Языковые средства создания напряженности

     Долгое  время язык и культура рассматривались как автономные семиотические системы, но сейчас активно изучается их взаимодействие, обусловленное их антропологическим характером, соотнесенностью с познавательной (гносеологической и когнитивной) и коммуникативно^ деятельностью.

     Л. Н. Мурзин следующим образом объясняет  данный факт: «Культурологи и лингвисты до самого последнего времени обнаруживали мало точек соприкосновения в своих науках. Культурологи видели в культуре феномен, достаточно независимый от языка, а лингвисты считали, что, изучая язык, можно игнорировать его культурологическую сторону как малосущественную. Лишь с развитием антропологии... появилась возможность сблизить данные науки, поскольку человек и есть важнейшее связующее звено между языком и культурой» [Мурзин, 1994, с. 160. Цит. по Бабенко, 2003]. Семиотическое родство языка и культуры дает возможность рассматривать их во взаимосвязи, используя общий инструментарий в.изучении языка и культуры, позволяет исследовать функционирование текстов в национальном языке, национальной культуре, в социально-общественной жизни. Все это служит основанием для того, чтобы рассматривать культуру в качестве особого семиотического уровня. Еще один аргумент в пользу рассмотрения текста в контексте культуры - это уникальная роль человека в мире вообще и в мире культуры в частности: человек - творец текста и в то же время его объект, предмет; человек – автор-адресант и адресат текста одновременно. Антропоцентричность - существенная черта произведений культуры.

     Ю. М. Лотману принадлежит цикл блестящих статей, посвященных семиотике культуры и рассмотрению текста как семиотической культуры. В предисловии к этому циклу он так объясняет постановку проблемы: «Мы живем в мире культуры. Более того, мы находимся в ее толще, внутри нее, и только т ак мы можем продолжать свое существование... Сам человек неотделим от культуры, как он неотделим от социальной и экологической сферы. Он обречен жить в культуре так же, как он живет в биосфере. Культура есть устройство, вырабатывающее информацию. Подобно тому как биосфера с помощью солнечной энергии перерабатывает неживое в живое (Вернадский), культура, опираясь на ресурсы окружающего мира, превращает не-информацию в информацию» [Лотман, 1992, с. 9].

     Изучение  художественного текста как феномена культуры оказалось плодотворным и для выявления собственно текстовых свойств, к которым можно отнести категории интертекстуальности, языковой текстовой личности, прецедентных текстов. Помимо свойств текста возможно выделение особых категорий, являющихся текстообразующими. О них речь пойдет в следующей главе.

3. Основные  категории и свойства текста

     Крупнейший  исследователь лингвистической  организации текста И. Р, Гальперин  утверждал, что «нельзя говорить о каком-либо объекте исследования, в данном случае о тексте, не назвав его категорий» [Гальперин, 1981, с. 4]. Этот ученый первым предложил систему текстообразующих категорий, выделив в их составе категории содержательные и формально-структурные, при этом он подчеркивал их взаимообусловленность: «Формально-структурные категории имеют содержательные характеристики, а содержательные категории выражены в структурных формах» [Там же, с. 5]. В его монографии в качестве текстообразующих категорий были рассмотрены следующие параметры текста: информативность, членимость, когезия (внутритекстовые связи), континуум, автосемантия отрезков текста, ретроспекция и проспекция, модальность, интеграция и завершенность текста. По прошествии двадцати лет количество категорий текста, изучаемых лингвистикой текста, заметно увеличилось, а также появилась необходимость различать текстообразующие категории и свойства текста. Ранг грамматических категорий присваивается тем признакам текста, которые «получают свои конкретные формы реализации» [Там же, с. 23].

     Текстовые категории, несмотря на формально-смысловую и функциональную нерасторжимость текста, обычно рассматриваются поаспектно, и среди них выделяются содержательные, формальные и функциональные категории. Подобное их деление достаточно условно и определяется наличием того или иного доминирующего компонента, который и выполняет классифицирующую функцию.

     Основу  универсальных категорий текста составляют целостность (план держания) и связность (план выражения), вступающие друг с другом в отношения дополнительности, диархии.

