Политическая корректность

Вся социальная деятельность людей обеспечивается семиотическими системами. При этом, по мысли Ю.В. Рождественского, система знакообразования в целом складывается уже в первоначальном обществе, имеющем только первую страту культуры, и составляет социализацию человека. Описываемое им типологически устойчивое ядро из 16 семиотических систем представляет собой "совокупность общих семиотических систем, без которой, то есть всей совокупности в целом, невозможно общество. Становление этой целой совокупности семиотических систем есть относительная дата становления общества". [37]  Это означает, по сути, что вся история жизни человеческого общества может пониматься или, по крайней мере, представляться как все новое развертывание семиотических систем.

Совокупность семиотических систем является средством создания социальной семантической информации. "Социальная семантическая информация включает в себя сообщения, полученные, избранные, хранимые и передаваемые людьми друг другу. Эта информация семантична, т. е. обладает для человека смыслом – текущим или историческим –  и направляет действия человека на развитие как отдельной личности, так и общества в целом. Смысл в социальной информации обнаруживается в социальной знаковой коммуникации – общении с помощью знаков и знаковых систем…". [38]  Исторически значимая часть содержания этой информации представляет собой культуру.

В понимании Ю.В. Рождественского, культура – это "деятельность, служащая обеспечению устойчиво-продуктивной жизни общества за счет отбора, систематизации, хранения, изучения и организации использования правил и прецедентов деятельности". [39]  Правила и прецеденты деятельности являются фактами культуры, информация о которых существует в виде знаков, объединяемых в системы.

Особая функция естественного языка, состоящая в том, чтобы служить средством назначения всех знаков, включая свои собственные (см. § 1), и быть средством связи и упорядочения всех знаковых систем, ложится в основание первого принципа новой философии языка Ю.В. Рождественского:

1. "Язык (языковая деятельность) является распорядительной частью семиотической деятельности. […] Языковая деятельность, будучи общим достоянием, обеспечивает назначение, истолкование и понимание всех неязыковых знаков и знаковых систем. Такова служебная и распорядительная роль языка в образовании общественного интеллекта". [40]

Второй принцип философии языка вытекает из учения Ю.В. Рождественского о фактурах речи в связи с развитием массовой коммуникации под воздействием новых технических средств языка, обслуживающих речевые коммуникации в современном обществе и представляющих особую важность для фиксации культуры. Если первый принцип философии языка – это понимание языка с точки зрения его роли в общественном семиозисе, то второй принцип – это понимание языка с точки зрения способа существования языковых знаков в определенном материале и с применением определенной технологии их создания:

2. "Сам язык есть сочетание техники создания языковых знаков, составляющих индустрию языка: техника устной речи, материалы и орудия письма, книжная печать, все виды информационных технологий. Каждая технология создания языковых знаков имеет свои потенции для раскрытия смыслов, широты или узости возможностей сообщения между людьми (потенциальный обмен речевых коммуникаций), возможности зафиксировать и упорядочить наличную культуру личности, общества и его частей и организаций. Особенно важна языковая технология для фиксации культуры". [41]

Третий принцип является, по словам Ю.В. Рождественского, этическим центром его философии языка и обосновывает понимание языка как источника прогресса и благосостояния. Такое понимание языка связано с тем, что взаимодействие между языком и другими семиотическими системами осуществляется через слова, через именование. Профессор А.П. Лободанов пишет: "Человеческий язык – это язык имен, учил Ю.В. Рождественский. Поэтому самым удобным образом систематизировать, классифицировать и толковать знаки и представляемую ими культуру можно исследуя имена и их содержание. Здесь ярко обозначилась роль имен в семиотике: имена представляют собой инвентарь семиотических произведений и их частей". [42]  Тот факт, что язык является при этом распорядительной частью всей семиотической деятельности общества, обусловливает огромное значение имени, с точки зрения его правильности, для благополучной жизни общества и сохранности культуры. Определение правильности имен Ю.В. Рождественский выводит из теории именований, опираясь на свое глубочайшее понимание и толкование диалога Платона "Кратил", и формулирует третий принцип своей философии языка:

