Историография

Однако П. Савицкий стремится  понять, в чем особенность культурно-исторического  типа России. По его мнению «Россия  — часть особого „окраинно-приморского“ мира, носительница углубленной культурной традиции. В ней сочетаются одновременно историческая „оседлая“ и „степная“ стихия». В этом он видит одно из важнейших обстоятельств новейшей русской истории. «Пережив в начальные века развития влияние степных народов как влияние внешнее, ныне народ российский сам как бы охватывает степь. Степное начало, привитое русской стихии как одно из составляющих её начал со стороны, укрепляется и углубляется в своем значении, становится неотъемлемой её принадлежностью; и наряду с „народом-земледельцем“, „народом-промышленником“ сохраняется или создается в пределах русского национального целого „народ-всадник“, хотя бы и практикующий трехполье».

Преобладающую эмоциональную  сторону в евразийском восприятии происходящего хорошо подметил Николай Бердяев.

Лев Гумилев. Теория этногенеза

Важным этапом развития евразийства выступает концепция  этногенеза Льва Гумилева, в которой  произошло органическое слияние  природно-географического и культурно-исторического  подходов. В ряде книг, — «Этногенез и биосфера Земли», «Тысячелетие вокруг Каспия» и От Руси до России, — автор, используя евразийскую концепцию и дополняя её собственными разработками, формирует свою концепцию этногенеза, приводящую его к ряду выводов, среди которых для нас наибольшую важность имеют следующие: во-первых, любой этнос представляет собой общность людей, объединенную некоторым стереотипом поведения; во-вторых, этнос и его стереотип поведения формируются в конкретных географо-климатических условиях и остаются устойчивыми длительный период времени, сравнимый со временем существования этноса; в-третьих, суперэтнические целостности формируются на основе обобщенного стереотипа поведения, разделяемого представителями различных этносов единого суперэтноса; в-четвертых, стереотип поведения суперэтнической целостности представляет собой некоторый способ бытия, отвечающий определенным условиям существования.

Суперэтническая целостность

Конечно, многие положения  концепции Льва Гумилёва разработаны  применительно к этнологии и  этнографии, но они также могут быть транслированы в другие науки: суперэтническая целостность в понятие «цивилизация», стереотип поведения в «ощущение». Важно другое-то, что занимаясь концепцией этногенеза и исследуя фактографический материал Льва Гумилёва показывает, что на территории Евразийского материка необходимо выделять несколько доменов, обладающих собственными условиями существования, которые приводят к устойчивой форме бытийствования этносов. Также, исследуя домен Каспийского моря, сформировавший «монгольское» бытие, он показывает, что это бытие сформировано условиями окружающей среды и не уступает никакому бытию.

В книге «От Руси до России» Лев Гумилёв выявляет суперэтническую целостность —  Россия, и показывает, что российский способ бытия включает в себя целый комплекс восприятий и образов: от «речного» и «лесного» до «степного», и только подобный комплекс позволяет осваивать территорию России наиболее полно. Органично соединяя в себе и европейское, и азиатское, Россия соединяет эти две цивилизации по своему, и поэтому сама выступает как самостоятельная цивилизация.

В истории развития евразийского подхода как раз неоднократно подчеркивалось, что «ни одна цивилизация  не может гордиться тем, что она  представляла высшую точку развития, в сравнении с её предшественницами или современницами, во всех сторонах развития».

Правда этот тезис  у родоначальников евразийского подхода вытекает из определенной недооценки общих закономерностей исторического  развития, из сугубо критического отношения  к положению о «магистральном пути» общественного прогресса. Н. Данилевский отмечает, что «прогресс состоит не в том, чтобы идти все в одном направлении, а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях». Хотя здесь защищается очень нужный и актуальный сегодня тезис о необходимости учета «качественных различий» народов, все же недооценка общих закономерностей может привести к другой крайности и утверждению о бессмысленности и бесполезности учета опыта других народов.

Особенно наглядно это  проявилось в работах Н. Трубецкого. Он, в частности, критикуя положение  о «магистральном пути прогресса», называя его «шовинистическим»  подчеркивает важную мысль о том, что невозможно сравнить две культуры или цивилизации и определить, какая из них более «развитая» ибо сравнение уровней требует признания некоторой из них за эталон, что изначально ставит «произвольно» выбранную культуру (цивилизацию) в преимущественное положение. Выводы Н. Трубецкого однозначны: полное заимствование чужой культуры невозможно (и с этим, как нам кажется, нельзя не согласиться) и даже частичное может привести к опасным последствиям — потере способности воспроизводства собственной культуры. В этом последнем утверждении проявилась другая крайность — явная недооценка общих закономерностей, направляющих «невидимой рукой» человечество в какое-то единое общецивилизационное русло.

