Роль и функции эмоций

Симонов подчеркивает, что «эмоции отнюдь не пополняют  сведений относительно реальных признаков  угрозы и возможностей ее устранения. Ликвидация дефицита информации происходит в процессе поисковых действий и  обучения. Роль эмоций заключается  в экстренном замещении, компенсации  недостающих в данный момент знаний» (1970, с. 82). 

Все это касается случаев, связанных с дефицитом  информации и, следовательно, отрицательных  эмоций. Симонов считает, что компенсаторная функция присуща и положительным  эмоциям (хотя что же здесь замещать, если и так имеется избыток  информации?). Однако автор полагает, что в этом случае компенсаторная функция проявляется не в момент возникновения эмоции, а на более  длительных отрезках приспособительного поведения, добавляя в качестве пояснения  этого тезиса, что даже небольшой  и частный успех способен воодушевить  людей на преодоление трудностей (т. е. положительная эмоция усиливает  потребность достижения цели). Действительно, усиливает, но где здесь проявление компенсаторной функции эмоций? Скорее речь должна идти о стимулирующей  функции. 

Соглашаясь с наличием компенсаторной функции эмоций, следует  все же с сожалением отметить слабость примеров, приводимых Симоновым для  раскрытия проявления этой функции  в реальной жизни. Трудно, например, согласиться с тем, что подражательное реагирование, например паника, связано  именно с компенсаторной функцией эмоций. Ведь сам автор, говоря о панике, пишет: «Когда субъект не располагает  данными или временем для самостоятельного и вполне обоснованного решения, ему остается положиться на пример других членов общества, своевременно заметивших надвигающуюся опасность» (1970, с. 83, выделено мною. — Е. И.). Неясен и пример с сомнением человека: «Сомнение, — пишет Симонов, — побуждает вновь и вновь анализировать сложившуюся ситуацию, искать дополнительную информацию, пересматривать ранее накопленный опыт» (Там же, с. 83). Но как же тогда понимать его утверждение, что компенсаторная функция эмоций не заключается в пополнении сведений в процессе поисковых действий (см. предыдущий абзац)? 

Симонов видит проявление компенсаторной функции эмоций и  в их способности служить дополнительным средством коммуникации между членами  сообщества. Например, когда человек  не может убедить собеседника  логическими доводами, он начинает повышать голос, т. е. усиливать экспрессивное  воздействие. Следует, однако, заметить, что повышение голоса — это  способ разрядки возникшего эмоционального напряжения, которое может быть следствием досады, раздражения, злости человека по поводу «глухости» партнера по общению  к приводимым доводам. Повышение  громкости голоса, безусловно, усиливает  воздействие на партнера по общению, но замещает ли оно для него недостающую  информацию? 

Таким образом, включаясь  в процесс вероятностного прогнозирования, эмоции помогают оценивать будущие  события (предвкушение удовольствия, когда  человек идет в театр, или ожидание неприятных переживаний после экзамена, когда студент не успел к нему как следует подготовиться), т. е. выполняют прогностическую функцию. О. К. Тихомиров и Ю. Е. Виноградов (1969), по существу, пишут о том же: эмоции облегчают поиск правильного  выхода из ситуации, в связи с  чем они говорят об их эвристической  функции. Следовательно, эмоции участвуют  не только на первом этапе мотивационного процесса, когда определяется значимость того или иного внешнего или внутреннего  стимула, но и на этапе принятия решения. 

Принятие человеком  решения связано и с санкционирующей (в том числе, переключающей направление  и интенсивность активности) функцией эмоций (идти на контакт с объектом или нет, максимизировать свои усилия или прервать возникшее состояние). П. В. Симонов (1981) пишет, что «переключающая»  функция эмоций обнаруживается как  в сфере врожденных форм поведения, так и при осуществлении условно-рефлекторной деятельности, включая ее наиболее сложные проявления. Он полагает, что  наиболее ярко эта функция эмоций проявляется при конкуренции  мотивов, при выделении доминирующей потребности, которая становится вектором целенаправленного поведения. 

По поводу необходимости  этой функции эмоций Симонов пишет  следующее: «Казалось бы, ориентация поведения на первоочередное удовлетворение той или иной потребности могла  осуществиться путем непосредственного  сопоставления силы (величины) этих потребностей. Но в таком случае конкуренция мотивов оказалась  бы изолированной от условий окружающей среды субъекта. Вот почему конкурируют  не потребности, а порождаемые этими  потребностями эмоции…» (1987, с. 80). Так, в боевой остановке борьба между  естественным для человека инстинктом самосохранения и чувством долга переживается субъектом в виде борьбы страха со стыдом. 

