Известны четыре автографа
главы,
1) Автограф ИРЛИ А -
ИРЛИ, ф. 203, No 12, л. 23-24. Представляет собой
двойной лист (четыре страницы) тонкой
писчей бумаги (оборот второго
листа -- чистый) с двойной нумерацией
листов (карандашом) в правом верхнем
углу: цифры "23" и "24" обведены
карандашом (видимо, архивная нумерация,
принятая за основу), а под ними
-- цифры "21" и "22". Текст
написан черными, выцветшими от
времени чернилами. Первый лист
был залит водой или чаем, текст
расплылся, но поврежден мало.
Автограф содержит отдельные
первоначальные наброски к главе.
Впервые опубликован
(выборочно): ПСС, т. III, с. 537--540.
2) Автограф ИРЛИ Б -
ИРЛИ, P. I, оп. 20, No 37. л. 1--36. Представляет
собой 36 листов (72 страницы) плотной
писчей бумаги (16 страниц -- чистые)
с двойной нумерацией: в правом
нижнем углу относящаяся к
1949 г. (см.: ПСС, т. XII, с. 301--341) нумерация
каждой содержащей текст страницы
("1--72"); в правом верхнем углу
принятая за основу архивная
нумерация (л. "1--36"), Текст --
черновые наброски и отдельные
фрагменты главы -- написан карандашом
(кроме двух слов на с. 29). Обрывы
последовательно идущего повествования
свидетельствуют о неполноте
автографа; попытка разложить
листы в соответствии с логикой
текста не дает положительных
результатов, так как листы
заполнялись автором не только
последовательно, но и параллельно.
Впервые опубликован:
ПСС, т. XII, с. 301--341 (с ошибочным
указанием, принадлежащим редактору
тома К. И. Чуковскому, места
хранения автографа: Центральный
гос. литературный архив вместо
частного собрания В. Е. Евгеньева-Максимова).
3) Автограф ИРЛИ В -
ИРЛИ, P. I, on. 20, К" 36. л. 1-12. Представляет
собой 6 двойных листов (24 страницы)
плотной писчей бумаги с тройной
нумерацией: в правом нижнем углу
(цифры "57--80"; перенумерована
каждая страница) нумерация, относящаяся
к 1949 г. (см.: ПСС, т. XII, с. 301--341); в
правом верхнем углу нумерация
двойных листов с допущенной
ошибкой (цифра "2" пропущена,
второй двойной лист обозначен цифрой
"3", поэтому общее число двойных листов
указано неверно: 7 вместо 6); в правом же
верхнем углу принятая за основу архивная
нумерация одинарных листов (цифры "1--12").
Текст -- написан карандашом, многочисленные
исправления -- также карандашом. Является
сводной черновой, существенно отличающейся
от окончательной, редакцией главы, начиная
со ст. 612 ("Что у вдовы Терентьевны").
Впервые опубликован:
ПСС, т. XII, с. 301--341 (с ошибочным
указанием, принадлежащим редактору
тома К. И. Чуковскому, места
хранения автографа: Центральный
гос. литературный архив вместо
частного собрания В. Е. Евгеньева-Максимова).
4) Автограф ИРЛИ Г -
ИРЛИ, Р. I, он. 20, No 35, л. 1--20. Представляет
собой 10 двойных листов (40 страниц)
плотной писчей бумаги с двойной
нумерацией: авторской нумерацией
двойных листов ("1--10") и принятой
за основу архивной нумерацией
одинарных листов ("1--20,"). Текст
написан черными чернилами с
исправлениями чернилами и карандашом
(последняя авторская правка). На
полях семи страниц -- пометы
для набора и фамилии наборщиков.
Заголовок чернилами: "Кому на
Руси жить хорошо. Глава VI Последыш".
После заголовка "Кому на
Руси жить хорошо" карандашом
вписан подзаголовок: "Часть вторая",
а римская цифра "VI" исправлена
на "V,". К подзаголовку относится
подстрочное примечание: "Первую
часть смотри в "От<ечественных>
з<аписках>" 1869--70 и 71 годов, NoNo
и в отдельном издании: Стихотворения
Н. Некрасова, часть 5. 1873 г.".