Евразийство имеет свои преимущества и недостатки, однако эта концепция дает набор положений, позволяющий достаточно полно понимать историю России.

Евразийство и фашизм

Евразийцы утверждали, что  Запад унаследовал из иудаизма такие  понятия как “закон”, “правовое  государство”, “правовые гарантии”  и “права человека”, якобы “закрепощавшие личность”. Они видели недостаток иудаизма в том, что он строго кодифицировал поведение человека, и называли Бога евреев “Богом-администратором”, противопоставляя это православию, где основой всех взаимоотношений служила любовь. К тем же “иудаистским” корням они возводили и “мессианскую” сущность марксистского учения о коммунизме. Эти идеи они сопоставляли с присущим якобы только русской душе понятием о справедливости, о “Государстве Правды”, которому строгое писаное законодательство могло идти только во вред, как чуждая идея, основанная на бездушном механицизме.

Однако откровенный  антисемитизм не пользовался популярностью  в интеллектуальных и деловых  кругах Европы и мог повредить  авторитету молодого евразийства в  его борьбе за умы русской эмиграции. Очевидно, поэтому начиная с 1923 г. из рассуждений евразийцев о закате и разложении западной цивилизации исчезли все ссылки на какой-либо “еврейский рационализм и позитивизм”. Тем не менее и во второй половине 1920-х гг. критики неизменно отмечали присутствие в евразийстве антисемитских тенденций. Антисемитский уклон раннеевразийских представлений о праве, материализме, марксизме и бездуховности был унаследован рядом более поздних постреволюционных течений, например национал-максимализмом и русским фашизмом.

Николай Бердяев предупреждал, говоря об эмоциональном настрое евразийцев: «Такого рода душевная формация может обернуться русским фашизмом».

26. Евразийская концепция русской истории.

Еврази́йство — историософское учение, получившее свое имя за ряд  особенных положений, связанных  с историей Евразии — уникального континента, возникшего на территории «центрального» домена Евразийского континента. Евразийское движение, расцветшее в среде русской эмиграции в 1920-1930-е гг., переживает в наше время как бы второе рождение. Идеи евразийства в той или иной мере подхвачены интеллектуальной элитой России.

XIХ век. Панславизм

Н. Данилевский, В. Ключевский, Н. Трубецкой и П. Савицкий — это  лишь малый ряд авторов, работавших над развитием этой концепции. Но так как евразийство (как научная  концепция) является лишь частью более широкого исследовательского подхода — цивилизационного, — то этот ряд может быть расширен, в том числе и нашими современниками.

Среди современников  особо следует отметить Л. Гумилёва, исследовавшего процессы этногенеза с  опорой на концепцию евразийства.

Основными общими положениями  евразийской концепции можно  назвать следующие: во-первых, существование  культурно-исторических типов, во-вторых, влияние природно-географических факторов на местную историю (гипотеза «месторазвития»), и, в-третьих, специфическое определение прогресса.

«Россия и Европа»: культурно-исторический тип

Н. Данилевский в своей  работе «Россия и Европа» поставил проблему причин взаимонепонимания  между Россией и Европой. Для  её разрешения он сформулировал ряд  вопросов, в том числе о самой сущности понятий «Россия» и «Европа». По его мнению, невозможно говорить о географических сущностях в ответе на этот вопрос, ибо эти понятия иной природы: «Смысл его [наименования „Европа“] очень полновесен — только он не географический, а культурно-исторический, и в вопросе о принадлежности или непринадлежности к Европе география не имеет ни малейшего значения». Н. Данилевский говорит о культурно-историческом типе — различии между русским и европейцем, выделяя романо-германский и греко-византийский типы как противостоящие друг другу и обусловленные всем ходом исторического развития. Но глубокая мысль автора о том, что культурно-исторический тип не имеет простого «наложения» на географию, все же чересчур категорична в той части, будто «география не имеет ни малейшего значения». В таком случае полностью отрицается роль природно-географического фактора в формировании народного менталитета, выступающего в качестве важнейшей составляющей такого феномена как «культурно-исторический тип».