Думается, что нет  надобности заменять борьбу потребностей борьбой эмоций, так как в реальности проявление этих двух феноменов неразделимо. Поэтому более правильной мне  представляется мысль, содержащаяся в  следующем высказывании Симонова: «Вопрос  стоит совершенно в иной плоскости: какие именно потребности, какие  мотивы вступают в конкурентную борьбу «в доспехах» положительных и  отрицательных эмоций» (1987, с. 81). Борются  все-таки потребности, но облаченные в  «доспехи» эмоций. Эмоции помогают этой борьбе, так как обозначают значимость той или иной потребности  в данный момент. 

Зависимость эмоций от вероятности удовлетворения потребности, пишет Симонов, «чрезвычайно усложняет  конкуренцию соответствующих мотивов, в результате чего поведение нередко  оказывается переориентированным  на менее важную, но легко достижимую цель: «синица в руках» побеждает  «журавля в небе»» (Там же, с. 83). 

Осуществление эмоциями санкционирующей функции может  базироваться на защитной функции эмоции страха. Он предупреждает человека о реальной (или о мнимой) опасности, способствуя тем самым лучшему  продумыванию возникшей ситуации, более  тщательному определению вероятности  достижения успеха или неудачи. Тем  самым страх защищает человека от неприятных для него последствий, а  возможно, и от гибели. 

Побудительная роль эмоций. 

По мнению С. Л. Рубинштейна, «…эмоция в себе самой заключает  влечение, желание, стремление, направленное к предмету или от него, так же как влечение, желание, стремление всегда более или менее эмоционально» (1946, с. 489). Вообще, вопрос о том, откуда в побуждении берется заряд энергии, довольно сложен и дискуссионен. Исключать  присутствие в побуждении к действию энергии эмоций нельзя, но считать, что эмоции сами по себе вызывают побуждение к действию, тоже вряд ли возможно. 

Роль эмоций в  оценке достигнутых результатов. 

А. Н. Леонтьев (1971) пишет: «Особенность эмоций состоит в том, что они непосредственно отражают отношения между мотивами и реализацией  отвечающей этим мотивам деятельности» (Психология эмоций, 1984, с. 164). 

Оценивая ход и  результат деятельности, эмоции дают субъективную окраску происходящему  вокруг нас и в нас самих. Это  значит, что на одно и то же событие  разные люди могут эмоционально реагировать  различно. Например, у болельщиков  проигрыш их любимой команды вызовет  разочарование, огорчение, у болельщиков  же ко манды-соперника — радость. Люди по-разному воспринимают и произведения искусства. Недаром в народе говорят, что на вкус и на цвет товарища нет  и что о вкусах не спорят. 

Эмоция как ценность и потребность 

Хотя эмоции сами по себе не являются мотивами (которые  я рассматриваю как сложное образование, включающее в себя потребность, идеальную (представляемую) цель и мотиваторы, т. е. факторы, повлиявшие на принятие решения  и формирование намерения), они могут  выступать в мотивационном процессе не только в качестве «советчика»  или энергетического усилителя  побуждений, возникающих в процессе мотивации, но и самого побудителя, правда, не действий по удовлетворению потребности, а мотивационного процесса. Это происходит в том случае, когда  у человека возникает потребность  в эмоциональных ощущениях и  переживаниях и когда человек  осознает их как ценность. 

Эмоции как ценность. 

В 70-х годах XX века развернулась дискуссия между Б. И. Додоновым и П. В. Симоновым  относительно того, являются ли эмоции ценностью. На первый взгляд спор этот не имеет отношения к рассмотрению мотивационной роли эмоций. Однако в действительности понимание эмоции как ценности означает не что иное, как осуществление эмоциями функции  побуждения, притягательности для человека. 

Додонов справедливо  считает, что эмоции необходимы для  существования человека и животных, для их ориентировки в мире, для  организации их поведения. «И поэтому  про эмоции-оценки можно сказать, что они имеют для нас большую  ценность, но ценность эта служебная. Это ценность средства, а не цели» (1978, с. 46-47). Однако эмоции, по Додонову, обладают и самостоятельной ценностью. «Этот факт, — пишет он, — достаточно хорошо осознан и вычленен житейской  психологической интуицией, четко  разграничившей случаи, когда человек  что-либо делает с удовольствием  и когда он чем-то занимается ради удовольствия» (Там же, с. 47). Ученый отмечает, что с теоретическим  осмыслением этому факту явно не повезло. С самого начала на него легла тень некоторых ошибочных  философских и психологических  концепций, критика со стороны которых  «выплеснула вместе с грязной  водой и самого ребенка». До сих  пор «весьма распространено мнение, будто любое признание эмоции в качестве ценности или мотива деятельности должно быть априорно отброшено как  давно разоблаченная философская  ошибка» (Там же, с. 47-48). При этом Додонов  ссылается на многие художественные произведения, в которых писатели и поэты отразили мотивационное значение эмоций, представив эмоцию как мотив поведения. 

