Историография

Особенно наглядно это  проявилось в работах Н. Трубецкого. Он, в частности, критикуя положение о «магистральном пути прогресса», называя его «шовинистическим» подчеркивает важную мысль о том, что невозможно сравнить две культуры или цивилизации и определить, какая из них более «развитая» ибо сравнение уровней требует признания некоторой из них за эталон, что изначально ставит «произвольно» выбранную культуру (цивилизацию) в преимущественное положение. Выводы Н. Трубецкого однозначны: полное заимствование чужой культуры невозможно (и с этим, как нам кажется, нельзя не согласиться) и даже частичное может привести к опасным последствиям — потере способности воспроизводства собственной культуры. В этом последнем утверждении проявилась другая крайность — явная недооценка общих закономерностей, направляющих «невидимой рукой» человечество в какое-то единое общецивилизационное русло.

Евразийство имеет свои преимущества и недостатки, однако эта концепция дает набор положений, позволяющий достаточно полно понимать историю России.

 

 

 

 

 

 

 

27. Условия научной работы и задачи советских историков в обстановке ВОВ и первое послевоенное десятилетие.

Победа СССР в Великой  Отечественной войне оказала  большое влияние на развитие исторической науки в стране. Сложны и многоплановы были изменения в общественном сознании в итоге войны. Политико-идеологические и духовные реалии послевоенного времени несли в себе импульс к обновлению, что не могло не сказаться на состоянии исторической науки. В ней, несмотря на главенство партийного официоза, постепенно укреплялась тенденция объективности исследования.

Усиление патриотической тенденции в идеологии и науке в сочетании с остававшейся в силе предвоенной критикой школы М.Н.Покровского способствовало появлению позитивных моментов в оценках событий дореволюционной истории России и историографического прошлого ее исторической науки.

Вместе с тем, в условиях начавшейся “холодной войны” идеологическая составляющая общественных наук продолжала играть первостепенную роль. Общественные науки оставались “идеологическим  фронтом”, историческая же наука – одним из его участков

В 1946 году Управление агитации и пропаганды при ЦК ВКП(б) приступило к выпуску ежедекадной газеты “Культура и жизнь”, специальный  выпуск которой от 30 ноября 1946 г. был  посвящен исторической науке, в том  числе работе Института истории  АН СССР и республиканских институтов исторического профиля, публикаторской деятельности издательств в области истории.

Суммируя задачи, поставленные перед советскими историками, можно  выделить несколько направлений. Во-первых, было выдвинуто требование актуализировать проблематику исторических исследований, в том числе резко усилить внимание к проблемам социалистического строительства. Во-вторых, требовалось преодолеть мелкотемье и перейти к решению кардинальных проблем исторической науки. В третьих, предстояло наладить координацию деятельности историков центра и периферии и обратить внимание на подготовку кадров историков.

После вынужденного в  условиях военного времени сокращения исследовательской деятельности в  области общественных наук, в том  числе и истории, в первое послевоенное десятилетие наблюдалось ее оживление; целенаправленно проводилась подготовка молодых кадров историков, чтобы возместить понесенные в ходе войны потери среди научных работников и преподавателей исторических факультетов вузов.

Отличительной чертой советской исторической науки этого периода было обилие дискуссий. Партийное руководство наукой рассматривало их как средство повышения творческой активности обществоведов и историков, в частности. Оно инициировало проведение дискуссий по проблемам, имеющим методологическое звучание.

В 1947 году была развернута дискуссия по книге Г.Ф.Александрова “История западноевропейской философии”. Философская по своему основному  звучанию, эта дискуссия экстраполировалась и на историческую науку. Ее главный  вывод – философия марксизма является отрицанием всей предшествующей буржуазной науки –в приложении к исторической науке означал пресечение изучения истории отечественной исторической науки как единого органического процесса, противопоставив советскую историографию всей предшествовавшей.

Ориентация советских  философов на изучение современной  тематики, к которой призывали  участники дискуссии, в области  отечественной истории прямо  переносилась на первостепенное изучение советского общества. Также был в  очередной раз подтвержден принцип партийности в исследовательской деятельности; более того, к ученым предъявлялось требование вести научные споры не “профессорски – вежливым расшаркиванием”, а “боевым, большевистским языком”.

