Предмет современной риторики

      Действие  третье.

      Сцена 1-я.

      Улица. Ворота дома Кабановых, перед воротами скамейка. Кабанова и Феклуша сидят  на скамейке.

      Явление первое.

      [Феклуша:] Последние времена, матушка Марфа Игнатьевна, последние, по всем приметам последние {далее следует известный диалог-дискурс).

      Входит  Дикой. Явление второе.

      Те  же и Дикой.

      (А.  Н. Островский. Гроза.)

      Как видно, и в жизни, и в драматургии появление нового персонажа— участника речевого общения (здесь — Дикого) — отмечает начало нового речевого события — «явления».

      Совокупность  элементов речевого события, включающая его участников, отношения между  ними и обстоятельства, в которых  происходит общение, называют  речевой ситуацией.

      Таким образом, речевое событие — это «дискурс плюс речевая ситуация».

 

        СТРУКТУРА РЕЧЕВОЙ  СИТУАЦИИ:

      УЧАСТНИКИ, ОТНОШЕНИЯ, ЦЕЛИ,

      ОБСТОЯТЕЛЬСТВА 

      Для риторики, древней и новой, теоретической  и практической, понятие «речевая ситуация» особенно важно. Можно даже сказать, что правильное видение речевой ситуации и способность привести в соответствие с ней свои речевые действия (дискурс) — это и есть существо риторических знаний и умений, самое главное в риторике. Собственно говоря, риторика — это и есть наука описывать речевые ситуации, анализировать их и приспосабливать к ним речь — дискурс и другие характерные проявления речевого поведения человека (жесты, мимику, прочее). Поскольку все это так важно, посмотрим, что же для риторики самое главное, актуальное в речевых ситуациях, какие элементы в них должны обязательно учитываться.

      Основы  описания речевой ситуации дал еще  Аристотель в своей «Риторике». «Речь  слагается из трех элементов,— писал  он.— Из самого оратора, из предмета, о котором он говорит, и из лица, к которому он обращается; он-то и есть конечная цель всего (я разумею слушателя)». Так и в наши дни, анализируя и описывая речевые ситуации, принято главных участников их называть говорящим и слушающим (адресатом). Для ситуаций ораторской речи это оправданно; для беседы, спора — условно: ведь в диалоге роли постоянно меняются, да к тому же адресат (человек, к которому в данный момент направлена, обращена речь) не просто пассивно воспринимает ее,— т. е. слушает в прямом значении этого слова — он мысленно отвечает говорящему, с помощью внутренней речи активно участвует в речевом событии. Внутренняя речь адресата (слушателя) нередко даже «перебивает» звучащую речь говорящего, так что слушатель перестает слышать, ибо он увлечен собственным «внутренним словом». Вспомните, что происходит с вами, когда вы вынуждены молча слушать то, с чем не согласны: вы возражаете, и возражаете про себя так «громко», что подлинного смысла речи говорящего, его намерений, его доказательств порой просто не замечаете. И тем не менее «говорящий» и «слушающий», или «адресат», остаются терминами современной риторики, обозначая главных участников речевого события и ситуации — лицо, производящее речь, и лицо, к которому она непосредственно обращена. Помимо говорящего и адресата, в речевой ситуации часто участвуют и другие — те, кто является как бы свидетелем происходящего, смотрит, слушает и оценивает «со стороны». Так, во время урока в классе учитель может непосредственно обращать свою речь к тому или иному ученику; остальные в данный момент — «аудитория». Однако их присутствие заметно влияет на речь учителя.

      Наедине с учеником — непосредственным адресатом учитель говорил бы по-другому.

      Характер  речевой ситуации, а следовательно, и речевого события в целом определяется не только «действующими лицами», но и отношениями между ними и, главное, целями каждого главного участника общения.

