Автор работы: Пользователь скрыл имя, 04 Мая 2012 в 16:47, автореферат
В конце XX века активно развивается новая междисциплинарная область гуманитарных исследований – лингвокультурология, в центре которой находятся язык и культура. Единого мнения относительно статуса, предмета и методов лингвокультурологии нет. Общепринятым является определение лингвокультурологического исследование как изучение языка в неразрывной связи с культурой [Воркачев, 2004; Карасик, 2002; Маслова, 2001; Попова, Стернин, 2003; Степанов, 1997; Телия, 1996].
В микрополях «характер человека» в немецком и русском языках отсутствует ядро. Лексемы, составляющие эти микрополя, подчеркивают отрицательные черты характера человека: наглость, ребячество, робость, упрямство. Но в русском языке к разряду таких фрагментов дополнительно относятся трусость и потеря выдержки. В немецкой и русской языковой картине мира непожелания зла, сопряженные с характером человека, соотносятся с пониманием вредных черт характера: наглости, робости, упрямства, внутренней незрелости, в русской языковой картине мира к таким чертам характера относятся трусость и неумение быть выдержанным.
В микрополях «здоровье человека» сходство констатируется в составе их ядра. В обоих языках семантика ядерных лексем одинаково связана с понятием холода. В немецком языке можно встретить пожелание «не ушибиться», в русском языке – пожелание «не болеть». В немецкой языковой картине мира имеет место понятие отсутствия травматизма, а в русской языковой картине мира – отсутствия болезни вообще.
Итак, непожелания зла могут занимать промежуточное положение среди благопожеланий, так как, обладая имплицитной семантикой пожелания добра, эксплицитно содержат в своем составе лексемы, выражающие понятие зла. Но такие благопожелания могут актуализировать лингвокультурологические категории эксплицитности и имплицитности в качестве концептуальных доминант в немецкой и русской языковой картине мира, проявляя как моменты сходства, так и моменты различия.
В пятой главе «Представленность категорий эксплицитности и имплицитности в виде благопожеланий в немецких и русских художественных текстах» рассматривается проблема исследования художественного текста в современной лингвистике, анализируется функционирование эксплицитных, имплицитных пожеланий добра и промежуточных случаев в немецких и русских художественных текстах второй половины XX века.
Современная гуманитарная мысль обращается к вопросам раскрытия ресурсов трансформации значения в знаковых макрообразованиях. Текст обретает статус понятия, ключевого для доминирующих научных парадигм, и попадает в фокус внимания многих наук. В лингвистике текст понимается как иерархическое единство высшего ранга, многоаспектное и многомерное образование, совмещающее характеристики системного объекта, сложного знака и коммуникативного целого. При функционировании в тексте языковые единицы других уровней приобретают дополнительные характеристики. Немецкие и русские благопожелания, функционирующие в художественных текстах, можно подразделить на две группы: 1) зафиксированные словарем и 2) стилистические пожелания, которые имеют свои особенности.
Оставляя за рамками данной работы вопросы актуализации лингвокультурологических категорий эксплицитности и имплицитности в художественной картине мира, мы провели сопоставительный анализ функционирования благопожеланий в немецких и русских художественных текстах. При функционировании эксплицитных пожеланий добра в немецких и русских художественных текстах сходство проявляется в употреблении таких тематических групп, как: «добрые напутствия», «общее благо», «пожелания-приветствия», «пожелания при расставании», «добрые чувства», «пожелания удачи, успеха», «пожелания здоровья». Отличием немецких текстов является функционирование стилистического «пожелания родителям», а русских текстов – употребление эксплицитных «пожеланий в адрес умершего». В немецких и русских художественных текстах выявлено сходство в употреблении пожеланий «добрые напутствия», представленные тематической подгруппой «ободрение», которые могут быть словарными:
«Beruhigen Sie sich», sagte Beauvais» [Seghers, 1962, S. 93]; «Успокойся, моя бедная девочка!» [Пермитин, 1965, с. 600] и не словарными: ««Das schaffst du», sagte Karl Steuer» [Stephan, 1983, S. 99]; «Всегда ... везде…Не бойся … будь сильной…орлик мой…до последнего дыхания…» [Фадеев, 1972, с. 456].
Однако в русских художественных текстах встречаются пожелания, зафиксированные в словаре в значении «поддержка»: «Береги себя, – изменившись в лице, сказал Андрей Ефимович и обнял Проценко» [Фадеев, 1972, с. 31]; «благословение»: «Благословляю тебя на жизнь, – вдруг совершенно отчетливо произнес Тополев…» [Ажаев, 1966, с. 636]. Сходство в языках проявляется в наличии окказиональных пожеланий подгруппы: «поддержка»: «Ja, das lass mal sein», meint Martin, der froh ist…» [Görlich, 1982, S. 134]; «Будь самим собой, не приукрашивай, наша правда хороша и в натуральном виде» [Ажаев, 1966, с. 692]. Но в обоих языках художественные тексты могут содержать стилистические эксплицитные «пожелания хорошей жизни»: «Haben Sie's gut gehabt!» [Fallada, 1984, S. 197]; «Сейте разумное, доброе, вечное!» [Канович, 1989, с. 253].