Потребность в эмоциональном  насыщении. Понимание эмоции как  ценности приводит Б. И. Додонова (1978) к  представлению о том, что у  человека имеется потребность в  «эмоциональном насыщении», т. е. в эмоциональных  переживаниях. Действительно, еще знаменитый математик Б. Паскаль говорил, что  мы думаем, что ищем покоя, а на самом  деле ищем волнений. Это означает, что  эмоциональный голод может прямо  обусловливать мотивационный процесс. 

Для обоснования  этой потребности Додонов ссылается  на известные последствия отрыва ребенка от матери и на феномен  сенсорной депривации. Первое доказательство основывается на том, что отсутствие интимного контакта младенца с матерью  приводит к плохому его развитию, к частым болезням, ущербной эмоциональности, «холодности», низкой способности к  сопереживанию и сочувствию (Обуховский, 1972; Bakwin, 1949; Bowlby, Robertson, 1956). С этим доводом  можно согласиться, хотя этот пример скорее свидетельствует о том, что  для развития эмоциональной сферы  ребенка нужна тренировка этой сферы, которая и обеспечивается контактом  с матерью и связанными с ним  чувствами, переживаниями. Со вторым же примером согласиться трудно. Ведь при сенсорной депривации речь идет об ограничении притока раздражителей, воздействующих на органы чувств (анализаторы), но отнюдь не о чувствах и эмоциях. Возникающие при сенсорной депривации психические нарушения, как утверждает сам Додонов, дают лишь основание  подозревать, что среди причин, вызывающих эти нарушения, может быть и отсутствие разнообразия эмоциональных переживаний. Поэтому он говорит об эмоциональной  депривации, считая, что она является следствием сенсорной депривации. По этому поводу автор пишет: «…если доказана важность чисто сенсорного насыщения для нормального развития и функционирования мозга, то не естественно  ли предположить, что насыщение эмоциями…  является для него еще более необходимым? А раз дело обстоит именно таким  образом, то это означает, что эмоциональное  насыщение организма является его

 важной врожденной  и прижизненно развивающейся  потребностью» (1978, с. 76). 

В этой цитате обращает на себя внимание смелый переход автора от предположения о необходимости  насыщения эмоциями к констатации  этого как уже имеющего место  факта. 

Додонов полагает, что  потребность в эмоциональном  насыщении является физиологической, несмотря на то что сами эмоции несут  в себе психологическое содержание. Он обосновывает это тем, что всякий орган должен функционировать, в  противном случае произойдет его  инволюция, деградация. Следовательно, центры эмоций нуждаются в функционировании, т. е. в проявлении эмоций для того, чтобы сохранить свою реактивность. 

П. В. Симонов не согласен с трактовкой эмоций как ценности, так как в этом случае они сами являются мотивом, «притягивающим»  субъекта к деятельности. Он ссылается  на А. Н. Леонтьева (1971), который утверждал, что эмоции не являются мотивами, и на философа С. Штрессера (Strasser, 1970), который не отождествляет эмоции с влечениями и потребностями. По Симонову, самостоятельная ценность эмоций, их способность мотивировать поведение в любом случае оказываются иллюзией.Стремление к переживанию положительных эмоций не в состоянии объяснить, почему данный человек стремится именно к такому, а не иному источнику удовольствия. 

С последним утверждением можно согласиться. Однако нельзя при  этом не отметить ограниченность понимания  Симоновым (и не только им) мотива. Дело в том, что эмоция-потребность, во-первых, еще не весь мотив, и во-вторых, как  всякая потребность, она может удовлетворяться  разными способами и средствами. Поэтому нельзя требовать от потребности  ответа на все вопросы: почему, для  чего и как. Но это не устраняет  у потребности в эмоциональном  переживании функции побуждения. Просто надо понимать, что это побуждение не к деятельности, а лишь к развертыванию  мотивационного процесса, формированию мотива. Кроме того, ссылаясь на А. Н. Леонтьева, П. В. Симонов не учитывает, что он говорил о «сдвиге мотива на цель», когда деятельность начинает выполняться просто потому, что доставляет человеку удовольствие. 

О потребности человека в положительных эмоциях пишет  Э. Фромм. Действительно, человек делает многие вещи ради получения удовольствия, наслаждения: слушает музыку, читает нравящуюся ему и не раз уже  читанную им книгу, катается на американских горках, чтобы испытать «острые ощущения»  и т. д. Поэтому эмоция выступает  в виде цели (человек делает что-то ради получения желаемого переживания). Осознаваемая же цель является для  человека ценностью или, по Б. И. Додонову, мотивом поведения.