Жизнь и творчество Гумилева и Мандельштама

    Не  использовав летний отдых до конца, Гумилев с матерью и сестрой выехал в Царское Село. Остальные члены семьи продолжали жить в Березках. Степан Яковлевич послал прошение директору Николаевской царскосельской гимназии о помещении его сына, ученика седьмого класса 1-й Тифлисской гимназии Н. С. Гумилева, в седьмой класс, "в который он по своим познаниям переведен".

    В Царском Селе Гумилевы сняли квартиру на углу Оранжерейной и Средней улиц. Тут же одну из комнат Гумилев превратил в "морское дно". Он выкрасил стены под цвет морской воды, нарисовал на стенах русалок, рыб, разных морских чудищ, подводные растения, посреди комнаты устроил фонтан, обложив его диковинными раковинами и камнями.

    Директор  Николаевской Царскосельской гимназии И. Ф. Анненский вакансий для экстернов  не имел, и 11.07.1903 г. Николай Гумилев был определен интерном, однако, с разрешением ему, в виде исключения, жить дома. Ему было выдано свидетельство № 1320 от 21 августа 1903 г. об учении в 1-й Тифлисской гимназии, за подписями исполняющего обязанность директора гимназии М. Карпинского, а также членов и секретаря Педагогического совета.

    24 декабря 1903 г. Гумилев познакомился  с Анной Горенко, будущим поэтом  Анной Ахматовой. Вторая их  встреча произошла вскоре на  катке. Некоторые стихи Гумилева  этого периода были посвящены  А. Горенко и позже вошли в его первый сборник "Путь конквистадоров". На экземпляре сборника, подаренном Ахматовой П. Н. Лукницкому, они помечены ее рукою - "мне".

    Тогда же Гумилев начал жадно читать новейшую литературу, увлекся русскими модернистами - К. Бальмонтом и В. Брюсовым.

    На  пасху 1904 г. Гумилевы давали бал, на котором  в числе гостей первый раз была А. Горенко. С этой весны начались регулярные встречи. Позже, в книге  стихов Гумилева "Жемчуга" 1910 г. появилась  строфа:

Ты  помнишь, у облачных впадин 
С тобою нашли мы карниз. 
Где звезды, как горсть виноградин, 
Стремительно падали вниз

    Об  этой строфе Лукницкий пишет в  дневнике:

    "Башня  (Турецкая) в Царском Селе - искусственные  руины. Анна Ахматова и Николай Степанович там встречались наверху (30 ноября 1926, г. Царское Село.)".

    Они посещали вечера в ратуше, были на гастролях  Айседоры Дункан, были на студенческом вечере в Артиллерийском собрании, участвовали в благотворительном  спектакле, были на нескольких спиритических  сеансах, хотя и относились к ним  весьма иронически.

    С осени родители одноклассника Гумилева - Дмитрия Коковцева, писавшего стихи, - стали устраивать литературные "воскресенья" в своем доме на Магазейной улице. На вечерах бывали И. Ф. Анненский, поскольку  хозяин дома А. Д. Коковцев был учителем в гимназии, еще гимназические учителя - Е. М. и А. А. Мухины, В. Е. Максимов-Евгеньев (литературовед, специалист по Некрасову), М. О. Меньшиков (публицист-нововременец), М. И. Туган-Барановский (историк-экономист, представитель "легального марксизма"), В. В. Ковалева (дочь Буренина), К. Случевский (поэт), Л. И. Микулич (псевдоним писательницы Веселитской), Д. Савицкий (поэт), В. И. Кривич (сын И. Ф. Анненского) и другие писатели, поэты, литературоведы. Гумилев бывал на этих "воскресеньях", несколько раз выступал с чтением своих стихов и выдерживал яростные нападки, даже издевательства некоторых из присутствующих. Особенно его критиковал молодой хозяин дома вместе со своим другом М. Загуляевым, не принимавшие декадентства.

    Гумилева  возмущало непонимание, даже озлобление царскоселов. Он, хорошо изучив русских модернистов, уже ушел далеко вперед в своих вкусах и ощущениях от большинства царскосельских рутинеров. А И. Ф. Анненский был для него, гимназиста, тогда еще недостижим.

    Позже, в письме Брюсову из Царского Села 8 мая 1906 г. Гумилев пишет: "Уже год, как мне не удается ни с кем поговорить так, как мне хотелось бы..."

    Подруга Гумилева и Ахматовой В. С. Срезневская  сказала, что Гумилев поэт раздумий и предчувствий. Хочется добавить - и предвидения.

    За  полвека он почувствовал новую звезду: "... в созвездьи Змия загорелась новая звезда".

