Любовь, жизнь и смерть в романе И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева»: речевые средства их реализации

    Высокой степенью эмоционально-экспрессивной  концентрации смысла отличаются те именные  компоненты вербоидных трансформ, которые находятся в предикативной части, являющейся главной по отношению к той, придаточной, в которой употребляются дериванты с местоимениями, заменяющими именные компоненты главной части: «Как передать те чувства, что испытываешь в такие минуты, когда как бы воровски, кощунственно заглядываешь в старый пустой дом, в безмолвное и таинственное святилище его давней, исчезнувшей жизни!»[6, 86]; «Мать в это время дала Богу, за спасение брата, обет вечного поста, который она и держала всю свою жизнь, вплоть до самой смерти, с великой строгостью» [6, 92]; « Не могу больше видеть, как ты всё дальше и дальше уходишь от меня, не в состоянии продолжать переносить оскорбления, которые ты без конца и всё чаще наносишь моей любви…»[6, 282]. Здесь также имеет место наложение именных компонентов вербоидов передать чувства и испытывать что (чувства), дать обет и держать который (обет), переносить оскорбления и наносить которые (оскорбления), способствующие созданию максимального по эмоционально-экспрессивной насыщенности смыслового «сгустка».

    Коммуникативной активизации подвержены в романе и глагольные компоненты вербоидов – дериванты: «Но никакого долга перед народом я никогда не чувствовал и не чувствую»[6, 159]; «Она была ещё обвеяна грустью, но как-то удивительно быстро приходила в порядок, приобретая что-то особенно приятное вследствие тех перемен, которые в ней произошли и происходили» среди расцветающей и крепнущей весенней красоты [6, 114]; «Это чувство есть несомненная жажда бога, есть вера а него. В минуту осуществленья его торжества и его праведной кары оно повергает человека в сладкий ужас и трепет и разрешается бурей восторга как бы злорадного, который есть на самом деле взрыв нашей внешней любви к богу и к ближнему» [6, 40].

    В первом примере вербоид чувствовать долг претерпевает морфолого-парадигматические изменения темпорального характера, причём повторение дериванта в форме настоящего времени активизирует, делает значимее в коммуникативном отношении редуцированную внутреннюю форму или, используем термин А.Вежбицкой, семантический прототип «испытывать какое-либо физическое ощущение, состояние и т.п.»[19, 689]. Во втором – коммуникативная направленность вербоида с грамматически господствующим именным компонентом происходят перемены активизируется трансформой перемен, которые и двумя членами морфологической парадигмы дериванта – произошли и происходили. В третьем – активизирована коммуникативная реализация вербоидов осуществлять торжество и осуществлять кару путём слияния двух вербоидных деривантов в один с трансформацией последнего через синтаксическую деривацию в девербатив[5, 62]. Опредмечивание глагольного признака, превращение его в своеобразную самодовлеющую субстанцию – широко распространённый в речи процесс, закреплённый системой языка. Этими свойствами обладают и дериванты – десемантизированные глаголы. Обретая статус девербатива, деривант способен значительно активизировать результативный признак семантики вербоида. Бунин использует эту трансформационную возможность вербоидов. В качестве дополнительного элемента, усиливающего результативность денотативного факта, писатель употребляет девербатив-деривант в огласовке осуществленье, вместо осуществление, более жёстко заключая абстрактный по своему характеру процессуальный признак в отведённые ему грамматической предметностью рамки.

    Рассмотренные вербоидные трансформы, список которых можно продолжить, раскрывают ёмкость, гибкость деривационно-семантической структуры вербоидов, их важную роль в конструировании бунинского повествования.

    Несмотря  на богатую систему вербоидов в романе, степень насыщенности его частей (глав) вербоидами различна. Так, из 107 глав романа одни отличаются достаточно широким употреблением вербоидов, другие – средним, третьи имеют один-два вербоида, четвёртые характеризуются их отсутствием.

    Весьма  плотной по насыщенности вербоидами является 12 глава первой книги романа. В небольшую главу И.А.Бунин сумел вместить объёмное содержание, которого хватило бы на целый новый роман. Не останавливаясь на различных языковых средствах реализации и организации содержания (они многочисленны и своеобразны), отметим задающий всей главе тон смысловой стимул-зачин, который сообщает, что в ненастный, ледяной весенний день появился человек в сюртучке. Он, этот человек, «оказался… действительно несчастным человеком, только совсем особого рода, то есть не просто несчастным, а создавшим своё несчастье своей собственной волей и переносившим его даже как бы с наслаждением, - оказался, словом, принадлежащим к тому ужасному разряду русских людей, который я, разумеется, понял как следует только впоследствии, в годы зрелости. Звали его Баскаковым, он происходил из богатой и родовитой семьи, был умён, талантлив и, следовательно, мог жить не хуже, если не лучше многих»[6, 30].