3. "Отношение между языком и другими знаковыми системами и их частями есть отношения именования. Слово как лексис становится особенно ответственным, так как правильное именование, лежащее в основании лексических единиц, не только толкует назначение и применение всех вещей, но и определяет их понимание, воспитание людей и управление общественными процессами". [43]

Четвертый принцип философии языка тоже касается имен и логически вытекает из сложения массовой коммуникации и массовой информации. Принципами конструирования и функционирования текстов массовой информации обусловлены новые этические задачи, которые связаны с пониманием языка как средства создания массовой деятельности:

4. "Этические задачи языка "не лгать, не лжесвидетельствовать" – не новы, но существенны. В современных условиях возникли новые этические задачи, отвечающие информационному обществу. Это задачи об именах: не создавай имен, в которых лишь частичная правда, не искажай имен и мыслей другого". [44]

Пятый принцип новой философии языка имеет своим основанием новую дисциплину "Общая филология", созданную Ю.В. Рождественским и предназначенную для учета всех видов речи и определения критериев правильности речи:

5. "[…]Правильность речи в общей филологии – это баланс грамматики, риторики, поэтики и стилистики в речевой педагогике и общественно-речевой практике. Этот баланс основан на правильных речевых новациях, основанных на принципах культуры".[45]

Шестой принцип философии языка исходит из понимания языка как источника свидетельств о стиле жизни через риторику:

6. "История показывает, что учение о речи – риторика –  является показателем стиля жизни. Если риторикой пренебрегают, то общество стагнируется. […] Современная риторика – также абстрактная наука, оснащенная математикой и своими формализмами, выясняющая объективные законы речи. Объективные законы речи, в свою очередь, объясняют категории политологии, которая должна включать в себя культурную и экономическую жизнь общества". [46]

Седьмой принцип философии языка объясняет роль языка для образования, понимаемого как передача норм культуры.

7. "Философия языка – основание педагогики. От характера философии языка зависит структура учебного предмета общего и специального образования, так как языковые действия определяют содержание и методику обучения в их объеме и качестве. Тезаурус образования – самая краткая форма тезауруса культуры"[47].

Восьмым принципом философии языка устанавливается зависимость эмпирических научных исследований по языку "…не только от философии языка, но и от организационной формы, когда действуют научно – финансово–промышленные группы, ставящие и решающие конкретные задачи". [48]

Ю.В. Рождественский завершает изложение принципов своей новой философии языка, подчеркивая то обстоятельство, что они, в отличие от создававшихся в прошлом систем философии языка – потебнианской, марристской и сталинской, – не рассчитаны на "облегченное образование и манипуляцию настроениями масс", а "противопоставлены манипуляциям настроениями и требуют отношения к языку как к факту культуры". [49]

Глава 2. Создание нового стиля и регламентация речевых действий

Политическая корректность – это нетерпимость, ненависть к инакомыслящим, в конечном счете, террор.

К.Р. Рёль

История термина "политическая корректность"

Необходимо сразу отметить, что перевод англ. "political correctness" в его исторически обусловленном значении на русский язык как "политическая корректность" вводит в заблуждение. Английское выражение подразумевает, собственно, не соблюдение корректных форм ведения политических дискуссий, а нечто иное, и переводным эквивалентом ему в русском языке является хорошо знакомое выражение "политическая грамотность". Однако с начала 1991 года это название закрепилось в Америке за иным явлением общественного развития и вошло в другие языки уже в новом толковании, которое также не имеет в виду корректных форм политической борьбы или политических дискуссий.

То, что сегодня называется политической корректностью, относится в первую очередь к языку. Хотя это не только языковой феномен, под этим понимается целый комплекс явлений политического и мировоззренческого характера: это точка зрения, способ мышления и образ мыслей; это позиция, определенный настрой, по сути, стиль жизни. Изменения в языке, вызванные политической корректностью, можно объяснить, понять, подвергнуть критике и т. п., лишь объясняя и понимая весь комплекс мышления, на котором это все основано.

Причиной такого развития стали противоречия и конфликты, возникающие между определенными группами людей в обществе гетерогенном – мультикультурном, мультиэтническом, мультирасовом, мультисексуальном, мультиязыковом, мультирелигиозном, – поиск ответа на вопрос о том, как должны относиться друг к другу эти группы; какие у них есть возможности для организации совместного проживания и благополучного сосуществования; какие мнения друг о друге можно высказывать и какие нельзя; в каких выражениях следует это делать. Это вопросы, которые нелегко обсуждать так или иначе, поскольку для каждого отдельного человека слишком много зависит от того, с каких позиций рассматривается вопрос. Отсюда часто повышенные тона в спорах о политической корректности.