Использование этого  языка научного общения приводило к тому, что дискуссии становились малопродуктивными по существу, поскольку истина не доказывалась, а прокламировалась. Такая ситуация складывалась не только в обсуждениях всесоюзного масштаба, но и при достаточно узкой полемике. Историки отказывались от дискуссий, прибегая к авторитету партийных лидеров.

Появление в начале 1942 года фундаментального исследования Н.Л.Рубинштейна  было событием в советской историографии, поскольку оно впервые проследило “историю русской исторической мысли  в научном познании русского исторического процесса”, показало последовательное накопление исторических знаний, напомнило о богатстве дореволюционной историографии. “Русская историография” явилась свидетельством разрушения характерного для школы М.Н.Покровского нигилистического отношения к наследию дореволюционных историков.

        Однако изменение идеологических ветров в условиях “холодной войны” и резкого идеологического противостояния двух систем обусловило новый этап критики “буржуазного объективизма”, помноженного на космополитизм. “Русская историография” Н.Л.Рубинштейна попала под огонь критики несмотря на неоспоримый вклад в науку.

Большой резонанс в исторической науке первых послевоенных лет имела  дискуссия по вопросам языкознания.

Такое следование в фарватере идеологической политики коммунистической партии самым непосредственным и негативным образом сказывалось на проблематике исторических исследований, используемых в них подходах. Исходя из этого обстоятельства, в современной отечественной историографии нередко вся послеоктябрьская историческая литература объявляется сплошь политизированной, фальсифицированной и, следовательно, в утратившей научность.

Однако это утверждение  нельзя распространять на всю советскую  историографию: конкретные примеры  убеждают, что приоритет научности был неоспорим для многих ученых, хотя об этом мало говорилось публично.

Нельзя не сказать  здесь и о том, что следование историческим источникам требовало  от ученых не только научной добросовестности, но и решительности, поскольку соблазн бесконфликтного подбора цитат, обедняющих, а зачастую просто искажающих собственно документ, был весьма и весьма велик. Особенно сложно обстояло дело с изучением проблем истории ХХ века, советского общества в особенности, когда от историка требовалось наполнить конкретными фактами готовую схему, отбросив те из них, которые ей противоречили.

Путь от источника  к истине был тернист, гораздо  спокойнее было течение обратное - от истины в виде канонизированных положений марксизма к подтверждению  ее документальными материалами. Противостояли такому упрощенному исследовательскому методу далеко не все историки, но и не каждый ему следовал.

В послевоенные годы кардинально  изменились идеологические установки  в области решения проблемы присоединения  к России нерусских народов и, соответственно, оценки их народных движений. Точка зрения, к примеру, на политику царского правительства в Казахстане, трактовавшуюся ранее как колониальную с позиций ее осуждения, и соответственно на признание прогрессивными и освободительными национальных движений (в данном конкретном случае - движения Кенесары Касымова) была изменена на противоположную.

Исследовательская политика в области советской исторической науки в первые послевоенные годы строилась, главным образом, на приоритете коллективных обобщающих изданий. На их подготовке были сосредоточены главные исследовательские силы. Продолжалась работа над многотомной “Историей СССР”, 6-томной “Историей Москвы”, была начата подготовка к созданию “Всемирной истории”. Такое положение сдерживало монографическую исследовательскую деятельность, именно посредством которой в научный оборот вводится новый источниковый материал, что негативно сказывалось на общем развитии исторической науки тех лет (и на самих обобщающих трудах).

Постепенно терял остроту кадровый голод. Был увеличен прием студентов на исторические факультеты вузов, шла активная подготовка ученых через аспирантуру. Оценивались не только исследовательские способности историков, но и степень их идеологической зрелости, на которую обращалось пристальное внимание.

Однако такие и им подобные решения проблемы не снимали; все равно продолжали возникать  научные вопросы, не укладывавшиеся в перечень одобренных отделом науки  ЦК трактовок. И хотя “цензура собственной  головы” (не говоря уже о научной администрации) побуждала историков обходить политически и идеологически заостренные сюжеты или освещать их согласно традиции, творческий поиск и работу мысли остановить было нельзя. В науку входило новое, послевоенное поколение исследователей, условия формирования которого были иными, чем у “первого марксистского”. Именно оно со свойственным молодым исследователям пылом восприняло идеи оттепели. Творчески настроенные историки получили возможность для поиска ответов на вопросы, которые уже давно волновали исследователей.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

28. Советская историческая наука в период «оттепели» (середина 1950-х-середина 1960-х гг.).

