Масса и власть

зависит,  когда  он  будет  приведен  в исполнение.  Протестовать никому  не

приходит в  голову "это бесполезно.

     Однако  земным властителям не так  просто, как Господу. Они не  вечны; их

подданные знают,  что их дни  тоже  сочтены. И  конец  этих  дней  можно даже

ускорить.   Как  всегда,  это  делается  с  помощью  насилия.  Кто  перестал

повиноваться, тот решается на борьбу. Ни один властитель не может быть раз и

навсегда уверен  в  покорности своих людей.  Покуда они  позволяют  ему себя

убивать,  он  может  спать  спокойно.  Но   едва  кому-то  удастся  избежать

приговора, властитель оказывается в опасности.

     Чувство  этой опасности никогда  не  покидает обладателя власти. Позднее,

когда речь зайдет  о природе приказа, будет показано, что  его страхи должны

становиться  тем  сильней,  чем  больше  его  приказов выполнено.  Он  может

успокоить  их, лишь  преподав урок. Ему нужна будет казнь ради самой  казни,

даже если жертва не так уж виновата. Время от времени  ему придется повторять

казни,  тем  чаще, чем  быстрее растут  его  сомнения.  Самые надежные, можно

сказать, самые  желанные его подданные это те, кто посланы им на смерть.

     Ибо  каждая  казнь,  за  которую   он ответствен, прибавляет ему   немного

силы. Это сила пережившего других, которой он таким  образом набирается. Его

жертвы вовсе  не собирались на самом деле выступить  против него, но они могли

бы это сделать. Его страх  превращает их может  быть, только задним числом во

врагов,  которые  против него  боролись. Он  их осудил, они побеждены, он их

пережил. Право  выносить  смертные приговоры в  его руках  становится оружием

наподобие любого другого, только гораздо действенней. Варварские и восточные

властители нередко  очень любили собирать свои  жертвы где-нибудь возле себя,

так,  чтобы  они всегда были перед  глазами. Но  и  там,  где обычаи этого не

позволяли,  властители все-таки подумывали,  как бы  такое сделать. Зловещую

забаву  в  подобном  духе  устроил,   как  рассказывают,  римский  император

Домициан*. Пир, который он придумал и подобного  которому  наверняка  никогда

больше  не  было,  дает  самое  наглядное  представление  о  глубинной  сути

параноического  властителя. Вот что сообщает об этом Кассий Дио*:

     "В   другой  раз  Домициан  поступил  с   благороднейшими  сенаторами  и

всадниками следующим  образом. Он оборудовал зал, в  котором  потолки, стены и

полы были совершенно  черными, и приготовил непокрытые ложа такого же цвета,

которые находились на голом  полу.  Гостей  к себе он пригласил ночью и  без

сопровождающих. Возле каждого он  велел  сначала  поставить пластинку в форме

надгробия с  именем гостя, тут же был  и маленький  светильник, какие  висят в

склепах.  Затем   в  зал   вошли   хорошо  сложенные  нагие  мальчики,  тоже

раскрашенные  черным, словно призраки. Они совершили  вокруг гостей  зловещий

танец, после  чего  расположились у  их ног.  Затем  гостям  были  предложены

угощения, какие  обычно  приносят  в жертву духам  умерших, сплошь черные  на

блюдах того же цвета. Гости  же дрожали  от страха, ожидая, что в  следующий

миг  им  перережут  горло.  Все, кроме  Домициана, онемели.  Царила  мертвая

тишина, как  будто  они  уже находились  в царстве мертвых.  Император же

принялся громко рассуждать о смерти и об убийствах. Наконец он  их отпустил.

Но сперва он удалил их рабов, которые их ждали  в передней. Он поручил гостей

другим рабам, им незнакомым, и велел препроводить их в повозки  или носилки.

Таким образом  он внушил  им  еще больше страха. Едва гости оказались у себя

дома и  перевели  дух, как к каждому  стали  являться посыльные  императора.

Теперь  каждый  из них был уверен, что тут-то и  настал  его  последний час.

Между тем один  из них  принес пластинку из серебра. Другие пришли с разными

предметами, среди  них блюда из драгоценного материала, которые подавались во

время еды. Наконец  у каждого из  гостей появился мальчик, прислуживавший ему

как его особый дух, но теперь вымытый  и украшенный. После ночи, проведенной

и смертельном  страхе, теперь они получали подарки" '.

     Таков  был "Пир покойников" у Домициана,  как это назвал народ.

     Непрерывный   страх,  в  каком  он  держал  своих  гостей,  заставил  их

замолкнуть. Говорил только он,  и  он  говорил  про  смерть  и  умерщвление.

Казалось, будто  они мертвы, а он один еще  жив.  На это угощение он  собрал

всех  своих  жертв,  ибо именно жертвами они  должны  были себя  чувствовать.

