных грехов, которые в обличье дьяволов дерутся  и увлекают в ад стремящиеся к  небу души, изображенные в красивейших положениях и весьма чудесных сокращениях. Не преминул он показать миру, как во время воскресения мертвых последние снова получают свои кости и свою плоть из той же земли и как при помощи других живых они возносятся к небу, откуда души, уже вкусившие блаженство, спешат к ним на помощь; не говоря даже о всех тех многочисленных соображениях, которые можно считать необходимыми для такого произведения, как это, - ведь он приложил немало всяких трудов и усилий, как это, в частности, особенно ясно сказывается в ладье Харона, который отчаянным движением подгоняет веслом низвергнутые дьяволами души совсем так, как выразился любимейший им Данте, когда писал: А бес Харон сзывает стаю грешных, Вращая взор, как уголья в золе, И гонит их, и бьет веслом неспешных.

И вообразить себе невозможно разнообразие лиц дьяволов, чудовищ поистине адских. В грешниках  же видны и грех и вместе с тем  страх вечного осуждения. А помимо красоты необыкновенной в творении этом видно такое единство живописи и ее выполнения, что кажется, будто  написано оно в один день, причем такой тонкости отделки не найдешь  ни в одной миниатюре, и, по правде говоря, количество фигур и потрясающее  величие этого творения таковы, что  описать его невозможно, ибо оно  переполнено всеми возможными человеческими  страстями, и все они удивительно  им выражены. В самом деле, гордецов, завистников, скупцов, сладострастников и всех остальных им подобных любой  духовно одаренный человек легко  должен был бы распознать, ибо при  их изображении соблюдены все  подобающие им отличия как в выражении  лица, так и в движении и во всех остальных естественных их особенностях: а это, хотя оно нечто чудесное и великое, не стало, однако, невозможным  для этого человека, который был  всегда наблюдательным и мудрым, видел  много людей и овладел тем  познанием мирского опыта, которое  философы приобретают лишь путем  размышления и из книг. Так что  человек толковый и в живописи сведущий видит потрясающую силу этого искусства и замечает в  этих фигурах мысли и страсти, которых никто, кроме него, никогда  не изображал. Он же опять-таки увидит здесь, каким образом достигается  разнообразие стольких положений в  различных и странных движениях  юношей, стариков, мужчин и женщин, в  которых перед любым зрителем обнаруживается потрясающая сила его  искусства, сочетаемая с грацией, присущей ему от природы. Потому-то он и волнует  сердца всех неподготовленных, равно  как и тех, кто в этом ремесле  разбирается. Сокращения там кажутся  рельефными, обобщая же их, он достигает  их мягкости; а тонкость, с какой  им написаны нежные переходы, показывает, каковы поистине должны быть картины  хорошего и настоящего живописца, и  одни очертания вещей, повернутых им так, как никто другой сделать  бы не мог, являют нам подлинный Суд, подлинное осуждение и воскрешение...

Трудился он над  завершением этого творения восемь лет и открыл его (как мне кажется) в 1541 году, в день Рождества, поразив  и удивив им весь Рим, более того - весь мир; да и я, находившийся в  Венеции и отправившийся в  том году в Рим, чтобы его увидеть, был им поражен"

8.4 Фреска Сикстинской  капеллы «Страшный суд» (1534-1541)

Папа Климент VII обдумывал тему фресковой росписи  алтарной стены Сикстинской капеллы, и 1534 году он остановился на теме Страшного  суда. Микеланджело был призван завершить  живописное украшение Сикстинской  капеллы изображением на ее алтарной стене «Страшного Суда», а на противоположной  «Падения Люцифера». Из этих двух колоссальных фресок была исполнена только первая, в 1534 — 1541 гг., уже при папе Павле III. Микеланджело работал над самой большой фреской Эпохи Возрождения, опять-таки один, без участия помощников.

Как тема росписи  «Страшный суд», так и характер ее решения свидетельствуют о  тех сдвигах, которые произошли  в творческой эволюции мастера, особенно наглядной при сравнении росписи  алтарной стены и свода. Если ранняя работа посвящена первым дням творения и воспевала могучую творческую энергию человека, то «Страшный суд» заключает идею крушения мира и возмездия  за совершенные на земле деяния.

Эта фреска - одно из самых зрелых и известных произведений мастера. Микеланджело отступает от традиционной иконографии, изображая  не момент свершения Суда, когда  праведники уже отделены от грешников, а его начало: Христос карающим жестом поднятой руки обрушивает на наших  глазах гибнущую Вселенную.

Шесть лет напряженнейшего  труда вновь связывают Микеланджело с Сикстинской капеллой. На этот раз он покрывает росписью около 200 м2 алтарной стены капеллы. Причем Микеланджело решал сложнейшую задачу — сочетать роспись алтарной стены  с исполненной ранее фреской  свода таким образом, чтобы не помешать восприятию каждой из них  и вместе с тем объединить их в  одном ансамбле. И художник блестяще справился с этой задачей.

Если роспись  свода представляет собой сложную  систему с архитектонически ясными членениями и многочисленностью  сменяющих одна другую композиций и  образов, то алтарная стена занята одной  гигантской композицией. Ритмически объединены в ней между собой множество  групп и фигур. Пространство в  этой фреске — неглубоко, но оно  словно обладает способностью к бесконечному расширению во все стороны, что способствует увеличению масштабности, монументальности изображения.

Несмотря на односторонность, с какой художник отнесся в  этой картине к ее сюжету, отступив от всех христианских традиций и представив Второе пришествие Христа как день гнева, ужаса, борьбы страстей и безнадежного отчаяния, несмотря на удручающее впечатление, она поражает смелостью замысла, своеобразным величием композиции, удивительным мастерством рисунка, особенно в  ракурсах, и вообще принадлежит к  самым дивным памятникам живописи, хотя и уступает в достоинстве  плафону той же капеллы.

Апокалипсис и Данте  – вот источники «Страшного суда»:

Святые мученики и обретшие спасение теснятся вокруг Христа. Сострадательная, словно подавленная  происходящим, Мадонна отворачивается, ей по-матерински близки людские горести.

Над Христом слева  ангелы опрокидывают крест, символ мученичества и унижения, а справа повергают  колонну, символ переходящей земной власти.

Семь ангелов  трубным гласом возвещают судный час, спасенные души поднимается  вверх, гробницы разверзаются, мертвые  воскресают, скелеты встают из земли, мужчина, которого дьявол тащит вниз, в ужасе закрывает лицо руками.