В самом начале значение этого выражения в новом толковании казалось вполне ясным и определенным. Политически корректными назвали свои требования некоторые воинствующие меньшинства, которые стремились положить конец своей дискриминации. Впоследствии это выражение использовалось в многочисленных партийных и общественных дискуссиях, заимствовалось различными социальными группами, распространяясь в других странах, так что теперь под это понятие подводится все, что угодно. Но основные тенденции этого развития проявились уже достаточно отчетливо.

Последнее десятилетие ХХ века отмечено в Америке стремительным разделением общества на отдельные группы, которые формируются по совершенно разным признакам и как-то между собой взаимодействуют. Можно сказать, что сегодня под политической корректностью понимается определенное мировоззрение, формулируемое мягкой коалицией так называемых виктимизированных групп.

Это название, производное от англ. victim – жертва, – представляет собой почти до безграничности расширенное понимание дискриминации. Вопрос только в том, по какому признаку представители той или иной группы чувствуют себя дискриминированными, т. е. жертвами общества (в такую группу могут, например, объединиться лысые и т. п.). Понятие жертвы толкуется тоже расширительно, согласуясь с гипертрофированной ранимостью, овладевшей значительными слоями американского, а тем временем и не только американского, общества.

Связано это, в свою очередь, с гипертрофированным представлением о чувстве собственной значимости, ставшем святая святых, поскольку "я" стало священной коровой американской культуры. В 1993 году Р. Хьюз, самый известный, а по оценкам многих, и самый лучший американский искусствовед и культуролог, опубликовал о политической корректности книгу с примечательным названием, которое мы перевели бы как "Культура потерпевших". [50]  В этой книге (мы цитируем [51]  по переводу на немецкий язык под названием "Вести из долины плача" с подзаголовком "Как американцы запутались в политической корректности") Роберт Хьюз пишет: "Наша вдруг обнаружившаяся ранимость предписывает, что героем может быть лишь только жертва, так что теперь и американская мужская половина общества в голос требует статуса жертвы". [52]  А это прямо-таки культовый статус. "В этом царстве тот хорош, кому всегда плохо", – замечают по этому поводу авторы книги "Политическая корректность в Германии. – Опасность для демократии" [53] , опубликованной в 1995 году.

Этим объясняется и неуклонный рост популярности всякого рода целителей и врачевателей душ в американском обществе (и не только американском. В Германии, например, такое "оккультно-психологическое" целительство и врачевательство тоже распространено очень широко). Эти целители проповедуют на каждом углу, что все – жертвы своих родителей. Неважно, глуп ли человек, лжив ли, вороват ли, продажен ли, зол ли или жесток –  все, что угодно: сам он ни при чем, причина в "неблагополучных семьях". По оценке же американских телепрограмм 96 процентов американских семей неблагополучны: либо детям недостает родительской любви, либо они подвергаются наказаниям, в том числе физическим; либо страдают от похотей отца и т. п. А если кто-то думает, что в его детстве этого не было, то он просто забыл, вытеснил эти факты в подсознание, и ему надо пойти к психоаналитику, который извлечет эти воспоминания и назначит курс лечения.

Поскольку отсутствие травмы в раннем детстве означает лишь неосознание ее и служит верным доказательством вытеснения в подсознание, то девиз сегодняшнего американского общества: "у каждого человека было несчастливое детство" (отчего, конечно, каждый становится потенциальным источником заработка для психоаналитиков). Все ищут "ребенка в себе", который подвергался насилию – это тоже культовый образ. И хотя Р. Хьюз иронично замечает, что "число американцев, которые подвергались в детстве насилию и с которых поэтому должна быть снята всякая вина, что бы они ни вытворяли, будучи взрослыми, более или менее соответствует числу тех, которые еще несколько лет назад считали, что в своей прежней жизни они были Клеопатрами и Генрихами VIII" [54] , трудно все же предположить, что в Америке так много сумасшедших.