Становление учения Жана Кальвина о Евхаристии в контексте его полемики с Лютеранами и обращения к святоотеческой традиции

Выводы

Учение Кальвина о Евхаристии несет на себе влияние его идей о абсолютном суверенитете Бога и двойном предопределении. Кальвин умаляет действительность таинств и лишает их всякого человеческого участия. Достойно причаститься могут только избранные ко спасению, обладающие дарованной от Бога верой.

Кальвин стремится установить присутствие Христа в Евхаристии таким образом, чтобы не привязывать Его к хлебу и не заключать Его в хлеб. Он считает, что Христос истинно присутствует в Таинстве, однако телесно он пребывает на Небесах. Фактически Кальвин склоняется к евхаристическому несторианству, отрицая православное учение о присутствии Христа в Евхаристии всем Своим существом, нераздельным в двух природах.

Кальвин утверждает соединение причастников с плотью Христа, остающейся на Небесах, происходящее особым таинственным действием Святого Духа. В этом заметно влияние православного учения о наитии Святого Духа, прелагающего хлеб и вино в Тело и Кровь Христа, которое Кальвин произвольно искажает в своем учении. Соединение со Христом по учению Кальвина происходит духовным образом без физического “перемешивания субстанций”.

Евхаристия есть дар от Бога, удостоверяющий Его безграничную любовь и щедрость. Однако, учение о двойном предопределении оставляет блага Бога лишь для малого числа избранных.

Евхаристия есть жертва благодарения Бога за подаваемые Им блага. Она не есть повторение Голгофской жертвы Спасителя, принесенной лишь однажды. В этом Кальвин согласуется с православным учением, однако он не говорит о умилостивительном и просительном смыслах евхаристической жертвы.

Кальвин считает, что правильное учение о Таинствах и правильное их совершение являются необходимыми атрибутами истинной Церкви.

ГЛАВА 2. Развитие учения о Евхаристии Жана Кальвина в контексте полемики между протестантами

2.1 Кальвин и старшее поколение реформаторов

Кальвин всегда испытывал большое уважение к Лютеру. “Среди нелютеранских богословов шестнадцатого века никто не был менее склонным не соглашаться с Мартином Лютером или более стремился найти общую позицию с ним чем Жан Кальвин”[47]. Структура первого издания “Наставлений” построена по образу “Малого катехизиса” Лютера 1529 г.[48] Многие исследователи считают, что “Наставления” 1536 и 1539 гг. отражают его явное влияние[49]. Кальвин высоко отзывался о Лютере как до, так и после его смерти. По выражению Джона МакНейла “если быть лютеранином означает иметь общую позицию с Лютером, мы можем смело утверждать, что Кальвин был лютеранином примерно на девять десятых”[50].

Сам Лютер проявлял благосклонность к своему молодому коллеге, не позволяя характерных для Лютера грубых выпадов. Американский историк церкви швейцарского происхождения Филипп Шафф, живший в конце XIX в., отмечает, что Лютер никогда не сказал ни одного недоброго слова о Кальвине, которого хотя никогда не встречал лично, но слышал о нем от Меланхтона и читал “с удовольствием” его “Ответ кардиналу Садолето” (1539) и “Трактат о Вечере Господней” (1541)[51].

Когда Кальвин познакомился с протестантскими спорами[52] о Евхаристии, он скорее был на стороне Лютера и даже признавался, что не утруждал себя чтением Эколампадия и Цвингли[53]. Кальвин присутствовал в качестве делегата от Страсбурга на встрече межу католиками и протестантами в Регенсбурге в 1541 г., присоединившись к Филиппу Меланхтону и лютеранской партии.

Тем не менее, Кальвин уже в первом издании “Наставлений” подверг критике учение Лютера о Евхаристии, в частности понятие вездесущности тела Христа. У Цвингли Кальвин заимствовал аргумент, что тело Христа сохранило свои свойства и после Его Воскресения и Вознесения, а значит остается ограниченным в пространстве и локализованным. Из учения Лютера Кальвин взял принцип единства знака и обозначаемой им реальности в Таинствах[54]. Существенным было различие самих богословских основ учений Лютера и Цвингли. Питер Шафф писал: “Лютер подходил антропологически и сотериологически от человека к Богу, Цвингли и Кальвин подходили теологически от Бога к человеку. … [их] евхаристические теории выявили лежащую в основе разницу во взглядах на отношения Бога к человеку, сверхъестественного к естественному, невидимой благодати к видимым средствам”[55].

