Свобода личности

Главная проблема философии  Бердяева - смысл существования человека и с связи с ним смысл  бытия в целом. Ее решение, по мнению писателя, может быть только антропоцентрическим - философия «познает бытие из человека и через человека», смысл бытия  обнаруживается в смысле собственного существования. Осмысленное существование - это существование в истине, достижимое человеком на путях спасения (бегства от мира) или творчества (активного переустройства мира культурой, социальной политикой).

По мнению русского философа Г.П. Федотова, «четыре понятия, взаимно связанных, в сущности разные аспекты одной идеи, определяют религиозную  тему Бердяева: Личность, Дух, Свобода  и Творчество». 

Философия Бердяева носит персоналистический характер; он сторонник ценностей индивидуализма. «Истинное решение проблемы реальности, проблемы свободы, проблемы личности - вот настоящее испытание для  всякой философии», - считает он. Н.О. Лосский пишет: «В особенности же Бердяев интересуется проблемами личности... она не часть общества, напротив, общество - только часть или аспект личности. Личность - не часть космоса, напротив, космос - часть человеческой личности.» Бердяев был поглощен экзистенциальным интересом к человеку, в «Самопознании» он отмечает: «...экзистенциальная философия ... понимает философию как  познание человеческого существования  и познание мира через человеческое существование...». Однако, в отличие  от других философов-экзистенциалистов, писатель не удовлетворяется сопереживанием, его волнует не столько трагедия человеческого существования, сколько  свобода человеческой личности и  человеческого творчества. «Свобода для меня первичнее бытия. Своеобразие  моего философского типа, прежде всего, в том, что я положил в основание  философии не бытие, а свободу». «Свобода, личность, творчество лежат в основе моего мироощущения и миросозерцания»,- пишет Бердяев. Он онтологизирует свободу, выводит за рамки обычных проблем  философии. Cвобода, своими корнями  уходящая в иррациональную и трансцендентную  безосновность, является для него исходной и определяющей реальностью человеческого  существования. Бердяев пишет: «Свободу нельзя ни из чего вывести, в ней  можно лишь изначально пребывать». 

Человеческая иррациональная свобода коренится из «ничто», но это не пустота, это первичный  принцип, предшествующий Богу и миру. Бердяев пишет: «Где-то в несоизмеримо большей глубине есть Ungrund, безосновность, к которой неприменимы не только категории добра и зла, но неприменимы  и категории бытия и небытия». Термин "Ungrund" Бердяев заимствовал  у немецкого мистика конца XVI - начала XVII века Я. Беме. 

Философа волнует  проблема теодицеи, то есть примирения зла мира (объективации) с существованием Бога, которая для него также связана  с проблемой свободы. Бердяев  считает, что «трудно примирить  существование всемогущего и  всеблагого Бога со злом и страданиями  мира». Таким образом, он приходит «к неизбежности допустить существование  несотворенной свободы». 2Свобода  не создана Богом, но он сам рождается... из свободы и из этой же свободы, из Ничто, которое потенциально содержит в себе Все, от творит мир». «Есть  какой-то первоначальный исток, ключ бытия, из которого бьет вечный поток... в нем  совершается акт Богорождения». «Бог присутствует лишь в свободе  и действует лишь через свободу»,- вот мысль писателя. Эта идея несет  у Бердяева двойную службу: объясняет  наличие зла в мире («несотворенная свобода объясняет... возникновение  зла») и определяет свободу человека не только по отношению к миру, но и к Богу. Такая концепция свободы  трудно примирима с пониманием Бога как существа Абсолютного. Так как  свобода не создана Богом, он не обладает властью над свободой. Свобода  первична по отношению к добру  и злу, она обусловливает возможность  как добра, так и зла. Поэтому  Бог-Творец всесилен над бытием, но не обладает никакой властью над  небытием, над несотворенной свободой. Эта бездна первичной свободы, изначально предшествующей Богу, является источником зла. Бердяев не мог, подобно Соловьеву, возложить ответственность за зло  в мире на Бога 

Но он в равной мере не принимал христианскую схему, укоренявшую зло в самом человеке. Он предпочитал абсолютизировать свободу, отделить ее от Бога и человека, чтобы  тем самым онтологизировать зло, погрузить его в добытийственный  хаос. Это открывало путь к гармонизации бытия, которая осуществлялась с  помощью творчества. Но поскольку  творчество, по убеждению философа, также проистекает из свободы, то именно противоборство зла и творчества составляет сущность новой религиозной  эпохи - эпохи «третьего откровения», ожиданием которой наполнено  большинство произведений Бердяева.

