Политическая корректность

bin man > refuse collectors [человек, роющийся в помойках > собиратель вещей, от которых отказались];

natives > indigenious population [местное население > исконное население];

foreigners > aliens, newcomers [иностранцы > незнакомцы; приезжие, нездешние];

foreign languages > modern languages [иностранные языки > современные языки];

short people > vertically challenged people [люди низкого роста > люди, преодолевающие трудности из-за своих вертикальных пропорций];

fat people > horizontally challenged people [полные люди > люди, преодолевающие трудности из-за своих горизонтальных пропорций]; third world countries > emerging nations [страны третьего мира > возникающие нации];

collateral damage > civilians killed accidentally by military action [сопутствующие потери > гражданские лица, случайно убитые во время военных действий];

killing the enemy > servicing the target [уничтожение врага > попадание в цель].

Для того чтобы избежать антропоцентризма по отношению к живому миру и подчеркнуть наше биологически равноправное сосуществование на одной планете с представителями этого мира, слово pets [домашние животные], предполагающее человека как хозяина или владельца, заменяется словосочетанием animal companions [компаньоны-животные]., house plants > botanical companions [домашние растения > компаньоны-растения], а предметы неодушевленного мира — mineral companions [компаньоны-минералы].

Политически некорректно предпочитать красивое, приятное некрасивому и неприятному. Этот вид политически некорректного поведения получил название lookism (от look 'смотреть, проверять') — favouring the attractive over less attractive [предпочтение более привлекательного менее привлекательному]. (По-видимому, самый главный — и худший! — lookist был «великий эстет» Оскар Уайльд с его эстетическими принципами поклонения Прекрасному.)

Новый стиль речи и культура поколения. Политическая корректность Часть первая

Лобанова Л. П.

Введение

"Критики ставят диагноз: утрата всех основ, в том числе, в области научного знания".

М. Беренс и Р. фон Римша

В совсем недавнем прошлом, еще 30–40 лет назад, школьников и студентов нашей страны учили видеть красоту и силу русского языка. В связи с этим непременно упоминалось имя М.В. Ломоносова и его хрестоматийное высказывание о русском языке, приводить которое здесь было бы излишне, если бы можно было быть уверенным в том, что вчерашние школьники и сегодняшние студенты слышали его в классных комнатах.

Поскольку полной уверенности в этом нет, а оснований для сомнений достаточно, представляется вполне уместным напомнить это высказывание. "Карл Пятый, римский император, говаривал, что ишпанским языком с Богом, французским – с друзьями, немецким – с неприятельми, италианским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он российскому языку был искусен, то, конечно, к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно, ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка". [1]

Ни Карл Пятый, ни М.В. Ломоносов не упоминали об английском языке, поскольку в прежние времена английский язык не играл в международных делах сколько-нибудь заметной роли. В современном мире ситуация изменилась радикальным образом. Английский язык стал не просто языком международного общения, но и законодателем мод, и мощнейшим фактором влияния на развитие многих языков, в том числе, европейских.

Сегодняшние студенты узнают, например, из учебного пособия по специальности "Лингвистика и межкультурная коммуникация" [2]  о результатах сопоставления русского и английского языков, которые заставляют поставить под сомнение справедливость суждения М.В. Ломоносова. Здесь утверждается, в частности, что "английский язык и добрее, и гуманнее, и вежливее к человеку, чем –увы! – русский язык", что "русский язык, как правило, не обременяет себя соображениями гуманности и чуткости по отношению к отдельному человеку", что "английский язык проявляет заботу о человеке", а "русский язык…не снисходил до выражения заботливого, теплого отношения к человеку" и что вообще "русский язык такого изящества [как английский] не достиг".

Преувеличенно антропоморфному пониманию языка в этих суждениях можно не возражать в виду того очевидного факта, что языку не могут быть свойственны ни чуткость, ни снисходительность, ни гуманность и что язык никаких соображений иметь не может. Иное дело – соображения человека, употребляющего язык. И здесь мы приведем разъяснение М.В. Ломоносова: "Тончайшие философские воображения и рассуждения, многоразличные естественные свойства и перемены, бывающие в сем видимом строении мира и в человеческих обращениях, имеют у нас пристойные и вещь выражающие речи. И ежели чего точно изобразить не можем, не языку нашему, но не довольному своему в нем искусству приписывать долженствуем".[3]

Однако же решительность приведенных выше суждений о преимуществах одного языка и недостатках другого языка столь непривычна для филологической науки, что требует объяснения причины таких неожиданных выводов относительно английского и русского языков. Причина, конечно, есть. Имя ей – политическая корректность.