    Вербоиды создать несчастье, и переносить его (несчастье) в функции коммуникативных эквивалентов причастий фактически являются смысловым ядром приведённого высказывания, раскрывают действительную, истинную сущность несчастья Баскакова, обусловленную свойствами его неординарной натуры. Далее следует детализация противоречивого характера Баскакова в различных жизненных ситуациях, подчёркивается его установившееся кредо, которое чётко передаётся вербоидным комплексом относиться с презрением и ненавистью[6, 30]. Однако семью Арсеньевых, особенно Алёшу, Баскаков горячо полюбил и прожил в их имении три года.

    Выразителем итогового эмоционально-экспрессивного «сгустка», завершением композиционно-смыслового рисунка первого абзаца является трансформированный вербоид испытывать чувства в последнем предложении: «Он (Баскаков. – С.В.) стал моим воспитателем и учителем, и через некоторое время горячо привязался и я к нему, что и было источником многих сложных чувств, испытанных мною в близости с ним»[6, 30].

    Во  втором абзаце происходит дальнейшая активизация эмоционально-экспрессивных  и смысловых акцентов повествования. Так, отмечаются истоки повышенной впечатлительности  Алёши Арсеньева, роль Баскакова  в этом. Здесь же, используя приём  художественного противопоставления, И.А.Бунин тонко и точно раскрывает сущность противоречивой натуры Баскакова, объясняя причины влечения к нему Алёши. Вполне естественной представляется сентенция, выраженная в вербоидном комплексе поселять противоположные чувства и представления, заключающем абзац: «Но и в это время он (Баскаков. – С.В.) совершенно преображался, завидя меня. Он тотчас же спешил ко мне навстречу, обнимал за плечо и уводил в поле, в сад или усаживался со мной в каком-нибудь уголке и начинал что-нибудь рассказывать, что-нибудь читать вслух, поселяя во мне самые противоположные чувства и представления»[6, 31].

    Третий  абзац фиксирует значительно  интенсифицированную эмоциональную  характеристику повествования, раскрывает, детализирует динамику опорных смысловых точек, узлов, заложенных в первом и во втором абзацах. Достаточно показательной в этом отношении является следующая часть третьего абзаца: «А та противоположность чувств и представлений, которую он поселял во мне, проистекала из того, что для своих рассказов он чаще всего избирал, совсем не считаясь с моим возрастом, всё, кажется, наиболее горькое и едкое из пережитого им, свидетельствующее о людской низости и жестокости, для чтения – что-нибудь героическое, возвышенное, говорящее о прекрасных и благородных страстях человеческой души, и я, слушая его, то горел от негодования к людям и от мучительной нежности к нему самому, столько от них пострадавшему, то млел, замирал от радостных волнений»[6, 32].

    Здесь в числе других средств повествования  особенно важную смысловую и конструктивную функцию выполняют вербоиды. Первый вербоидный комплекс поселять противоположность чувств и представлений является модификацией упоминавшегося вербоидного комплекса поселять противоположные чувства и представления, усиливающей конструктивно-логическую смысловую связь между абзацами 12-ой главы. В тексте анализируемый комплекс выражается трансформацией противоположность чувств и представлений, которую (он) поселял. Она позволяет писателю сконцентрировать внимание на именном компоненте противоположность, установить более тесную конструктивно-смысловую связь между главной и придаточной частями, развить в главной части семантику отмеченного именного компонента десемантизированным глаголом (деривантом) проистекала, способствующим, в свою очередь, порождению и конструированию текста.

    Результативно-смысловой  сгусток приведённого отрывка также  реализуется через вербоидные комплексы: гореть от негодования и от нежности; млеть, замирать от радостных волнений.

    Не  является исключением по использованию  вербоидов и последний, четвёртый абзац: пленить мечтой, проникнуться чувством и др. Распространённые зависимыми словами, они завершают эмоционально-смысловой и композиционный рисунок 12-ой главы.

    Изучение  системы неоднословных наименований процессуального или статального признака было бы неполным без освещения потенциальных возможностей вербоидов с позиции типовой группы. Среди типовых групп первое место по списку вербоидов (около 30) и по количеству их употреблений (около 36) занимает в романе группа, возглавляемая деривантом испытывать. Вербоиды с деривантом испытывать появляются на странице, начинающей третью главу первой книги романа. В этой главе, состоящей из трёх абзацев-частей, если не считать небольшой абзац-предложение, предваряющий содержание главы, повествуется о шагнувшем из младенчества в детство Алёше Арсеньеве, его возрастающем интересе к окружающему миру.