    Поэт  постиг суть континента "исполинской  висящего грушей", предвидел и  его будущее. И когда, разодранные  на части цивилизованнейшими государствами, корчились в судорогах мук  и гнева народы Африки, поэт вбирал в себя их боль, их протест.

    Предчувствовал  он и смерть свою: "...Только он один не спит,/Все он занят отливаньем пули,/Что меня с землею разлучит". И еще: "И умру я не на постели  при нотариусе и враче..."

    Но  мог ли поэт предвидеть чудо? Мог ли предвидеть, что его город детства - Царское Село - обретет свое истинное имя и будет городом Пушкина.

    Когда устанавливали памятник Пушкину  в Царском Селе, Гумилеву было тринадцать лет. Но он давно "внутри" был с  Пушкиным. "Пушкин-совершенство". Он жил тогда в Петербурге, учился в начальной гимназии и упорно занимался поэзией. В середине мая, как обычно, семья уезжала в Поповку. В этот раз Гумилев уговорил родителей отложить отъезд, чтобы 29 мая 1899 г. поехать на торжественное открытие памятника. Повез его отец. Мальчик слушал благоговейно блистательную речь директора Классической гимназии И. Ф. Анненского, своего будущего учителя, наставника и друга.

    Изгнанный из Березок летом 1903 г., первое, что  Гумилев делает по приезде в Царское  Село, - мчится к бронзовому гению...

    В Павловске, на концерте, Гумилев познакомился с братом Анны Горенко - Андреем. С  этого момента началась их крепкая  дружба. Андрея он считал единственным чутким, культурным, превосходно классически  образованным человеком на фоне всей царскосельской молодежи - грубой, невежественной и снобистской. Андрей Андреевич владел латынью, был прекрасным знатоком античной поэзии и при этом отлично воспринимал стихи модернистов. Он был одним из немногих слушателей стихов Гумилева и часто обсуждал с ним не только их, но всю современную поэзию, публиковавшуюся в журналах "Весы" и "Скорпион", которые регулярно покупал и читал Гумилев.

    С начала 1905 г., правда, вместе с Дмитрием Коковцевым, Гумилев стал, наконец, бывать в доме у Горенко. Но в августе Анна вместе с семьей переехала в Евпаторию.

    В октябре 1905 г. на средства родителей  была издана первая книга стихов Гумилева "Путь конквистадоров".

    В ноябре В. Я. Брюсов опубликовал в  журнале "Весы" рецензию на этот сборник. Рецензия строгая и логичная, о подражаниях декадентским заповедям. Тем не менее, было в рецензии и поощрение поэта. Всего две фразы: "Но в книге есть и несколько прекрасных стихов, действительно удачных образов. Предположим, что она "путь" нового конквистадора и что его победы и завоевания впереди". Эти фразы сделали свое дело: родился поэт - Гумилев. Родился не потому, что появился сборник. ("Поэтов одного сборника" много во все времена появлялось). А потому, что был замечен мастером русского модернизма. Все дальнейшее развитие поэта шло в тесной связи с Брюсовым: вначале под влиянием мэтра, в единодушии, а потом - в несогласии, в разъединении с ним.

    Гумилев ни разу не переиздал первую свою книгу. Он начал свой поэтический "счет для всех" книгой "Романтические  цветы", изданной в Париже в 1908 г. Как и должно было быть у талантливого поэта, стихи Гумилева становились от книги к книге совершеннее. Позже, когда в 1912 г. выйдет четвертая книга "Чужое небо", поэт "напомнит" читателю, что "Чужое небо" - это третья книга стихов. Но это ведь читателю! Раз он напомнил это, значит сам не забыл.

    На четвертой книге стихов написано, что она - третья... На экземпляре книги, подаренной Вере Мелентьевне Гадзятской, надпись:

Этот "Путь конквистадоров", 
Скопище стихов нестройных, 
Недостоин Ваших взоров, 
Слишком светлых и спокойных.

    Эта надпись на "Пути конквистадоров" сделана (по сообщению М. Л. Лозинского) около 1915 г.

    И дарственная надпись Анненского Гумилеву на "Тихих песнях" для  оценки ранних стихов Гумилева имеет  исключительно важное значение. Он написал молодому поэту:

Меж нами сумрак жизни  длинной, 
Но этот сумрак не корю 
И мой закат холодно-дынный 
С отрадой смотрит на зарю.