Спецификой русских текстов можно считать присутствие эксплицитных стилистических пожеланий «добра и жизни в форме тоста»: «За все хорошее, братцы! – сказал он. – Будем живы!» [Сапронов, 1976, с. 25]; «долголетия и счастья»: «Пусть живет дольше деда… во счастии. Ноги пусть хранит, не остужает… Не дай бог, ревматизм схватит…» [Бирюков, 1986, с. 202].
Тематическая группа эксплицитных «пожеланий-приветствий» проявляет сходство в функционировании в текстах пожеланий «во время еды»: «Looten Sie sick dat good smecken» auf den Tisch»[Bredel, 1961, S. 49]; «Добрый вечер и приятного аппетита! – вкрадчиво сказал Иван Петрович…» [Пермитин, 1965, с. 607]; «благополучия во времени»: «Guten Morgen! Sagt er langsam» [Fallada, 1984, S. 13]; «Доброе утро, мамочка. Ты давно встала?» [Князев, 1982, с. 111]. Однако в русских текстах употребляются пожелания, не зафиксированные в словаре: «кушать на здоровье»: «Кушайте на здоровье, добавляя в миски ухи, приговорила польщенная старуха-хозяйка» [Кондратенко, 1964, с. 86]; «Божья помощь»:
«Здравствуйте, хозяйка, да поможет вам Бог!» [Айтматов, 1965, с. 23]; «приятного отдыха»: «Шофер поставил чемоданы в угол и сказал: Приятно отдыхать с дороги!» [Пермитин, 1965, с. 594].
Эксплицитные «пожелания при расставании» проявляют себя в текстах в одинаковой мере тематическими подгруппами «благополучие»: «Vielen Dank, ihr Freunde, lebt wohl» [Seghers, 1962, S. 238]; «Прощайте, ребята! Счастливо…» [Фурманов, 1968, c. 10]; «удача в дороге»: «Gute Fahrt!» [Veken, Kammer, 1996, S. 247]; «Счастливого пути, Ковалев!» [Фадеев, 1972, с. 75].
В немецких текстах функционируют стилистические пожелания «удача в профессиональной деятельности»: «Also gute Wache!» [Renn, 1970, S. 358], в русских текстах – «помощь высших сил»: «Да хранит тебя святый Баубедин» [Айтматов, 1965, с. 35]; «добрые напутствия»: «Помни всегда, о чем с тобой договаривались. Дальняя перспектива. Не стареть душой, не измельчать, что бы ни случилось. Мужественным будь в горе и в трудностях…» [Ажаев, 1966, с. 635]; «здоровье»: «Ну, жинка, будь здорова. Как все, так и я, – сказал Лапуцан, набивая карманы патронами» [Кондратенко, 1964, с. 348].
Эксплицитные пожелания «общего блага» в немецких и русских художественных текстах представлены отмеченными в словаре тематическими подгруппами: «спокойной ночи»: «Ich wünsche Euch also eine gute Nacht» [Peyinghaus, 1985, S. 60]; «Спокойной ночи, ответила за себя и за Дорского Ентеле» [Канович, 1989, с. 231]; «благополучие»: «Ich wünsche ihr alles Gute» [Peyinghaus, 1985, S. 22]; «Но ты не забывай только одно, что я тебе желаю добра и даже забываю, что ты ненавидишь меня» [Мамин-Сибиряк, 1963, с. 301].
В эксплицитных пожеланиях «добрые чувства» в художественных текстах на сопоставляемых языках используются словарные варианты пожелания «счастья»: «Ich kann Ihnen Glück wünschen» [Renn, 1970, S. 56];
«Будь счастлива, Алтынай» [Айтматов, 1965, с. 51], но в немецких текстах встречаются не зафиксированные словарем пожелания «счастья»: «Ich bin auf gut Glück in die Stadt zurück» [Seghers, 1962, S. 51].
Пожелания здоровья в текстах на немецком и русском языках имеют сходство в функционировании тематической подгруппы пожеланий «здоровья болеющим»: «Lieber Herr Debuisson, leben Sie wohl» [Seghers, 1962, S. 151]; «Здоровья бы ему, чтобы он сделал! Одним духом силен…» [Корнюшин, 1973, с. 330], а в русских текстах дополнительно – «долголетия»: «Пусть долго живет» [Айтматов, 1965, с. 203]. В текстах на русском языке функционируют не зафиксированные в словаре пожелания «здоровья болеющим»: «А ты поправляйся, – зашептала она. – Поправляйся скорей» [Сапронов, 1976, с. 42].