      Первый абзац начинается сообщением  о предстоящем самом необыкновенном, с точки зрения Алёши, «путешествии»  с отцом и матерью «в ту заповедную страну, которая называется городом», когда он «впервые испытал сладость осуществляющейся мечты, а вместе с тем и страх, что она почему-нибудь не осуществится»[6, 11]. Волнующее ожидание поездки завершается, тарантас направляется за ворота усадьбы в благоухающие поля. По бокам дороги густой дубовый кустарник, где, по мнению Алёши, пробирается старик-разбойник с топором. Потом предстаёт городское утро, блеск солнца, разливается «какой-то дивный музыкальный кавардак: звон, гул колоколов с колокольни Михаила Архангела» [6, 11]. Причём сам собор воспринимается мальчиком настолько величественным, что встреча в зрелые годы с римским храмом Петра и пирамидой Хеопса уже не могли так поразить его воображение.

      Всему содержанию этой части  задаёт мощный тон и определяет  последующее развитие повествования  основательная признаковая сентенция,  получающая реализацию в вербоидном комплексе с антонимичными именными частями – испытать сладость и страх, которые, в свою очередь, распространяются двумя трансформами вербоида осуществлять мечту: осуществляющаяся мечта и она (мечта) не осуществится. Как видим, здесь писателем отражены когнитивные ономасиологические модели, реализующие следующие пропозиции: 1) я мечтал; 2) тут я впервые испытал сладость (насладился) – 3) мечта осуществляется; 4) тут я впервые испытал страх (испугался) – 5)мечта не осуществится [16, 28].

    Смысловые элементы пропозиций, пройдя через  абзац главы, реализуются и сосредоточиваются  в первых двух фразах второго абзаца на более высоком витке повествовательной  спирали, обретя структурно-семантическую  модификацию в соответствии с  содержанием этого абзаца и одновременно воздействуя на его конструирование: «Всего же поразительнее оказалась в городе вакса. За всю мою жизнь не испытывал я от вещей, виденных мною на земле, - а я видел много! – такого восторга, такой радости, как на базаре в этом городе, держа в руках коробочку ваксы»[6, 12].

    Вербоидный комплекс испытывать восторг, радость, являющийся экспрессивно-смысловым сгустком приведённого контекста, после нескольких эмоционально насыщенных фраз, передающих обострённые чувства Алёши Арсеньева, находит яркое продолжение: «А потом были ещё две великие радости: мне купили сапожки с красным сафьяновым ободком на голенищах… ременную плёточку с свистком в рукоятке… с каким блаженным чувством, как сладострастно касался я и этого сафьяна, и этой упругой ременной плёточки! Дома, лёжа в своей кроватке, я истинно замирал от счастья, что возле неё стоят мои новые сапожки, а под подушкой спрятана плёточка»[6, 12]. Эмоциональный динамизм, заложенный в вербоидном комплексе, нарастает вплоть до последних слов второго абзаца: «…вот теперь уже всё хорошо, лучшего в мире и не надо!»[6, 12].

    Весьма  своеобразно начало третьего абзаца, которое, если обратиться к терминологии Вилема Матезиуса и его последователей, можно назвать темой абзаца: «Эта поездка, впервые раскрывшая мне радости земного бытия, дала мне ещё одно глубокое впечатление. Я испытал его на возвратном пути»[6, 12]. Во-первых, здесь представлен итог предшествующего повествования, который был задан вербоидным комплексом с деривантом испытывать и всем остальным контекстом первых двух абзацев. Во-вторых, значение номинализации «эта поездка» получает логическое продолжение в вербоиде дала впечатление с зависимыми от него словами[3, 72]. В целях акцентировки внимания на смысловом конденсоре впечатление Бунин «неожиданно» использует трансформу «испытал его» общевозвратного по семантике вербоида испытать впечатление ("впечатлиться")[14, 62] в предложении: «Я испытал его на возвратном пути». Это значительно усиливает интерес к ревматическому контексту третьего абзаца, смысловые узлы которого следующие: «необыкновенно огромный и необыкновенно скучный жёлтый дом» - тюрьма; железные решётки на множестве окон, высокая каменная стена, окружавшая этот дом; наглухо запертые большие ворота в этой стене; человек за решёткой одного из окон – каторжник, вор, убийца с тусклым, тоскливым, тупым от покорности лицом и одновременно с выражением какой-то мрачной мечты. Всё это, пропущенное через призму детского восприятия Алёши Арсеньева, получило яркое, свойственное только И.А.Бунину художественное воплощение.