О существовании политической корректности известно, очевидно, всем, по крайней мере, очень многим. Возникнув в Америке, она распространилась за последние десять–пятнадцать лет довольно широко во многих странах мира. Заметно ее распространение и в России, в последнее время – под именем "толерантность".

Возможно, некоторые думают, что под политической корректностью понимаются корректные методы политической борьбы и соблюдение определенных правил ведения политических дискуссий. И они ошибаются.

Многие, видимо, знают, что политическая корректность связана с языком и предполагает запрет оскорбительных слов и выражений и замену их иными. Это правильно, но только отчасти.

Дело в том, что речь не идет о вульгаризмах, оскорбляющих чувства многих людей. Употреблять такие слова политическая корректность разрешает. К оскорбительным словам политическая корректность относит, наряду, например, со словами негр, цветные, индейцы, цыгане и т. п., также и те слова, которые еще совсем недавно никому не казались оскорбительными – например: бедный, неимущий, больной, инвалид, парализованный, красивый, умный, здоровый, иностранец, эмигрант и т. п., – и находит им замену.

Все эти действия основаны на том, что политическая корректность, по убеждению ее апологетов, – это правильное мышление. А поскольку человек мыслит на языке, то политическая корректность занялась нормированием языка с целью учредить гуманное мышление.

Под запрет попадают слова, которые могут показаться обидными какому-либо из меньшинств. Общую атмосферу политической корректности Хельмут Зайферт комментирует в своей книге "И убийство тоже часть жизни. Маленькая книга несчастных случаев в языке" следующим образом: "У всех сегодня на устах всевозможные меньшинства: чернокожие, евреи, синти и рома (цыгане. – Л.Л.), люди с ограниченными способностями (инвалиды. – Л.Л.), боснийцы, косовские албанцы, а также женщины (!)".[4]  При этом каждое из меньшинств по каким-то своим соображениям устанавливает, какие слова задевают чувства его представителей.

Однако это не только те группы людей, которых традиционно относят к меньшинствам, например, расовым, этническим, религиозным или, в последнее время, сексуальным. Ведь речь идет о защите особых прав меньшинств, а желающих иметь особые права и претендующих на их защиту немало. Кроме того, политическая корректность стремится иметь максимально широкий фронт действий. Поэтому меньшинства множатся. В значительной мере их множит политическая корректность, выделяя группу, права которой берет под защиту. При этом случается, что некоторые группы протестуют: в Америке, например, глухие не захотели называться "людьми, которые не могут слышать" и заявили о своем предпочтении оставаться "глухими", не ожидая, по всей вероятности, никаких дополнительных прав от нового наименования.

Очень существенно, что это, в буквальном смысле, права на словах, точнее, на слова, т. е. на то, как называться. Так, под защиту политической корректности "на словах" попадают, например, старики – их нельзя называть стариками; слепые – их следует называть инакозрячими; толстые – это теперь люди других размеров; глупые – это люди, другие по способностям; сумасшедшие – корректно: люди с психиатрическим опытом–  и многие другие.

Собственно, число меньшинств определить невозможно. Всегда ведь найдется причина, по которой можно объединиться в группу и объявить себя обиженными. Блондинки, например, могут объединиться на почве неудовольствия, то есть обиды, дискриминации, от пристального внимания мужчин, то есть сексуальных посягательств, и потребовать изъять из оборота всякое упоминание о голубых глазах, светлых волосах и белой коже. Или брюнетки могут почувствовать себя обиженными, например, по той причине, что блондинки кому-то нравятся больше, или, наоборот, оттого, что они еще больше страдают от чрезмерного внимания, то есть сексуальных посягательств, мужчин. Вот и образовалось меньшинство. Арифметически это, конечно, в последнем случае большинство, но арифметические соображения политическую корректность не интересуют. Женщин, например, она относит к дискриминированному меньшинству и, защищая их права, стремится – в идеальном варианте –  к искоренению всякого напоминания в языке о мужчине.

Конечно, это не вполне получается, но определенные успехи есть. Больные могут чувствовать себя задетыми при упоминании о здоровых, поэтому последних следует называть политкорректно – "временно способные". О существовании умных говорить нельзя, – это обидно глупым. Наличие красивых обидно некрасивым, поэтому всякие слова, указывающие на стандарт красоты, попадают под запрет. Такой список можно расширять сколько угодно, если говорить о принципиальном подходе. В него уже включены такие "меньшинства", как животный мир и растительный мир, глобальные права которых, в том числе в языке, защищают соответственно веганцы и флоранцы в составе политической корректности.