Вскоре после своего изгнания из Женевы Кальвин обосновывается в Страсбурге – одном из крупных европейских центров. Реформация уже достаточно укоренилась в нем, чему способствовал авторитет крупного реформатора Мартина Буцера (1491-1551), собравшего вокруг себя множество соратников. Кальвин становится пастором во франкоязычной общине Страсбурга. Мартин Буцер был известен как сторонник христианского единства. Он считал возможным совмещение взглядов на Евхаристию Лютера и Цвингли при использовании должных формулировок. Вслед за своим старшим соратником Жан Кальвин занимал позицию посредника и миротворца между лютеранами и “цвинглианами”.

После марбургского диспута 1529 г. многие протестанты были озабочены преодолением зафиксированных на нем разногласий по поводу Евхаристии между Лютером и Цвингли. Многие из них не были слепыми сторонниками одного из главных вождей Реформации и были готовы к компромиссам. Основную роль в попытках примирения играли соратник Лютера Филипп Меланхтон, преемник Цвингли Генрих Буллингер и Мартин Буцер. Важным этапом на пути к согласию было Виттенбергское соглашение 1536 г., подписанное Лютером, Меланхтоном и Буцером, в котором утверждалось: “Тело и кровь Христа истинно и существенно присутствуют, предлагаются и получаются с хлебом и вином”[56].

В 1540 г. Меланхтон публикует измененное Аугсбургское исповедание (Confessio Augustana Variata), утверждавшее не просто истинное присутствие Христа в Евхаристии, но “что с хлебом и вином тело и кровь Христа истинно представлены тем, кто их потребляет” (Статья 10)[57].

Жан Кальвин не мог оставаться в стороне от этого процесса, начатого его старшими товарищами по Реформации. Он в течение всей своей жизни стремился к обеспечению церковного единства. Это объясняется его отношением к Церкви как к всеобъемлющей реальности, объединяющей всех верных в Тело Христово, так что “все они суть одно и живут действием Божьего Духа, одной и той же верой, надеждой и любовью; они призваны не только к одному наследию, но и к причастности славе Бога и Иисуса Христа”[58].

Единое учение о Таинствах было для Кальвина очень важным элементом видимой Церкви, поэтому он так стремился преодолеть все разногласия протестантских церквей. Искажение Таинств было для него искажением самой Церкви.

2.2 “Краткий трактат о Вечере Господней” 1541 г.

“Краткий трактат о Святой Вечери нашего Господа и единственного Спасителя Иисуса Христа” был написан в 1540 г. (издан в 1541 г.), когда споры между лютеранами и цвинглианами находились в самом разгаре и захватили умы многих простых людей. Кальвин излагает свое учение с особой простотой и ясностью на родном француском языке, понятном не только ученым интеллектуалам. Цель работы – четко показать существование иного пути и объяснить его запутавшимся в богословских тонкостях людям.

В трактате Кальвин кратко суммирует свое учение о Евхаристии. Он останавливается на концепциях духовного питания через Иисуса Христа, слова и Таинств как божественных орудий благодати, необходимости материальных знаков из-за людской немощи; призывает к единству и частому причащению; критикует искажения Евхаристии папским Римом.

В самом начале Кальвин выражает обеспокоенность в том, что непрекращающиеся споры привели к опасности потерять “уверенность по отношению к установлениям, знания о которых так необходимы для нашего спасения”[59].

Томас Дэвис отмечает, что “Трактат о Вечере” впервые в евхаристическом учении Кальвина поднимает важную проблему религиозного знания[60]. Необходимость Евхаристии как знания базируется на слабости и плохой способности к восприятию духовных истин. Вера Христиан всегда нуждается в помощи – “дети Бога имеют только такую веру, что они всегда должны молить Господа помочь их неверию”[61]. Если бы не слабость веры, Евхаристия была бы избыточной. Евхаристия учреждена, чтобы уверить людей в истинности общения с Христом.

Кальвин считает споры между различными реформаторами досадными, но временными затруднениями, вызванными происками врага рода человеческого, и желает как можно скорее их преодолеть и изгладить из памяти. “Я молю всех верных во имя Бога не слишком смущаться большими различиями, появившимися между теми, кто должны быть вождями в деле вынесения правды на дневной свет”[62]. Кальвин считает, что Господь лишь временно попустил своим слугам пребывать в неведении для их смирения, а их разногласия – результат нечетких формулировок и неправильного поведения. Лютер, критикуя доктрину пресуществления, заявил, что хлеб есть тело Христово, поскольку хлеб соединен с Ним, при этом он использовал “немного резкие и грубые” аналогии. Цвингли и Эколампадий выступили против плотского присутствия Христа в Евхаристии, считая поклонение дарам идолопоклонством. Лютер, полагая, что они оставили от таинства лишь знаки без духовного наполнения, стал им противодействовать, вплоть до объявления их еретиками. Кальвин укоряет Лютера в том, что он должен был, во-первых, явно отделить свое учение от католического учения о локальном присутствии Христа в Евхаристии, во-вторых, заявить, что он против поклонения материи таинства как Богу, в-третьих, не использовать грубых примеров. Вместо проявления доброй воли, посыпались взаимные обвинения, в стремлении “более разрушить зло, чем создать добро”. “Обе стороны не имели терпения слушать друг друга, чтобы последовать истине без страсти, где бы она ни находилась”[63].