В конце автографа дата: "5 янв.
1873 г.". Является наборной рукописью.
Впервые опубликован:
ПСС, т. III, с. 339--342.
Есть основания утверждать,
что сюжет главы "Последыш"
сформировался в творческом сознании
Некрасова еще в период работы
его над первой частью поэмы,
т. е. не позднее 1869 г.: бумага
и чернила автографа ИРЛИ А,
уже содержащего узловые моменты
повествования о самодуре-крепостнике,
от которого скрывают факт
освобождения крестьян, идентичны
бумаге и чернилам наборной
рукописи "Пьяной ночи", а сам
автограф находится среди рукописей
первой части "Кому на Руси
жить хорошо".
После опубликования
"Последыша" реакционная критика
упрекала поэта в том, что
сюжет этой главы построен "на
совершенно невероятном и, можно
сказать, вполне бессмысленном
анекдоте" (Реальнейший поэт.-- РВ,
1874, No 7, с. 440; подпись: А. <В. Г.
Авсеенко>). Между тем случаи
такого рода имели место в
русской действительности. Декабрист
А. В. Поджио в письме к
доктору Н. А. Белоголовому
сообщал о подобном факте. В
селе Щуколове Дмитровского уезда
Московской губернии владелица
имения скрывала факт освобождения
крестьян от своего разбитого
параличом мужа и "ежедневно
счастливый еще помещик отдает
по-прежнему приказания старосте:
"Завтра -- сгон, собрать баранов,
баб не спускать" и пр." (Белоголовый И. А.
Воспоминания и другие статьи. М., 1897, с.
111). К. И. Чуковский, указавший в комментарии
к поэме на этот факт, высказал предположение,
что он мог быть известен Некрасову от
Н. А. Белоголового и положен поэтом в основу
сюжетной ситуации главы "Последыш".
И. Н. Кубиков усомнился в справедливости
гипотезы К. И. Чуковского на том основании,
что, познакомившись с Н. А. Белоголовым
в ноябре 1872 г., Некрасов не мог за полгода
написать такую большую вещь (Кубиков В. Комментарий
к поэме Некрасова "Кому на Руси жить
хорошо". М., 1933, с. 91--92). Поскольку многие
произведения Некрасова были созданы
в очень сжатые сроки, К. И. Чуковский счел
возражение И. Н. Кубикова неосновательным.
Но датировка автографа ИРЛИ А доказывает,
что сюжетная ситуация главы "Последыш"
зафиксирована Некрасовым значительно
раньше знакомства его с Н. А. Белоголовым.
Может быть, поэт имел другой, более ранний
источник информации о случае в селе Щуколове,
может быть, отталкивался от какого-то
другого реального факта. Известно, например,
что отец Некрасова, по словам самого поэта,
"сошел в могилу <...> не выдержав освобождения,
захворав через несколько дней поело подписания
уставной грамоты." (ЛН, т. 49--50, с. 142).
Опирался ли Некрасов
при работе над "Последышем"
на какой-то известный ему реальный
факт или нет, важно, что
сюжет главы подсказан ему
сущностью социально-экономических
отношений, сложившихся между
пореформенным крестьянством и
бывшими владельцами "крещеной
собственности", когда "крестьяне в большинстве
губерний коренной России остались и после
отмены коепостного права в прежней, безысходной
кабале у помещиков" (Ленин В. И. Полн.
собр. соч., т. 20, с. 140). Сюжет главы "Последыш",
построенный на резком столкновении интересов
большого крестьянского коллектива и
помещика-землевладельца, и отражает Факт
кабальной зависимости "свободных"
крестьян от помещика.
Хотя действие главы
"Последыш", писавшейся в 1872
г., приурочено к лету того же
года, когда семь временнообязанных
мужиков начали свое странствие,
она не уводила в прошлое.
Подсказанная тревогами и надеждами
1870-х гг., она обращала внимание
читателя-современника к самым
животрепещущим вопросам дня
и главному из них -- вопросу
о положении и дальнейших судьбах
крестьянства, ибо в течение всего
пореформенного десятилетия продолжался
процесс его разорения и обнищания.