Учесть интересы всех групп позволит политически корректное плюралистическое общество, по поводу которого иронизирует Хайнц Шике в своем "Невозможном словаре": "Если спросить политиков, что это такое, то тебя успокоят заверением, что здесь совсем не идет речь о каких-то новых открытиях. Просто они хотят, чтобы всем было ясно, как важно учитывать представления, существующие в нашем обществе, во всей полноте спектра (полнота спектра – хорошее дело всегда), когда принимаются общественно значимые решения. Это, конечно (кто бы стал сомневаться), важная вещь. Тем более, что "плюрализм", в том числе по "Дудену", следует понимать как общественный строй, который учитывает многообразие общественных групп и ценностных представлений. Кто же станет возражать? Ведь до чего мы могли бы дойти, если бы при формировании общественного мнения не были учтены все общественные группы, от объединения кролиководов до союза падших девушек?" [5]

Можно ли принимать политическую корректность всерьез? Ведь все это кажется смешным и несерьезным. Так, действительно, кажется. Однако оказывается, что это не так, если попытаться принять политическую корректность всерьез и подвергнуть ее серьезному рассмотрению с научных позиций, с точки зрения языкознания, общей филологии и культуроведения. Для такого научного рассмотрения политической корректности есть две причины.

С одной стороны, это способы действий политической корректности. Противники и критики политической корректности называют ее "террором добродетели", современной инквизицией, которая выискивает политически не корректную ересь и устраивает еретикам аутодафе в виде травли, преследований, кампаний по дискредитации и т.п. Если же отказаться от такого образного сравнения со средневековой инквизицией (ведь не сжигают пока на кострах!), то приходится, по меньшей мере, констатировать, что политическая корректность присвоила себе функцию своего рода общественной карательной цензуры и пытается нормировать речевые действия в обществе.

Регулирование речевых действий, действительно, необходимо, но оно должно осуществляться по правилам, а не складываться стихийно, так как в последнем случае возникает угроза благополучному существованию общества. Правила регулирования речевых действий известны и описываются такими дисциплинами, как общая филология и риторика с опорой на языкознание. И общество должно знать, чем ему угрожает нарушение этих правил.

С другой стороны, языковая политика политкорректных требует научного подхода с учетом той особой роли, которую играет язык в культуре. Все изменения, вносимые в язык "революционными" методами, должны изучаться в целях сохранности языка как факта культуры и сохранности культуры в целом, поскольку определенные направления развития языка могут повлечь за собой угрозу разрушения культуры. В первую очередь, это касается науки и образования, а также морали, лежащей в центре содержательных категорий культуры. Вместе с тем, даже не очень детальный анализ показывает, что политическая корректность игнорирует законы культуры. И об этом общество тоже должно знать.

Критика и дискуссии с политической корректностью весьма затруднены по трем причинам.

Во-первых, она, распространяясь широко и с легкостью, не имеет никаких организационных форм и квалифицируется, по большей части, как "дух времени". Это означает, что отсутствует какая-либо инстанция, к которой можно было бы обратиться с вопросами, критикой, предложением обсуждения, согласования действий и т. п. Понятно, что с "духом времени" вести дискуссию никак невозможно.

Во-вторых, не существует никаких ясных и всем понятных правил словоупотребления, предлагаемых политической корректностью. Она формулирует их окказионально: то, что вчера еще было корректным, сегодня уже считается обидным. К тем, кто оказался несведущим, неосведомленным, применяются жесткие штрафные санкции, устанавливаемые той же политкорректностью. По сути, такие действия в одностороннем порядке всегда назывались произволом. Однако чаще всего получается так, что с "духом" не поспоришь.

В-третьих, моральные высоты (забегая вперед, заметим: мнимые), с которых диктует свою волю политическая корректность, ставят в трудное положение любого, кто решается не только поставить под сомнение бесспорность какого-либо из особых прав меньшинств, но даже просто возразить против методов действий политкорректности:  он немедленно становится расистом, фашистом, сексистом, гомофобом и т. п. Такой портрет его тиражируется средствами массовой информации, поскольку все споры в связи с политической корректностью ведутся преимущественно на уровне средств массовой информации.

Выходом из ситуации такого рода может быть, и должны стать, научное исследование, а также научная дискуссия. Только научный взгляд на столь деликатный предмет рассмотрения позволяет получить объективную картину, свободную от предубеждений разного рода, субъективных оценок и эмоциональной окраски, свойственной иным жанрам.