      Говоря  об отношениях между говорящим и  адресатом, мы прежде всего имеем  в виду, конечно, не чувства, которые  они друг к другу испытывают, не отношение в бытовом смысле слова. Интересующие нас отношения определяются в первую очередь социальной ролью участников общения. Представьте, что мать, только что беседовавшая со своим сыном за завтраком, выступает на уроке в классе в роли учительницы своего отпрыска. В первом случае отношения между ними определяются как отношения «родитель — ребенок», во втором — «учитель — ученик». Соответственно, и речевые роли, и речевые ситуации, и речевые события будут совершенно разные, разнотипные. Или еще вспомните, как меняется любой человек (и вы сами), его речевое поведение, когда он, только что непринужденно и спокойно поболтав с приятелями или коллегами «в кулуарах», выходит к столу (или к доске), чтобы сделать доклад. Говорят, что Сократ, когда ему нужно было убедить собеседника в том, что нечего бояться выступать публично в роли оратора, употребил следующий довод. «Не побоишься же ты объяснить это дело соседу? — вопрошал философ.— Будешь ли бледнеть от ужаса, беседуя об этом с кожевником? Как, и купцу ты не побоишься высказать свое мнение? Неужели?! Значит, и перед публикой нечего тебе бояться: ведь толпа, внимающая тебе, состоит из таких отдельных людей, каждого из которых не нужно страшиться». Однако Сократ тут лукавил: Речевые ситуации беседы наедине и публичной ораторской речи совершенно разные, и мудрец это прекрасно понимал. Если в такой беседе отношения между участниками равноправные (каждый в равной мере обладает «правом голоса», каждый воспринимает другого как равного— приятеля, соседа, знакомого), то в ситуации публичной речи «расклад» другой: оратор имеет исключительное «право на речь», слушатели же по «условиям игры» должны молча внимать; отношения между ними в этом неравноценны. Вместе с тем оратор неизбежно подвергается оценке, его речь и он сам могут не понравиться, так что ситуация для него гораздо более напряженная, «опасная», чем для всех, кто в совокупности составляет аудиторию, а следовательно, наделен правом оценивать речь и оратора. Человек античности вообще хорошо знал, что «Из уст безвластных и вельможных уст. Одна и та же речь звучит различно» (Так говорила Еврипидовская Гекуба, обращаясь к искусному оратору Одиссею). Уже в эту эпоху люди умели верно оценивать различия речевых ситуаций, использовать их особенности и верно ориентироваться в их разнообразии. Если же человек не знает или не понимает своей социальной роли и не владеет соответствующей ей речевой ролью в речевых ситуациях, неминуемы проблемы, а иногда и трагедии. Приведём пример из отечественной истории. «Существует такое понятие: царский характер,— пишет Эдуард Радзинский в книге «Господи... спаси и усмири Россию. Николай II: жизнь и смерть» (М., 1993).— Это сумма качеств, которая должна производить впечатление мощной воли [заметим: среди этих качеств отнюдь не последнее место, как вы увидите, занимает владение речевой ролью монарха.— А. М.]. У Николая этого не было... Его трагедия: будучи упрямым, он не умел сказать четкое «нет» в лицо просителю. Он был слишком деликатен и хорошо воспитан для грубой определенности. Вместо отказа он предпочитал промолчать. И, как правило, проситель принимал молчание за согласие». Речевая роль царя подразумевает неравноправие участников в ситуациях «царь — подданный»; от первого требуется жесткость, категоричность, авторитарность — царь должен повелевать, подданный — подчиняться. И это тоже своего рода «речевая игра» с четко определенными правилами, игра, которую наш монарх проиграл.

      Итак, кто говорит, кому адресует речь, каковы отношения между участниками  речевого события — это существенные элементы речевой ситуации.

      Наконец, еще один определяющий, важнейший ее элемент— это зачем говорится то, что произносится в данной ситуации речи. Каковы речевые цели (намерения) участников? Как они видят смысл происходящего речевого события? К чему, по их мнению, оно должно привести, каков должен быть его результат? Известный американский лингвист Чарльз Моррис (р. 1901 г.), один из основателей современной лингвистической прагматики (а значит, современной риторики), который, кстати, даже термины «прагматика» и «риторика» считал тождественными, еще в 1936 г. писал: «От колыбели до могилы, от пробуждения до засыпания современный индивид подвержен воздействию сплошного „заградительного огня" знаков, с помощью которого другие лица стараются добиться своих целей (...) Ему внушается, во что он должен верить, что должен одобрять или порицать, что должен делать или не делать...»