XX съезд КПСС и его  влияние на развитие советской  исторической науки. Противоречия  в преодолении негативного воздействия  культа личности Сталина на работу советских историков. Постановление ЦК КПСС 1957 г "О журнале "Вопросы истории"", трактовка принципов объективности и партийности в исторической науке. Всесоюзное совещание 1962 г. по вопросам подготовки научно-педагогических кадров по историческим наукам: ограничения в критике сталин£кои методологии и преодоления ошибок в изучении прошлого нашей страны.

Разработка вопросов методологии исторического поз^ания- Обсуждение доклада П.Н. Федосеева  и Ю.П. Францева в АН СССР (1964 г.); орошения истории и социологии. Выступление М.Я. Гефтера. Создание сектора методологии истории при АН СССР. Дискуссия о теории общественно-экономических формаций н возможностях ее применения в анализе истории традиционных обиеств-

Роль исторического  наследия В.И Ленина в преодолении негативного влияния сталинских идей на .советскую историческую науку. ЛенинианЗ конца 1950-1960-х гг.: ответы на основные вопросы истории России. Издание Полного собрания сочинений В.И. Ленина. Работа советских историков над совеРшенствованием ленинской теории и методологии изучения прошлого.

Восстановление в правах историографии истории соРетского общества. Научная и политическая реабилитация репрессированных истори#ов- Систематизация историографических знаний по отечественной истории: спорны6 теоретические проблемы, дискуссии о критериях периодизации. Издание многотомной исторической энциклопедии.

Разработка проблемы исторических предпосылок Октябрьской  революции: идеологические и научные  аспекты. Формирование "нового направления" в изучении экономики России периода империализма. Исследования B.J4- Бовыкина, П.В. Волобуева, К.Н. Тарковского, АЛ. Сидорова по истории российского финансового капитала.

Спорные вопросы развития аграрного строя России накануне Октябрьской революции. Позиции A.M. Анфимова и С.М. Дубровского. Трактовка ленинской теории о двух путях развития капитализма в России. Дискуссия °б уровне аграрных отношений и миогоукладности аграрного строя России в период империализма.

Возвращение ленинских  подходов в изучение истории Октябрьской революция, гражданской войны и интервенции. Анализ социального состава и характера Массовых движений в революционной России. Исследования по (Ктории буржуазных и мелкобуржуазных партий России. Критика сталинских принципов разработки историко-партийной проблематики. Издание учебника по истории КПСС под редакцией Б.Н. Пономарёва. Исследования по проблеме "Ленин как историк партии". Подготовка многотомной история КПСС.

Обсуждение вопроса  о природе российского абсолютизма  на страницах журнала "Истории СССР". Вступления А.Я. Авреха, М.П. Павловой-Сильванской, СА. Покровского. С.М. Троицкого, А.Л. Шапиро. Связь дискуссии с полемикой об особенностях российского империализма.

Борьба против идеализации  деятельности Ивана Грозного в советской  исторической науке. Критика сталинской историографии вопроса С.М. Дубровским. История опричнины в исследованиях АА. Зимина, В.Б. Кобрина, Р.Г. Скрынникова. Проблемы становления Русского централизованного государства.

 

 

 

29. М.В. Нечкина (1901-1985) и декабристоведение  в советской исторической науке.

Нечкина Милица Васильевна (12.2.1901, Нежин - 1985), историк, академик АН СССР (1958), действительный член Академии педагогических наук (1947), лауреат Сталинской премии (1948). Образование получила в  Казанском университете (1921). С 1921 преподавала в Казани, затем - в Москве: на рабфаке Московского университета, в Коммунистическом университете народов Востока, Московском университете. Академии общественных наук Одновременно с 1935 была научным сотрудником Института истории АН СССР. Была ведущим советским историком по декабристам и "дворянским революционерам". Ее многочисленные работы основаны на огромном историческом материале, в то же время они страдают большим числом допусков, когда для доказательства своей позиции она использовала недоказанные предположения. Стала классиком изучения декабризма. Именно к этому частному событию она свела практически всю историю развития России в начале XIX в. Одновременно Н. была автором насквозь фальсифицированных в необходимом И.В. Сталину ключе коллективных работ: "История пролетариата СССР" (1930-35), "Очерки истории пролетариата СССР" (1931) и т.д. Она же была автором и редактором 2-го тома учебника "История СССР" для вузов (1940), по которому более 30 лет студенты учили русскую историю, представленную так, как этого требовала компартия.