     Целостность (или цельность) текста ориентирована на план содержания, на смысл, она в большей степени психолингвистична и обусловлена законами восприятия текста, стремлением читателя, декодирующего текст, соединить все компоненты текста в единое целое. По словам Ю. С. Сорокина, целостность «есть латентное (концептуальное) состояние текста, возникающее в процессе взаимодействия реципиента и текста» [Сорокин, 1982, с. 65. Цит. по Бабенко, 2003]. Именно в силу этого «проекция текста (концепт текста, текст как цельность/ целостность) представляет интерес для психолингвистических исследований» [Там же, с. 63]. Очень хорошо эту особенность текста обрисовал Эдгар По: «Дойдя до конца, мы живо помним его начало и поэтому особенно чутко воспринимаем текст в целом и переживаем его целостное воздействие» [По, 1983, с. 83. Цит. по Бабенко, 2003].

     Цельность текста обеспечивается его денотативным пространством и конкретной ситуацией его восприятия: кто воспринимает текст? где? когда? зачем? Это позволяет говорить о ситуативности цельности текста. Противоречивость цельности обусловлена, во-первых, парадоксом устройства самого текста, который существует одновременно в линейной непрерывности/дискретности, во-вторых, характером его мыслительной обработки. Итак, целостность текста обусловлена концептуальностью текстового смысла, в связи с чем она в большей степени парадигматична. Связность в противовес цельности в большей степени лингвистична, она_обусловлена линейностью компонентов текста, т. е, синтагматична. Эта категория внешне выражается в тексте на уровне синтагматики слов, предложений, текстовых фрагментов. Автор текста в процессе его порождения стремится расчленить континуальный смысл на компоненты, в связи с чем можно говорить об интенциональности связности: она обусловлена замыслом автора.

     Учитывая эти качества, обусловливающие природу связности, можно говорить о ее двунаправленности: интенциональность – основа интрасвязности, т. е. ее внутренней смысловой связи; синтагматичность – причина экстрасвязности, проявляющейся во внешне выраженном сочетании букв, звуков, слов, предложений и т. п. Эти два проявления связности взаимообусловлены, но не жестко: можно говорить об их относительной независимости. Так, экстрасвязность можно услышать в ритмической организации текста, в звуковых повторах, например, в детских считалочках типа Эники-беники ели вареники, а в текстах типа Ночь, улица, фонарь, аптека... можно уловить прежде всего интрасвязность.

     Если  попытаться изобразить графически эти  две текстоформирующие категории, то цельность, несомненно, вертикаль схемы, а связность - горизонталь. Но хочется подчеркнуть, что эти оси координат взаимодействуют. Цельность внешне материализуется в связности, связность обусловлена цельностью и, в свою очередь, обусловливает ее. Взаимодействие этих категорий позволяет по-иному взглянуть и на их природу: «Целостность - это некоторая характеристика результата восприятия внутренне связанного текста, а сама связь - это средство, позволяющее получить данную характеристику» [Новиков, 1983, с. 27]. Эти две фундаментальные текстообразующие категории притягивают к себе и группируют вокруг себя категории, соотнесенные с ними. Целостность текста обеспечивается категориями информативности, интегративности, завершенности, хронотопа (текстового времени и текстового пространства), категориями образа автора и персонажа, модальности, эмотивности и экспрессивности.

     Завершенность текста на первый взгляд связана с отдельностью его материального тела, материальной оболочки. Но для текстового целого важнее всего его контекстуально-смысловая завершенность." Хотя все исследователи художественного текста говорят об открытости , неисчерпаемости смысла литературного произведения, в то же время с точки зрения целей и задач автора и читателя можно говорить об актуальной завершенности текста.

     Связность текста дополняется категориями ретроспекции/проспекции и членимости.

     Абсолютная  антропоцентричность, по мнению Е. А. Гончаровой, как качество художественного текста проявляется в том, что у него (этого качества) есть как бы три центра: автор - создатель художественного произведения; действующие лица; читатель – «сотворец» художественного произведения [см.: Гончарова, 1986, с. 3. Цит. по Бабенко, 2003], Иными словами, текст создается человеком, предметом его изображения чаще всего является человек, и создается он чаще всего для человека, что и обусловливает его абсолютную антропоцентричность.

