Воспитание, избавленное
от гнета религиозных учений, пожалуй,
мало что изменит в психическом
существе человека, наш бог Логос,
кажется, не так уж всемогущ, он может
исполнить только часть того, что
обещали его предшественники. Если
нам придется в этом убедиться, мы
смиренно примем положение вещей. Интерес
к миру и к жизни мы от того
не утратим, ведь у нас есть в одном
отношении твердая опора, которой
Вам не хватает. Мы верим в то,
что наука в труде и исканиях
способна узнать многое о реальности
мира, благодаря чему мы станем сильнее
и сможем устроить свою жизнь. Если
эта вера - иллюзия, то мы в одинаковом
положении с Вами, однако наука
своими многочисленными и плодотворными
успехами дала нам доказательства того,
что она не иллюзия. У неё много
открытых и ещё больше замаскированных
врагов среди тех, кто не может
ей простить, что она обессилила
религиозную веру и грозит её опрокинуть.
Ей ставят на вид, что она мало чему
нас научила и несравнимо больше
оставила непроясненным. Но при этом
забывают, как она молода, как
трудны были её первые шаги и как
исчезающе мал отрезок времени,
истекшего с тех пор, как человеческий
интеллект окреп для решения
её задач. Не делаем ли мы все одинаковую
ошибку, кладя в основу своих суждений
слишком короткие отрезки времени?
Нам следовало бы взять пример
с геологов. Люди жалуются на ненадежность
науки, она якобы провозглашает
сегодня законом то, что следующее
поколение сочтет ошибкой и заменит
новым, столь же недолговечным законом.
Но это несправедливо и отчасти
неверно. Смена научных мнений - это
развитие, прогресс, а не разрушение.
Закон, вначале считавшийся безусловно
верным, оказывается частным случаем
какой-то более широкой закономерности
или модифицируется другим законом,
открытым позднее; грубое приближение
к истине вытесняется более тщательным
и точным, а то, в свою очередь,
ожидает дальнейшего усовершенствования.
В некоторых областях ещё не преодолена
та фаза исследования, когда подвергаются
проверке гипотезы, которые вскоре
будут отброшены как неудовлетворительные;
а в других уже выявлено достоверное
и почти неизменное ядро знания.
Делались, наконец, попытки в корне
обесценить научный труд тем соображением,
что, будучи привязано к условиям
нашей собственной природной
организации, научное познание способно
дать лишь субъективные результаты, тогда
как действительная природа внеположных
нам вещей остается для нас
недоступной. При этом упускают из виду
ряд моментов, решающих для понимания
научной работы: что наша природная
организация, то есть наш психический
аппарат, сформировалась как раз
в ходе усилий, направленных на познание
внешнего мира, поэтому в её структуре
непременно должно иметь какое-то место
соответствие этой цели; что она
сама есть составная часть того мира,
который мы исследуем, и она отлично
приспособлена для такого исследования;
что мы полностью очертим весь
круг задач науки, если ограничим
её функцию демонстрацией того, каким
нам должен представляться мир с
учетом своеобразия нашей природной
организации; что конечные результаты
науки как раз ввиду способа
их получения обусловлены не только
нашей природной организацией, но
также и тем, что воздействовало на эту
организацию, и, наконец, что вопрос о том,
как устроен мир, без учета нашего воспринимающего
психического аппарата, есть пустая абстракция,
лишенная всякого практического интереса.
Нет, наша наука не иллюзия.
Иллюзией, однако, была бы вера, будто
мы ещё откуда-то можем получить
то, что она неспособна нам дать.