Откуда и когда взяла свое начало Древняя Русь

Вместе с  тем киевский летописец имеет  в виду нечто иное, когда говорит  о варягах. В самом раннем упоминании варягов - именно свидетельстве летописца  времени Владимира - они живут  на восток от чуди (эстов) до "предела  Симова", под которым разумелась Волжская Болгария. Это были как  раз те земли, на которых утвердились  варяги, пришедшие с Рюриком.

Самих новгородцев  и южные и северные летописцы  выводили "от рода варяжска". Западные пределы расселения варягов киевский летописец ограничивает, с одной  стороны, польским Поморьем (Поморье  принадлежало Польше в конце Х  века) и с другой - территорией  Дании, называемой в Повести временных  лет "землей агнян", то есть англов - германского племени, занимавшего  южную часть Ютландского полуострова. Соседями англов на южном берегу Балтики  были "варины", "вары", "ваары", "вагры" - племя, принадлежавшее к  вандальской группе и к IX веку ославянившееся. В генеалогии саксонского рода Веттинов, составленной в XIII веке, в связи с  событиями конца Х - начала XI века упоминаются два маркграфа, управлявших "маркой Верингов". Так называлась именно область обитания варинов.

Тождество "варягов" с "варинами" с языковой точки  зрения очевидно. У этнонимов один и тот же корень, а различия в  этнообразующих суффиксах обычны для  всей этой территории; в кельто-романских  языках этноним должен звучать как "варины", в германских - "вэринги", у балтийских славян - "варанги", у восточных - "варяги". Достаточно очевидно и значение этнонима. В  немецкой литературе давно принята  этимология племенного названия "варины" от старого индоевропейского "вар" - море, вода. В сущности, это одно из основных обозначений воды в индоевропейских  языках, вариантами которого являются также "мар" или "нар" ("варангов" - варягов - в Византии иногда звали  также "марангами"). И только заведомо тенденциозное желание перенести "вэрингов" в Скандинавию побуждало  искать для них какую-то иную этимологию. Варяги, следовательно, - это просто поморяне. Поэтому название это всегда распространялось на разные морские  народы, и только на морские.

Каждой эпохе  свойственно смотреть на предшествующие свысока. Сколько раз летописцам приходилось подвергаться критике  и поучениям со стороны не слишком благодарных потомков! Почему это варяги, построив новый город, называют его "Новгород"? Почему они дают название "Белоозеро" городу, воздвигнутому на территории, куда еще и славяне-то не проникали? Почему Изборск, Плесков-Псков - и ни одного "хольма", "бурга", "штадта"? А во времена, когда писал летописец, просто еще и не было этой проблемы. Он рассказал, что приходили варяги "из-за моря", а язык их был понятен и киевлянам. В XVIII веке летописца начнут журить за наивность и простоту. И XVIII век покажет, что даже не слишком многочисленного иноземного слоя в высших эшелонах власти достаточно, чтобы на тех же территориях место "градов" заняли "бурги".

Сейчас главным  прибежищем норманизма является археология. Но и интерпретация археологических  данных оказывается подчас полярной. Известный ленинградский археолог Г.С.Лебедев в ряде работ готов  был увязать с норманнами чуть ли не все погребения киевской знати  Х века. А в другой работе он признает, что к скандинавским может  быть отнесено лишь одно погребение из 146-и. Почему-то до сих пор многие археологи просто закрывают глаза  на известные археологические же факты. Так, по всему северу Руси распространена специфическая фельдбергерская  керамика, характерная для балтийских славян VIII - Х веков. На посаде города Пскова она составляет в соответствующих  слоях свыше 80 процентов. Много ее в Новгороде и других городах, доходит она до Верхней Волги  и Гнездова на Днепре, то есть до тех  областей, где киевский летописец  помещал варягов. А в Киеве  ее нет вовсе. И с такого вот  рода фактами, видимо, и связано противопоставление "варягов" и "руси", прослеживающееся в ряде летописных текстов.

Влияние Балтийского  Поморья сказалось даже на антропологическом  облике населения Северной Руси. Проанализировав  материалы, относящиеся к Х-XIV векам, известный специалист В. В. Седов  установил, что "ближайшие аналогии ранне средневековым черепам  новгородцев обнаруживаются среди  краниологических серий, происходящих из славянских могильников Нижней Вислы  и Одера. Таковы, в частности, славянские черепа из могильников Мекленбурга, принадлежащие ободритам". То же население достигало и Ярославского и Костромского Поволжья, то есть того района, к которому всегда привлечено особое внимание норманистов.