           Социологичность художественного текста означает, что он, с одной стороны, связан с определенным временем, эпохой, социальным устройством общества, а с другой - сам выполняет социальные функции. М. .М. Бахтин высказывал убеждение в том, что «всякое литературное произведение внутренне имманентно-социологично. В нем скрещиваются живые социальные силы, каждый элемент его формы пронизан живыми социальными оценками, поэтому и чисто формальный анализ должен брать каждый элемент художественной структуры как точку преломления живых социальных сил, как искусственный кристалл, грани которого построены и отшлифованы так, чтобы преломлять их под определенным углом» [Бахтин, 1994, с. 9].

     Диалогичность художественного текста как сторона литературного произведения блестяще исследована в серии монографических работ М. М. Бахтина. И связана она, по его мнению, еще с одним качеством художественного текста - с бесконечностью, открытостью, многослойностью его содержания, которое не допускает однозначной интерпретации текста, вследствие чего высокохудожественные литературные произведения не утрачивают актуальности многие десятилетия и столетия. Кроме того, диалогичная природа текста, по М. М. Бахтину, проявляется и в том, что любой текст является ответной реакцией на другие тексты, так как всякое понимание текста есть соотнесение его с другими текстами.

     Многослойность  содержания художественного текста, создаваемая комплексом накладывающихся друг на друга значений (лексических, грамматических, стилистических, метафорических, ассоциативно-образных, имплицитных и эксплицитных и т. д.), определенным образом организована в нем и обозначается термином «батизматическая структура» [см.: Адмони, 1994, с. 131].

     Единство  внешней и внутренней формы текста - одно из основных его свойств, при  этом под внешней формой подразумевается «совокупность языковых средств, включая их содержательную сторону, реализующая замысел автора. Это то, что дано непосредственному восприятию и что должно быть осмыслено и понято. То, что понимается, составляет внутреннюю форму, или содержание. Это мыслительное содержание, которое формируется в интеллекте человека и соотносится с внешней формой» [Новиков, 1983, с. 5].

     Развернутость и последовательность (или логичность) текста обнаруживаются и на содержательном, и на формальном его уровнях. Их суть и различие хорошо показал А. И. Новиков. По его мнению, развернутость на содержательном уровне «находит выражение в количестве непосредственных отношений главного предмета с другими предметами, выстраивающимися в раме аспектов его описания, которые можно назвать подтемами» [Новиков, 1983, с. 24]. Последовательность (по терминологии Е. А. Реферовской - логичность) связана с продолжением содержания, с тем, что, как утверждает А. И. Новиков, «при порождении текста должна существовать некоторая схема, отражающая порядок следования элементов содержания. Такая схема составляет композицию текста и находит выражение в замысле» [Новиков, 1983, с. 25]. Важно иметь в виду, что, обнаруживаясь на поверхностном уровне текста, представляющего собой линейную последовательность слов, предложений, сверхфразовых единств, эти свойства текста связаны в первую очередь с семантическим, развертыванием и последовательностью смыслов, обнаруживаемых на глубинном содержательном уровне.

     Статичность и динамичность текста обусловлены аспектом его рассмотрения, ибо текст одновременно находится и в статическом состоянии, и в динамическом. «Статическое состояние соответствует тексту, рассматриваемому как некоторый результат, продукт речемыслительной деятельности. Динамическое состояние - это текст в процессе его порождения, восприятия и понимания» [Там же, с. 30].

     Текст в статическом состоянии изучается  преимущественно с позиций структурно-семантической научной парадигмы, а в динамическом - коммуникативной лингвистикой, психолингвистикой, деривацией. В идеале, конечно, следует учитывать оба эти состояния одновременно, так как они составляют нерасторжимое единство и представляют собой взаимодополняющие качества одного объекта - художественного текста.

     Напряженность текста. Эту сторону художественного текста глубоко и основательно исследовал В. Г. Адмони, он же выявил факторы и средства создания напряженности в тексте. Само это явление он понимал следующим образом: «Художественный текст должен заинтересовать, как бы "взять за душу" читателя уже с самых первых строк и усиливать интерес - то в большей, то в меньшей мере, порой с "ретардацией" в дальнейшем движении текста вплоть до его завершения. Типичной для художественных текстов от любовной лирики до романа, от басни до драмы является установка на "направленное движение к концу", к такому завершению, ожидание которого (...больше или меньше) придает напряжение всему восприятию текста. Свою кульминацию такая ориентация на напряжение получает в детективе» [Адмони, 1994, с. 130].