      Мы  уже договорились, что главными элементами, составляющими структуру речевой ситуации и определяющими ее, будем считать ее участников и отношения между ними (см. выше). Но получается, что партнеры по речевому общению (участники речевого события) интересуют риторику (и нас с вами сейчас) не столько как «физические лица», индивиды, но скорее как люди, выполняющие в данной речевой ситуации определенную роль (социальную и соответствующую ей речевую), находящиеся, следовательно, в определенных отношениях к речевым партнерам и выполняющие (реализующие) свои речевые цели (намерения). Значит, участник речевой ситуации как элемент ее структуры предстает перед нами в курсе риторики как носитель 1 — речевой роли; 2 — отношений к партнеру; 3 — речевых целей (намерений):

        

      роли  отношения  цели (намерения)

      Схема 1 

      К схеме сделаем пояснение. Содержание отношений между участниками  речевой ситуации (на схеме S1 и S2) в основном, как мы договорились, зависит от их речевых ролей; но все-таки роли и отношения — это не одно и то же. Например, речевые роли супругов (мужа или жены) будут разыгрываться по-разному, если пара наслаждается семейным счастьем или находится на грани развода; конкретное «исполнение» речевых ролей родителей также зависит от того, насколько реален и тесен контакт с сыном или дочерью; здесь возможен самый широкий спектр — от демонстрации товарищества до жестко авторитарного речевого поведения. Поэтому на схеме мы и разделили «роли» и «отношения».

      Вернемся к целям (речевым намерениям) участников речевого общения. Обратите внимание, насколько внимательно относится к этому элементу речевой (риторической!) ситуации Аристотель и насколько тесно в его «Риторике» связан этот элемент (намерение говорящего, цель речи) с другими составляющими речевой ситуации (особенностями адресата); посмотрим, как Аристотель говорит об этом: «Слушатель необходимо бывает или простым зрителем, или судьей, и притом судьей или того, что уже свершилось (член суда), или же того, что может свершиться (член народного собрания, государственный муж). Таким образом, естественно является три рода риторических речей: совещательные, судебные и эпидейктические» (Риторика: Книга первая.— 3). В этом фрагменте античный ритор выделяет три основных типа слушателей (адресатов речи) — «просто зритель»; судья, член суда; политик, aner politikos — государственный муж. Соответственно этим трем главным разновидностям слушателей Аристотель выделяет и три рода речей; для каждого из этих родов он указывает главную функцию — «дело».

      Вот как он рассуждает: «просто зрителю», который «обращает внимание только на дарование оратора», предназначен тот род речей, дело которых «хвалить или порицать». Это речь эпидейктическая (от греч. deiknumi — показываю, делаю видным, известным, являю, приветствую) — торжественная. Эпидейктическая речь (торжественная речь «на случай») произносится в наши дни на юбилеях учреждений и лиц, на официальных торжествах, даже в компаниях друзей за праздничным столом.

      Второму типу адресата — судье, члену суда, который должен вынести юридическое решение, предназначена речь «судебная», «дело» ее — «обвинять или оправдывать». В новейшее время судебная речь и судебное красноречие стало объектом особой частной риторической дисциплины — судебной риторики.

      Третий  же тип адресата — политик, государственный  муж; на народном собрании он принимает  решения. Такой человек нуждается  в речи «совещательной» — политической (и сам произносит такие речи). «Дело» совещательной речи — «склонять или отклонять», «давать советы» относительно того, какое решение предпочесть или отринуть на благо государства и сограждан. В наши дни традиции античного совещательного красноречия продолжаются и развиваются в современном политическом дискурсе — в речи политиков, государственных деятелей, в речи журналистов, в публицистике.

      Произнося речь каждой из трех разновидностей (родов), оратор руководствуется, по Аристотелю, особой целью: «Для людей, произносящих хвалу или хулу (эпидейктическую речь), целью служит прекрасное и постыдное».— Цель говорящего в такой речи — показать слушателям, «что такое хорошо и что такое плохо», зажечь в их сердцах любовь к прекрасному и ненависть к постыдному; подробнее об этом будет сказано в соответствующей части книги.