Показывая страшную силу инерции
прошлого, пережитки крепостничества
в социально-экономической жизни
России 1870-х гг., поэт говорит и
о тех сдвигах, которые произошли
за десятилетие в народном
сознании, о пробуждении мысли
народной даже в самом глухом
захолустье.
Глава "Последыш"
намечает важный перелом в
идейном движении всей поэмы.
Не отказываясь от намерения
рассказать о встречах странников
с чиновником, министром, царем,
автор "Кому на Руси жить
хорошо" в 1872 г. выдвигает на
первый план вопрос о поисках
путей к народному счастью,
определив этим в какой-то степени
направление дальнейшего развития
действия. Но на этом этапе
работы главу "Последыш" Некрасов
считал сюжетно завершенной и
закончил ее эпилогом, из которого
читатель узнавал, что крестьяне
с наследниками Утятина "тягаются
доднесь".
Цензор Н. Е. Лебедев
писал о "Последыше" в
феврале 1873 г. в своем докладе
Главному управлению по делам
печати, что эта глава "отличается
<...> крайним безобразием содержания
и, не имея никакого литературного
и художественного достоинства,
носит характер пасквиля на
все дворянское сословие", что
здесь "поэт хотел представить
в мрачном свете и отталкивающем
виде не только прежних дворян,
владельцев крепостными, но и
настоящих, так как молодые
наследники представлены им также
бесчестными и не сдерживающими
данного слова". На основании
того, что "означенное стихотворение
может служить возбуждением антагонизма
между высшим и низшим классами
общества и составляет оскорбление
для дворянского сословия", цензор
требовал изъятия этой главы
поэмы из журнала "Отечественные
записки" (ГМ, 1918, No 1--4, с. 90). После
того как "Последыш" был все-таки
опубликован, Цензурный комитет
вторично обратился в Главное
управление по делам печати, по-прежнему
резко характеризуя это произведение
и считая его типичным "для
определения характеристики журнала"
(там же, с. 91).
"Последыш" был встречен
разноречивыми суждениями критики.
Наряду с беглыми упоминаниями
(так, "Биржевые ведомости" в
No 78 за 1873 г. писали о "новом
отрывке" из поэмы Некрасова:
"При оригинальности склада
он отличается выдержанностью
и дышит чисто народным юмором,
так что некоторая его растянутость
почти не утомляет читателя"),
появились развернутые рецензии.
Восторженно, по ее
собственным словам (см.: ЛН, т. 49--50, с.
582), отозвалась о новой главе
поэмы А. Г. Степанова-Бородина.
Отметив оригинальность названия
главы, она пишет о князе
Утятине: "Все в характеристике
Последыша <...> исполнено глубокой
жизненной правды... Перед нами
так и встает <...> фигура этого
вымершего на Руси типа". А
про отповедь Агапа Последышу
замечает: "Тут старый князь
в первый раз услышал вольную,
непринужденную речь мужика" (Журналистика.--
Новое время, 1873, J& 7; подпись: А.
С).
Положительно оценил
"Последыша" В. П. Буренин,
назвав его лучшей главой "Кому
на Руси жить хорошо" и увидев
в нем "художественную правду
в соединении с современной
общественной мыслью". По мнению
критика, анекдотичность сюжета
не снижает впечатления, ибо
анекдот здесь "возведен художником
па степень события, имеющего
широкое и глубокое жизненное
значение". Некрасов "превосходно
обрисовывает, с одной стороны,
тип замирающей крепостнической,
"барской" власти, а с другой,--
отношение к этой отжившей
власти крестьянства". Утятин -- "это
типический образ отжившего бесправия,
которое называлось крепостным
правом", которое "не хочет
признать себя побежденным, в
безумии отвергает естественный
ход жизни и умирает, окруженное
смехом и презрением народа...".
Но в своих положительных оценках
"Последыша" Буренин стремится
представить дело так, что явления,
изображенные Некрасовым в новой
главе поэмы, всецело принадлежат
прошлому России и не имеют
никакого отношения к русской
действительности 1870-х гг. (Журналистика.--
СПбВ, 1873, No 68; подпись: Z).