В немецких и русских художественных текстах используются эксплицитные словарные пожелания «удачи и успеха в жизни»: «Ein gutes neues Jahr für uns» [Görlich, 1982, S. 269]; «Желаю удачи от всей души! – Алексей протянул шоферу руку» [Ажаев, 1966, с. 147], но в русских текстах можно встретить словарные пожелания, направленные «в адрес умершего». Это в основном пожелания тематической подгруппы «царство небесное»: «Ну, царствие небесное, – согласился Безенчук» [Ильф, Петров, 1965, с. 19].
Отличием немецких художественных текстов является стилистическое эксплицитное «пожелание, адресованное родителям»:
«Ungestörte Nächte und nahrhaftes Essen – was kann man sich mehr wünschen, besonders, wenn man Kinder hat!» [Peyinghaus, 1985, S. 187].
Наиболее часто в немецких и русских художественных текстах используются эксплицитные пожелания «добрые напутствия», реже – «пожелания-приветствия», «пожелания при прощании». Редко встречаются тематические группы пожеланий: «общее благо», «добрые чувства», «здоровье», «удача». В немецких текстах нечасто можно констатировать употребление группы пожеланий «родителям», в русских текстах – пожеланий «в адрес умершего».
Сходство
в немецких и русских художественных
текстах проявляется в
Имплицитные пожелания «добрые напутствия» в немецких и русских художественных текстах проявляют сходство в использовании тематических подгрупп «поддержка»: «Nimm's Leben von der heiraten Seite» [Bredel, 1961, S. 11]; «Будем держаться бок о бок, не отходя друг от друга, или, как говорится, ноздря в ноздрю, – сказал Беридзе» [Ажаев, 1963, с. 13] и «утешение»: «Das ist vorbei, sagte mein Vater…» [Lenz, 1997, S. 30]; «Ну ладно, решительно сказал он звероводу! – Будь что будет!» [Никитин, 1964, с. 130], но каждая из них имеет свои особенности.
В немецких и русских художественных текстах имплицитные «пожелания удачи» могут быть представлены только тематической подгруппой «удача в учебе»: «Hals- und Beinbruch!» [Fallada, 1984, S. 610]; «Ступай, Алексей…Ни пуха тебе ни пера. Полной удачи…» [Ажаев, 1966, с. 694].
В немецких текстах функционируют имплицитные пожелания «при прощании», выражающие «удачный исход»: «Mach's gut, Martin…» [Görlich, 1982, S. 30]. В русских текстах встречаются стилистические имплицитные «пожелания при прощании», содержащие в себе «доброе напутствие»: «Прощайте, товарищи, будьте крепки духом, а мы тоже…» [Фурманов, 1968, с. 10].
В немецких художественных текстах существует возможность функционирования имплицитных пожеланий-приветствий «во время еды», зафиксированные в словаре: «Mahlzeit, meint einer der Aufgerufenen…» [Görlich, 1982, S. 24]. В художественных текстах на немецком языке можно встретить стилистическое «профессиональное пожелание лесорубу». Данное пожелание выражает удачу во время пиления деревьев. Оно не зафиксировано в словаре. В нем используется профессиональная лексема, а именно «die Säge» – «пила»: «Viel Glück an der Säge!» [Stephan, 1983, S. 103].
В немецких художественных текстах нами отмечено стилистическое имплицитное пожелание, выражающее «ограничение пожеланий»:
«Wünsche, nichts als wünsche hat das Kind!» [Peyinghaus, 1985, S. 30]. Отличительной особенностью русских художественных текстов является функционирование имплицитных обобщенных пожеланий добра тематической подгруппы «Божьей благодати»: «И да хранит вас небо» [Канович, 1989, с. 24].
Имплицитные пожелания в значении «добрые напутствия» в немецких и русских художественных текстах можно встретить чаще всего, реже употребляются пожелания «удачи», «пожелания при прощании». В немецких художественных текстах нечасто имеют место «пожелания-приветствия», «ограничение пожеланий», отсутствующие в русских текстах. В русских текстах отмечается редкое употребление «обобщенных пожеланий добра», не отмеченное в немецких текстах.
В немецких и русских художественных текстах функционируют промежуточные случаи непожеланий зла, относящиеся к демонстрации «эмоционального состояния человека», представленные тематическими подгруппами: «огорчения»: «Jacqueline sagte: «Macht keine Scherze, wenn ihr zu ihm hineingeht, lacht nicht, seid auch nicht traurig»» [Segers, 1962, S. 87]; «Не огорчайся, если иногда будут жаловаться на меня» [Ажаев, 1966, с. 584];
«преодоление страха»: «Hab keine Angst!» [Segers, 1962, S. 188]; «Коли Бог дал, то ничего не случится, Верочка, ты не бойся» [Князев, 1982, с. 230], а в русских текстах дополнительно пожеланиями отказа от «беспокойства»:
«Не беспокойтесь и никаких разговоров с соседями» [Богомолов, 1981, с. 144], «тоски»: «Не кисни, детка. Не мякни» [Корнюшин, 1973, с. 285].