      «Для  тяжущихся (произносящих речь в суде) целью служит справедливое и несправедливое»; один обвиняет, другой защищает или защищается.— Цель говорящего — доказать, что он прав, что его точка зрения справедлива.

      «У  человека, дающего совет (политического  оратора), цель — польза и вред: один дает совет, побуждая к лучшему, другой отговаривает, отклоняя от худшего». (Все приведенные выше фрагменты взяты из «Риторики» Аристотеля.— Книга первая.— 3.)

      Итак, вот как Аристотель видит структуру  речевой ситуации.

      (просто  зритель)

      говорящий

        Цель— (добро и зло)

      Речь  судебная

      слушатель -

      (судья)

      (справедливость  и несправедливость)

        Речь совещательная

      — С₃ -* (политик)

      Цель (польза и вред)

      Обратите  внимание, что античный ритор главным, отправным элементом речевой  ситуации считает слушателя, а не оратора. А теперь обратимся к современной риторике. Как мы видим на схеме речевой ситуации «по Аристотелю», он, собственно, называет «целью» оратора «предмет речи» — прекрасное и постыдное; справедливое и несправедливое; полезное и вредное. Современная же лингвопрагматика и риторика считают целью говорящего тот результат, который он, сознательно или неосознанно, хочет получить от своей речи. Вот пример. Возьмем фразу. Сегодня хорошая погода. Посмотрим, каковы могут быть ваши речевые намерения (ваша цель как говорящего) в различных речевых ситуациях:

      молодой человек обращается к незнакомой хорошенькой девушке; цель — вступить в контакт (ситуация знакомства);

      вы  обращаетесь к приятелю; цель —  приглашение на прогулку: «Сегодня хорошая погода...»

      девушка отвечает на приглашение в кино; цель — отказ:

      «Сегодня  хорошая погода» (поэтому в кино я не пойду).

      Итак, речевые намерения (цели) участников общения — важный элемент структуры  речевой ситуации.

      Завершим описание структуры речевой ситуации, рассмотрев ее условия и обстоятельства. Они определяют ее, но не имеют прямого отношения к «действующим лицам». Это то, что драматурги описывают в соответствующих ремарках: «Ночь. Овраг, покрытый кустами; наверху забор сада Кабановых и калитка; сверху тропинка» («Гроза») и т. п. Понятно, что «обстановку» любой речевой ситуации можно описывать бесконечно подробно, до мельчайших деталей. Однако излишняя детализация нам не нужна. Для того чтобы описать, представить речевую ситуацию (например, ситуацию будущей речи, когда вы к ней готовитесь), необходимы только те условия и обстоятельства, которые действительно важны для нее, существенны — на что-то просто повлияют, а что-то даже «продиктуют», определят. В этом, надо сказать, весьма искусны хорошие драматурги. Вспомните Чехова: если на сцене ружье висит на стене, то оно должно обязательно выстрелить. Итак, нам понадобятся только отборные «декорации» и только самые важные «ремарки». Например, вовсе не все равно, в какое время состоится ваша речь — утром (когда?), днем или вечером (когда?). Суточный ритм активности человека влияет на его внимание и способность восприятия. (Эти проблемы подробнее рассмотрим в разделе, посвященном публичной речи.) Сейчас отметим только, что если часы вашего выступления придутся на период, когда любой слушатель склонен «клевать носом», то придется применить специальные средства для оживления внимания (и, главное, предусмотреть эту необходимость). Точно так же небезразлично, например, для результатов деловой беседы, удалось вам поймать «босса» или «шефа» в кабинете или в коридоре, успел он уже покурить или пообедать или нет и т. д.; думаем, все согласятся, что сообщать родителям неприятную новость лучше не тогда, когда они как следует устали на работе и, волоча за собой сумки со слишком дорого стоившими продуктами, едва успели переступить порог собственного дома, который вы не только не успели привести в порядок, но еще и хорошенько разбросали вещи, а в кухне прибавили немытой посуды.