В грубом и издевательском
тоне писал о "Последыше"
В. Г. Авсеенко. Авсеенко обвинял
Некрасова в том, что поэт "никогда
не поспевает со своей сатирой
вслед за действительностью и
обличает крепостное право ровно
через 12 лет после его отмены";
приписывал Некрасову "водевильное
отношение к народу" (русский
мужик никогда "не станет
забавляться бессмысленными фарсами,
которые представляются столь
забавными петербургскому поэту");
не верил, что отношения крестьян
к дворянам "до такой степени
проникнуты злобного ненавистью,
как это кажется г. Некрасову"
(Реальнейший поэт.-- РВ, 1874. No 7, с. 454,
441, 442; подпись: А.).
Ст. 1. Петровки -- см.
комментарий на с. 635, 636.
Ст. 5--6. Старо-Вахлацкой
волости, Большие Вахлаки...-- Слово
"вахлак" наряду со значением "неуклюжий,
грубый, неотесанный" имеет и другое:
"сонный", "полусонный" (Даль,
Словарь, т. I, с. 170).
Ст. 13--15. Стоят "князья
Волконские" ~ Родятся, чем отцы.--
Перефразировка двух народных загадок:
о снопах, копнах, зароде ("Наперед отца
и матери детки родятся") и стоге ("Текушки
текут, бегушки бегут, хотят Волынского
князя сломать") (Даль, с. 1075, 1076). Л. А.
Розанова предполагает, что "Волынские"
на "Волконские" Некрасов заменил
потому, что в Костромской губернии находились
земельные угодья князей Волконских (см.: Розанова Л. А.
Поэма Н. А. Некрасова "Кому на Руси жить
хорошо". Комментарий. Л., 1970, с. 207-208).
Ст. 114--116. ...шапка белая, Высокая,
с околышем Из красного сукна -- Так
выглядела дворянская форменная фуражка.
Ст. 266. Посредник --
подразумевается мировой посредник. В
годы проведения в жизнь крестьянской
реформы мировой посредник являлся тем
должностным лицом, в обязанности которого
входило урегулирование отношений между
помещиками и их бывшими крепостными.
Мировые посредники назначались губернатором
из числа местных дворян.
Ст. 305--308. -- Соринка -- дело плевое
~ И море всё заплакало...--
Художественная переработка народной
поговорки "Это плевое дело" (Даль,
с. 105) и загадки о соринке в глазу: "Пал
дуб в море; море плачет, а дуб нет" (Садовников,
No 1784).
Ст. 318. Установили грамоту...
-- Речь идет об "уставной грамоте".
См. комментарий на с. 638.
Ст. 389. Явилось "Положение"...--
"Положения о крестьянах, выходящих
из крепостной зависимости" -- законодательные
акты, оформившие отмену крепостного права
в России, подписанные Александром II 19
февраля 1861 г. и состоявшие из семнадцати
документов: "Общее положение о крестьянах,
вышедших из крепостной зависимости.";
положение об устройстве дворовых людей,
о выкупе, о крестьянских учреждениях;
четыре местных "Положения" и др.
Им были предпосланы "Манифест о всемилостивейшем
даровании крепостным людям прав состояния
свободных сельских обывателей и об устройстве
их быта" и "Указ правительствующему
Сенату" о проведении в жизнь "Положений"
(см.: Полн. собр. законов Российской империи.
Собр. 2, т. XXXVI, отд. I, с. 128--403). 5 марта "Манифест"
и "Положения..." были прочтены после
литургии во всех церквах столицы, отправлены
со свитскими генералами и фельдъегерями
начальникам всех губерний. С 6 марта их
текст публиковался в "С.-Петербургских
ведомостях", а затем и в других правительственных
газетах.
В. И. Ленин писал
о грабительском характере крестьянской
реформы: "... "освободители так повели дело,
что крестьяне вышли "на свободу"
ободранные до нищеты, вышли из рабства
у помещиков в кабалу к тем же помещикам
и их ставленникам" (Ленин, В. И. Полн.
собр. соч., т. 20, с. 140), "...безмерны были
те бедствия, которые причинила она крестьянству"
(там же, с. 167).