Наряженный, как  хозяин, но на самом деле словно переживший их, он обращался

к  своим  жертвам,  наряженным  гостями.  Ситуация  подчеркивалась не только

количеством тех, кого он пережил,  в ней была особая утонченность. Хотя  они

были как будто  мертвы, он мог в любой момент умертвить их на самом  деле.  В

сущности, так  был начат процесс, позволявший  ему  пережить  других. Отпуская

этих людей, он их милует.  Еще раз  он заставляет их дрожать,  поручая чужим

рабам. Они добираются до дому -он вновь посылает к ним  вестников смерти. Они

приносят  им  подарки,  в  том  числе  самый  большой--жизнь. Он  может, так

сказать, послать  их из жизни в смерть, а затем  опять возвращать из смерти в

жизнь. Этой игрой  забавляется он не раз. Она дает ему  высшее  чувство власти

- выше уже  не придумаешь.

     Dio. Romische Geschichte. Epitome von Buch LXVII, Cap. 9. 
 

ЭЛЕМЕНТЫ ВЛАСТИ 
 

Насилие и власть 

     С  насилием связано  представление  о  чем-то близком и теперешнем. В нем

больше принуждения, и  оно более  непосредственно, чем  власть.  Подчеркнуто

говорят  о  физическом насилии.  Самые  низкие  и самые животные  проявления

власти лучше  назвать насилием. Насильно хватают  добычу и насильно отправляют

се в рот.  Если для насилия есть достаточно времени, оно становится властью.

Но  в миг, когда  ситуация  потом  все-таки обостряется, когда надо  принять

решение и пути назад уже нет, она вновь оказывается чистым  насилием. Власть

понятие более  общее и более широкое, чем  насилие; она гораздо содержательней

и не так  динамична. Она более обстоятельна,  даже по-своему терпелива. Само

немецкое  слово  "Macht" происходит от древнего готского корня "magan", что

значит  "мочь,  иметь  возможность",  и  никак  не связано с корнем  "machen"

"делать".

     Разницу   между  насилием и  властью  можно продемонстрировать  на  очень

простом примере  на отношении между кошкой и мышью.

     Мышь,  схваченная однажды,  подверглась со стороны кошки насилию.  Та

поймала ее, держит и собирается  умертвить. Но как  только она начинает с нею

играть,  возникает   нечто  новое.  Она  отпускает  ее,  позволяя  чуть-чуть

отбежать. Стоит  же мыши  повернуться к кошке хвостом и побежать, как она уже

оказывается вне  сферы  ее насилия. Но во власти кошки  настичь мышь. Если она

позволит ей  убежать совсем, та покинет и  сферу се  власти. Однако,  покуда

кошка наверняка  может достать  мышь, та  остается в ее власти. Пространство,

которым распоряжается  кошка,  мгновения надежды, которые  она даст  мыши, но

под строжайшим надзором, не теряя интереса к ней  и к се умерщвлению, все это

вместе: пространство,  надежда,  надзор и  заинтересованность  в умерщвлении

можно назвать сущностью власти или просто самой властью.

     Таким   образом,  власти  в противоположность  насилию присуща  несколько

большая широта, у нее  больше и пространства, и  времени. Можно сказать, что

тюрьма похожа на пасть:

     отношение  между  ними это  отношение между властью и  насилием. В пасти

уже не остается подлинной надежды, для жертвы  здесь  нет уже ни времени, ни

пространства. И  в том и в другом отношении  тюрьма как бы расширенная пасть.

Можно сделать  несколько шагов туда-сюда,  как  мышь под надзором кота,  то и

дело чувствуя на спине  взгляд надзирателя. Есть еще время и есть надежда за

это  время   бежать  или  получить   свободу,  при  этом  всегда  чувствуешь

заинтересованность  тех,  в чьей власти ты находишься,  в  твоей гибели, даже

если эта гибель как будто отсрочена.

     Но  разницу  между властью и  насилием можно проследить и  в совсем другой

области, в многообразных  оттенках религиозной преданности. Каждый верующий в

Бога  постоянно  чувствует себя в  божьей власти  и  должен с  ней по-своему

считаться.   11о   некоторым   этого   недостаточно.   Они   ждут  открытого

вмешательства,   непосредственного   акта   божественного   насилия,   чтобы

удостовериться  в нем и ощутить его на себе. Они все время ждут  приказа. Бог

для  них имеет ярко  выраженные  черты повелителя. Его активная  воля, их

активное  подчинение   в   каждом  отдельном  случае,  в  каждом  проявлении

составляют для  них суть веры. Религии такого  рода склонны подчеркивать роль

божественного  предопределения, так что приверженцы  их получают возможность

воспринимать  все, что  с  ними  происходит,  как непосредственное  выражение

божественной  воли.  Они  всякий раз могут  подчиняться ей, и  так вплоть до

самого конца. Как будто они  уже живут  во  рту Господа, который в следующий

миг их разжует.  Однако в этом ужасном  состоянии  они должны бесстрашно жить

дальше и действовать  праведно.

     Наиболее  полно выражена  эта  тенденция  в  исламе  и  кальвинизме.  Их

приверженцы   жаждут   божественного   насилия.  Одной  божьей   власти   им

недостаточно, в  ней есть что-то слишком общее, далекое, и она слишком много

предоставляет им самим.  Постоянное ожидание приказа  решающим образом влияет

на  людей,  раз  и  навсегда  вручивших  себя  повелителю,  и  определяет их

отношения  с  другими.  Оно  создает  тип  верующего-солдата,  для  которого

наиболее точным выражением жизни  является  битва,  который не страшится ее,

потому  что  все  время чувствует  себя  ее участником.  Об  этом типе более