В конце Кальвин формулирует общее исповедание, приемлемое с его точки зрения для всех реформаторов, утверждая истинное присутствие Христа в Евхаристии, не привязывая его к земным элементам: “Мы все единогласно исповедуем, что, получая таинство в вере, соответственно установлению Господа, мы истинно становимся причастниками реальной субстанции тела и крови Иисуса Христа. Как это происходит, некоторые могут заключить лучше и толковать яснее других. Но как бы то ни было, с одной стороны мы должны ограничить все наши плотские фантазии, возвысить наши сердца ввысь на небо, не думая, что наш Господь Иисус Христос настолько принижен, что может быть заключен под какими-либо тленными элементами. С другой стороны, чтобы не принизить действенности этого священного таинства, мы должны придерживаться мнения, что оно совершается тайной и чудесной силой Бога, и Дух Божий является связью участия, поэтому оно называется духовным”[64].

2.3 Цюрихское соглашение 1549 г.

После гибели Цвингли в битве при Каппеле в 1531г. его место в церковной жизни Цюриха занял талантливый проповедник Генрих Буллингер (1504-1575). Он стремился к преодолению марбургского разделения протестантов и старался найти способ выражения евхаристического учения, приемлемый для сторонников Лютера. В отличие от Цвингли Буллингер не считал евхаристические хлеб и вино простыми символами, но говорил, что одновременно (параллельно) с действиями над этими физическими объектами Бог духовно обращается к людям.

В 1549 г. в Цюрихе состаялась встреча между Жаном Кальвином и Гильомом Фарелем со стороны церкви Женевы и Генрихом Буллингером, которой предшествовали годы подготовительной работы. В результате было подписано соглашение, объединившее церкви Женевы и Цюриха. Позднее к нему присоединились и другие церковные общины Швейцарии.

Первоначально “Цюрихское соглашение” содержало двадцать четыре статьи, кратко выражавшие  евхаристическую доктрину. Можно выделить следующие основные идеи:

                  Все духовное руководство Церкви ведет к Христу, поскольку “только через Него одного мы приходим к Богу, Который есть конечная цель счастливой жизни”[65]. Христос подает верующим все блага, необходимые для духовной жизни, защищает от всех бед, исправляет пороки, направляет и оберегает своей силой. В этом состоит духовное единение с Христом.

                  Цель Таинств – быть знаками христианского исповедания, побуждать к усилению веры и к праведной жизни. Бог через Таинства “свидетельствует, представляет и запечатывает Его благодать по отношению к нам”. Важно, что, во-первых, таинства представлены в виде реальных вещей, воздействующих на наши чувства и напоминающих спасительную смерть Христа и Его блага; во-вторых, их провозгласил сам Господь своими устами, как бы подтвердив и запечатав свое учение.

                  Сакраментальные знаки и реальность различимы, но нераздельны. Кто получает таинства с верой, приобщается духовно Самому Христу.

                  Духовная сила не содержится в самих веществах таинств – воде, хлебе, вине. Они только ведут ко Христу верующих, причащающихся Ему через веру. Надежда на спасение должна полагаться не на сами таинства, но на Христа. Бог использует таинства, приспосабливаясь к слабостям христиан. Таинства суть инструменты, которыми дается благодать. Поклоняющиеся материи таинства, даже имея в виду в мыслях поклонение Самому Христу, занимаются идолопоклонничеством.

                  Бог просвещает верой только тех, которых он предуготовил к спасению, поэтому не все участники Евхаристии причащаются сакраментальной реальности, но лишь избранные.

                  Причастие Христу происходит и вне Таинства через веру. “Подобным образом крещение было баней возрождение [сотнику] Корнилию[66], хотя он уже получил Святого Духа. Так в Вечере Христос сообщает Себя нам, хотя Он уже прежде сообщал Себя и постоянно пребывает в нас”[67].

                  Благодатное действие таинства может происходить не только в момент его получения, но приносить плоды в дальнейшем.