Н.О. Лосский считает, что Бердяев «отвергает всемогущество  Бога и утверждает, что Бог не творит воли существ вселенной, которые  возникают из Ungrund, а просто помогает тому, чтобы воля становилась добром. К этому выводу он пришел благодаря  своему убеждению в том, что свобода  не может быть создана и что  если бы это было так, то Бог был  бы ответственным за вселенское зло. Тогда... теодицея была бы невозможной. Зло появляется тогда, когда иррациональная свобода приводит к нарушению  божественной иерархии бытия и к  отпадению Бога из-за гордыни духа, желающего поставить себя на место  Бога...».

По мнению писателя, личность и субъективное находятся  в конфликте с общим и объективным. Объективация - одно из основных понятий  философии Бердяева, она означает трансформацию духа в бытие, вечности - во временное, субъекта - в объект, порождение неподлинного мира явлений, где результаты духовной активности человека приобретают формы пространства и времени, начинают подчиняться причинно-следственным отношениям и законам формальной логики. Писатель так поясняет свою идею, он говорит, что «объективной реальности не существует, это иллюзия сознания, существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа. Объективированный мир не есть подлинный реальный мир... Объект есть порождение субъекта. Лишь субъект экзистенциален, лишь в субъекте познается реальность». Философ видит природное зло не только в жестокости борьбы за существование, в страдании и смерти, а в самом факте необходимости, несвободы, которая составляет сущность материи. «Человек с его возможностями духовной свободы брошен в слепой механический мир, который порабощает и губит его». Бердяев утверждает «примат свободы над бытием». «Бытие вторично, есть уже детерминация, необходимость, есть уже объект», - считает автор. В религиозном плане объективация тождественна с актом грехопадения - отчуждения человека от Бога, сопровождающегося попаданием субъекта в зависимость от мира объектов. 

Бердяев убежден, что  свобода трагична: если она составляет сущность человека, то, следовательно, она выступает как обязанность; человек порабощен своей свободой. Она тяжкое бремя, которое несет  человек. Он ответственен за свои поступки и происходящее в мире. "Свобода  есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри... не выбор между  поставленным передо мной добром и  злом, а мое созидание добра  и зла, - считает автор. - Само состояние  выбора может давать человеку чувство  угнетенности... даже несвободы. Освобождение наступает, когда выбор сделан и  когда я иду творческим путем". Бердяев воспринимает свободу "не как легкость, а как трудность". По мысли писателя, даже простая  политическая свобода, свобода выбора убеждений и поступков - это тяжелая  и ответственная обязанность. Он пишет: "В этом понимании свободы  как долга, бремени, как источника  трагизма мне особенно близок Достоевский. Именно отречение от свободы создает  легкость..." "Свобода порождает  страдание, отказ же от свободы уменьшает  страдание... И люди легко отказываются от свободы, чтобы облегчить себя", - эта идея философа, на мой взгляд, действительно перекликается со взглядами Достоевского на эту проблему, для которого проблема свободы духа также имеет центральное значение. У Достоевского свобода - не право  человека, а обязанность, долг; свобода - "не легкость, а тяжесть". Не человек  требует от Бога свободы, а наоборот, "и в этой свободе видит достоинство  богоподобия человека". Именно по этой причине "свобода аристократична, а не демократична". Бердяев считает, что "огромная масса людей совсем не любит свободы и не ищет ее". Великий Инквизитор у Достоевского, "враг свободы и враг Христа", считает, что "десятки тысяч миллионов  существ... не в силах будут пренебречь хлебом земным ради небесного", он упрекает Христа в том, что возложив на людей  бремя свободы он не жалеет их.

Таким образом, взгляд Бердяева на проблему свободы человеческой личности мне представляется следующим. Личность - это ноуменальный центр  мироздания, обнаруживаемый через выявление  бесконечности и всеобъемлимости  духа конкретного человека. Даже трансцендентное  открывается в духе и через  дух личности. Однако присущая ей свобода  двойственна: она дана человеку и  от Бога как просветленная свобода  к добру, истине, красоте, вечности и  от Божественного "ничто", которое  заключает в себе возможность  зла и отпадение от Бога. 