    После выхода книги Гумилев стал общаться с И. Ф. Анненским. Впрочем, из-за разницы  лет и положений - гимназист и  директор гимназии - вначале все же довольно отдаленно. Скорее так: начал бывать у Иннокентия Федоровича. Сделал надпись Анненскому на "Пути конквистадоров":

Тому, кто был влюблен, как Иксион, 
Не в наши радости земные, 
            а в другие, 
Кто создал Тихих Песен 
             нежный сон - 
Творцу Лаодамии 
            от автора.

    Один  экземпляр Гумилев отправил в  Евпаторию другу Андрею. Его сестре книги не послал, хотя уже говорилось - многие стихи в ней посвящены Анне, почти все обращены к ней и в нескольких дан ее образ:

Кто объяснит нам, почему 
У той жены всегда печальной 
Глаза являют полутьму, 
Хотя и кроют отблеск дальний? 
Зачем высокое чело 
Дрожит морщинами сомненья 
И меж бровями залегло 
Веков тяжелое томленье?..

    В начале 1906 г. Гумилев получил письмо от В. Я. Брюсова с приглашением сотрудничать в журнале "Весы". Началась интенсивная переписка. В течение нескольких лет он написал Валерию Яковлевичу семь десятков писем: из Царского Села, из Парижа, из Петербурга, из Слепнева, из путешествий. Во многих письмах Гумилев посылал Брюсову стихотворения.

    Тем временем в гимназии близились выпускные  экзамены. Поэт, как всегда, мало думал  о них и, соответственно, мало готовился. Лишь за несколько дней. Но усваивал все требуемое программой. Результат по оценкам, выставленным в Педагогическом Совете на основании § 74 Правил об испытаниях зрелости: закон божий - 4, русский язык - 4, логика - 5, латинский язык - 3, греческий язык - 3, математика - 3, физика - 3, математическая география - 3, история - 4, география - 4, французский язык - 4.

    В итоге 30 мая 1906 г. Гумилев получил  аттестат зрелости № 544. По окончании  гимназии поехал с товарищами в Березки, но быстро вернулся.

    Вскоре  Гумилев надолго уехал в Париж... В письме Брюсову из Царского Села 15 мая 1906 г.: "Летом я собираюсь ехать за границу и пробыть там лет пять".

    Поселился сначала на Bd St. Germain, а потом на 25, Rue de la Gaite. Поступил в Сорбонну.

    Регулярно получал от матери по 100 рублей в  месяц, и хотя укладываться в скромный бюджет было трудно, иногда сам посылал ей немного денег. Гумилев очень любил свою мать. Срезневская всегда говорила, что "Гумилев был нежным и любящим сыном, любимцем своей умной и властной матери". И у Мочаловой записаны слова Гумилева: "Возлюбленная будет и другая, но мать - одна".

    В Париже Гумилев увлекся старинными французскими хрониками и рыцарскими романами, ненадолго заинтересовался  оккультизмом.

    В письме Брюсову из Парижа II ноября 1906 г.: "Когда я уезжал из России, я  думал заняться оккультизмом. Теперь я вижу, что оригинально задуманный галстук или удачно написанное стихотворение может дать душе тот же трепет, как и вызыванье мертвецов, о котором так некрасноречиво трактует Элифас Леви".

    Там, в Париже, появилась некая баронесса  де Орвиц-Занетти, о которой ничего не известно кроме одного: она вдохновила Гумилева на стихотворение "Царица Содома", названное позже "Маскарадом" и отобранное Брюсовым для публикации в журнале "Весы" летом 1907 г. Увлечение было незначительным, хотя и не осталось незамеченным Ахматовой. Она подтрунивала над ним, как, впрочем, позже и над другими его романами. М. М. Тумповская - подруга Гумилева - рассказала, что "Ахматова, разойдясь с Гумилевым, ворчала на его новые романы только тогда, когда он плохо выбирал".

    В Париже Гумилев искал литературные знакомства.

    В письме Брюсову 30 октября 1906 г.: "Вы были так добры, что сами предложили свести с Вашими парижскими знакомыми. Это  будет для меня великим счастьем, так как я оказался несчастлив в моих здешних знакомствах..."

    Необходимость общения с творческими людьми привела его в русский клуб художников, на выставку русского искусства С. П. Дягилева. Гумилев познакомился с М. Фармаковским и А. Божеряновым. Тут же возникла идея создания художественно-литературного журнала.

    Отказавшись по просьбе Брюсова от сотрудничества в газете "Столичное утро" и в журнале "Золотое руно", Гумилев вместе с Фармаковским и Божеряновым занялся подготовкой к изданию журнала. Был этим так увлечен, что пригласил Божерянова некоторое время пожить у него. Туда же приходили привлеченные к этой работе энтузиасты: скульпторы Курбатов, Николаус, художники Данишевский, Николадзе.