Даже и в  наше время сохраняются островки, где живут непосредственные потомки  тех давних переселенцев. Так, обследовав недавно население Псковского обозерья (западное побережье Псковского озера), антропологи Ю.Д.Беневоленская и  Г.М.Давыдова обнаружили группу, принадлежащую  к "западнобалтийскому типу", который  наиболее распространен у населения  южного побережья Балтийского моря и островов от Шлезвиг-Гольштейна до Советской Прибалтики.

Колонизационный поток с южного побережья Балтики  на восток должен был начаться с  конца VIII века, когда Франкское государство, сломив сопротивление саксов, стало  наступать на земли балтийских славян и остатки давнего местного населения. В этом же направлении отступает  и часть фризов (из области нынешних Нидерландов), особенно после крупного поражения от датчан в битве при  Бравалле в 786 году. Распространение  здесь христианства все более  стирает этнические различия, но углубляет  религиозные и социальные. Опорные  же пункты язычества оказываются  на южном берегу Балтики. Сама Скандинавия  также оказалась на пути колонизационного потока, идущего с запада на восток. В Скандинавии долго сохранялись  славянские поселения. В поток этот неизбежно вовлекались и собственно скандинавы, не говоря уже о вооружении в предметах быта, которые можно было и купить, и выменять, и отнять силой на любом берегу Балтийского моря. Необходимо только иметь в виду, что в IX-Х веках уровень материальной культуры на южном берегу Балтики был едва ли не самым высоким в Западной Европе, а варины еще в VI веке славились изготовлением мечей, которые привозились на продажу в Италию.

В сказании о  призвании варягов особенно подчеркивалась знатность рода Рюрика, хотя никаких  доказательств в пользу этого  не приводилось. В некоторых средневековых  генеалогиях Рюрика с братьями выводили из рода ободритских князей (их считали  сыновьями Годлава, убитого датчанами  в 808 году), а тех, в свою очередь, привязывали  к венедо-герульской генеалогии, по древности уступавшей только датской. Других альтернативных генеалогий для  Рюрика нет, если не считать откровенно фантастическую легенду о родстве  его с римскими Августами (кстати, и в этом случае его выводили с  южного берега Балтики). Но летописцы, настаивавшие на приоритете Рюрика перед  другими династиями, видимо, и не могли ни на что реальное опереться, так как на севере княжеская власть явно имела меньшее значение, нежели на юге, в Киеве. Варяги привносили с  собой вовсе не монархическую  систему, а что-то вроде афинского  полиса. Древнейшие города севера, включая  Поволжье, управлялись примерно так  же, как и города балтийских славян. Кончанская система Новгорода близка аналогичному территориальному делению  Штеттина.

Даже необычно важную роль архиепископа Новгорода  мы поймем лишь в сравнении с той  ролью, которую играли жрецы в  жизни балтийских славян, по крайней  мере, некоторых из них. И не случайно, что позднее, когда княжеская  власть будет осваивать Волжско-Окское междуречье, в противовес старым "боярским" городам будут воздвигаться новые, княжеские, а в самой новгородской земле княжеской власти так и  не удастся утвердиться.

Варяжский тип  социально-политического устройства - это в конечном счете тот же славянский (во всяком случае, более  славянский, чем собственно русский), основанный полностью на территориальном  принципе, на вечевых традициях и  совершенно не предусматривающий возможность  централизации. Отличительной особенностью этого типа является большая роль города вообще и торгово-ремесленного сословия в частности. Именно высокий  уровень материальной культуры и  отлаженность общественного управления обеспечили преобладание переселенцев на обширных пространствах севера Руси, а также быструю ассимиляцию  местного неславянского населения.

Таким образом, в принципе правы те, кто считает, что государственность на Руси сложилась  ранее вокняжения Рюриковичей или  каких-то иных династий. Только естественная государственность в эту эпоху  не могла простираться на необозримых  пространствах. Соединить их могла  лишь какая-то внешняя сила, внешняя  для большинства областей. Да и  при этом условии единство могло  сохраняться лишь при определенной взаимной заинтересованности. Скажем, освобождение от хазарской дани могло  создать внешней власти необходимый  авторитет, а невысокие размеры  дани поначалу окупались выгодами относительной  безопасности и вовлечением в  международную торговлю, а также  в дальние походы. Внешней силой  в IX-Х веках является "род русский", видимо соединивший выходцев из Поднепровья, Подунавья и Прибалтики. Варяги и  отчасти фризы, включившиеся в колонизационный  поток с конца VIII века, могли пополнить  княжеские дружины, но самостоятельной  роли все-таки не играли, а на севере Руси именно они повлияли на создание полисной системы, не принимающей централизации.