Добро потому оказывается  добром, что оно есть веление Бога, а не потому, что оно добро само по себе: нравственность лишается своего самодовлеющего характера и ставится в зависимость от теологии. Если же сказать, что добро есть выражение  природы человека, что оно априорно, то есть в известном смысле врожденно, тогда добру (и показателю его, С.) будет дан субъективный характер и возникнет вопрос, какое объективное  значение имеют С. и добро, ибо  из априорности (или врожденности) вытекает необходимость известного понятия, но не его объективность; можно себе представить прирождённое понятие, которое никакого объективного значения не имеет. 

3. Проблема совести. 

Представить историю  философских учений о совести  нелегко, потому что трудно выделить совесть из связи с другими  этико-религиозными понятиями. Ближайшим  образом понятие совести связано  с понятиями свободы и греховности; только там, где есть сознание свободы  и греховности, и можно искать анализ совести. 

В древней греческой  философии нет слова для обозначения  понятий совести и греховности. Впервые эти определения появляются у стоиков. Само собой разумеется, что само явление совести и  ранее служило предметом анализа  и изображения, например, у трагиков. 

Демон Сократа также  имеет отношение к понятию  совести, хотя указания демона касались не столько нравственной оценки поступков, сколько их внешнего успеха, и поэтому  более напоминают предсказания оракула, чем голос совести. Из стоиков  в особенности Сенека указал на чистоту  совести, как на источник самоудовлетворенности, и на укоры совести, как на наказание  за проступки. Сенека и Эпиктет указывают  на важность показаний совести и  на относительно малое значение мнения ближних. 

Греки подметили  и то, что совесть — не всегда непреложный указатель правильного  пути, что существуют и ошибки совести; но только в христианстве дана почва  для учения о совести. 

В посланиях апостола Павла есть определение совести; так, например, в послании к Римлянам, апостол Павел рекомендует послушание властям не только из страха наказания, но «и ради совести». Он признает рост совести и различает ступени  совести, причём не только разумеет под  совестью явление религиозной жизни, но прямо ставит её в связь с  практическими целями нравственности. 

Иоанн Златоуст первый заговорил о свободе совести; он неоднократно изображал неподкупного судью и указывал, что совесть  — достаточный путеводитель для  достижения добродетели. 

Некоторый анализ явлений  совести можно найти и у  Пелагия, и у противника его, блаженного Августина. 

В средние века в  схоластической литературе совести  отводится значительное место, но не столько общему вопросу о природе  совести, сколько казуистическому  решению частных случаев. 

Наряду с анализом casus conscientiae шло теоретическое обоснование  этических вопросов, в согласии с  основными понятиями христианского  миросозерцания; древнее учение о  четырёх добродетелях получает более  глубокое обоснование, которое необходимо приводить к рассмотрению вопроса  о совести. 

В практических руководствах, рассматривающих различные житейские  случаи и коллизии чувства долга  с наклонностями, совесть изображена как изменчивое и условное начало; для объяснения этого начала схоластики придумали незыблемую основу, которую  и обозначили словом синдерезис, в  отличие от изменчивой conscientia. Это  различение с полной ясностью выражено у Фомы Аквината. 

Эпоха реформации  выдвинула живую личность и заговорила о правах совести; но сначала реформация лишь разрушала учение схоластики, не созидая стройной системы этических  понятий. Некоторый психологический  анализ можно найти, у Меланхтона, сравнивающего совесть с практическим силлогизмом, в котором большая  посылка - божественный закон, а меньшая - частный случай применения этого  закона. 

Эпоха просвещения  отодвинула догматические вопросы  на второй план и выдвинула вопросы  нравственного характера. Не религия  и не вера суть основы нравственности, а, напротив, нравственность есть путь, ведущий к религии. Добродетель  и счастье - основы нравственности; но в то же время и Совести отводится  видное место и ей приписывается  непреложность. Главное приобретение этой эпохи заключается не в философском  анализе Совести, а в понятии  свободы Совести. Эта свобода  провозглашается как принцип, из которого вытекает требование веротерпимости.