Ключевский: воздействие природы на человека

В этом отношении представляет безусловный интерес позиция  исследователя истории России В. Ключевского. Занимаясь историей одного государства, он ищет факторы на неё  влияющие, среди которых особую роль он отводит как раз природно-географическому фактору, показывая непосредственное воздействие природы на человека. В первых лекциях своего «Курса русской истории» В. Ключевский отмечает значительный уровень природного влияния: «человек поминутно и попеременно то приспособляется к окружающей его природе, к её силам и способам действия, то их приспособляет к себе самому, к своим потребностям, от которых не может или не хочет отказаться, и на этой двусторонней борьбе с самим собой и с природой вырабатывает свою сообразительность и свой характер, энергию, понятия, чувства и стремления, а частью и свои отношения к другим людям. И чем более природа дает возбуждения и пищи этим способностям человека, чем шире раскрывает она его внутренние силы, тем её влияние на историю окружаемого ею населения должно быть признано более сильным, хотя бы это влияние природы сказывалось в деятельности человека, ею возбужденной и обращенной на её же самое». «Курс русской истории» изобилует конкретными примерами влияния природно-географического фактора на историю, его роли в формировании психологии русского народа.

Ощущение моря и ощущение континента

Развивая концепцию  культурно-исторических типов, П. Савицкий, в отличие от Н. Данилевского, акцентирует  внимание на «ощущении» — особом способе  восприятия окружающей действительности, — ощущение моря и ощущение континента, называя одно западноевропейским, другое — монгольским: «на пространстве всемирной истории западноевропейскому ощущению моря как равноправное, хотя и полярное, противостоит единственно монгольское ощущение континента». По этому поводу следует заметить, что подобное решение характерно для историософии вообще. Например, Х. Макиндер связал романо-германский тип с «морским» восприятием окружающей действительности, а греко-византийский — с «материковым». В понимании П. Савицкого русские в некоторой доле тоже монголы, ибо «в русских „землепроходцах“, в размахе русских завоеваний и освоении — тот же дух, то же ощущение континента».

Однако П. Савицкий стремится  понять, в чем особенность культурно-исторического  типа России. По его мнению «Россия — часть особого „окраинно-приморского“ мира, носительница углубленной культурной традиции. В ней сочетаются одновременно историческая „оседлая“ и „степная“ стихия». В этом он видит одно из важнейших обстоятельств новейшей русской истории. «Пережив в начальные века развития влияние степных народов как влияние внешнее, ныне народ российский сам как бы охватывает степь. Степное начало, привитое русской стихии как одно из составляющих её начал со стороны, укрепляется и углубляется в своем значении, становится неотъемлемой её принадлежностью; и наряду с „народом-земледельцем“, „народом-промышленником“ сохраняется или создается в пределах русского национального целого „народ-всадник“, хотя бы и практикующий трехполье».

Лев Гумилев. Теория этногенеза

Важным этапом развития евразийства выступает концепция  этногенеза Льва Гумилева, в которой  произошло органическое слияние  природно-географического и культурно-исторического  подходов. В ряде книг, — «Этногенез и биосфера Земли», «Тысячелетие вокруг Каспия» и От Руси до России, — автор, используя евразийскую концепцию и дополняя её собственными разработками, формирует свою концепцию этногенеза, приводящую его к ряду выводов, среди которых для нас наибольшую важность имеют следующие: во-первых, любой этнос представляет собой общность людей, объединенную некоторым стереотипом поведения; во-вторых, этнос и его стереотип поведения формируются в конкретных географо-климатических условиях и остаются устойчивыми длительный период времени, сравнимый со временем существования этноса; в-третьих, суперэтнические целостности формируются на основе обобщенного стереотипа поведения, разделяемого представителями различных этносов единого суперэтноса; в-четвертых, стереотип поведения суперэтнической целостности представляет собой некоторый способ бытия, отвечающий определенным условиям существования.

Суперэтническая целостность

В книге «От Руси до России» Лев Гумилёв выявляет суперэтническую целостность —  Россия, и показывает, что российский способ бытия включает в себя целый комплекс восприятий и образов: от «речного» и «лесного» до «степного», и только подобный комплекс позволяет осваивать территорию России наиболее полно. Органично соединяя в себе и европейское, и азиатское, Россия соединяет эти две цивилизации по своему, и поэтому сама выступает как самостоятельная цивилизация.

В истории развития евразийского подхода как раз неоднократно подчеркивалось, что «ни одна цивилизация  не может гордиться тем, что она  представляла высшую точку развития, в сравнении с её предшественницами или современницами, во всех сторонах развития».

Правда этот тезис  у родоначальников евразийского подхода вытекает из определенной недооценки общих закономерностей исторического  развития, из сугубо критического отношения  к положению о «магистральном пути» общественного прогресса. Н. Данилевский отмечает, что «прогресс состоит не в том, чтобы идти все в одном направлении, а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях». При понимании прогресса как развития всех народов по единому пути «качественное различие племен человеческого рода, — как считает указанный автор, — совершенно упускается из вида». Хотя здесь защищается очень нужный и актуальный сегодня тезис о необходимости учета «качественных различий» народов, все же недооценка общих закономерностей может привести к другой крайности и утверждению о бессмысленности и бесполезности учета опыта других народов.