Хантингтон

 
 
 
 

      Сэмюэл  П.Хантингтон  -   профессор   Итона   и   директор   Института

стратегических  исследований  Гарвардского  университета.  Автор  множества

работ, включая: "Солдат и государство" /The Soldier and the State/ /1957/ и

"Третья волна:  демократизация в конце двадцатого  века"  /The  Third  Wave:

Democratization in the Late Twentieth Century /1991/. Сегодняшняя  ситуация

в Европе придает  актуальность этой давней статье, впервые  представленной  в

марте 1995 года как  доклад на конференции по военно-гражданским отношениям,

организованной  Международным  форумом   демократических   исследований   и

Европейским центром  исследований  в  области  безопасности  имени  Джорджа

Маршалла.

      Как мы все знаем,  за  последние   два  десятилетия  в  мире  произошел

грандиозный революционный  переворот, в ходе которого почти  в сорока странах

авторитарный режим  сменился демократическим правлением. На самом  деле  под

названием "авторитарный режим" скрывались весьма непохожие  друг  на  друга

формы правления, такие как военные хунты в Латинской  Америке  и  в  других

регионах,  однопартийное  руководство  в  коммунистических  странах  и   на

Тайване,  единоличные  диктатуры  в  Испании,  на  Филиппинах,  в  Румынии,

расистская  олигархия  в  Южной  Африке.   Переход   к   демократии   также

осуществлялся по-разному. В некоторых случаях реформаторы  пришли к власти в

рамках  авторитарного  режима  и   начали   осуществление   демократических

преобразований. В  других случаях переход стал результатом  переговоров между

властью и оппозицией. В некоторых странах авторитарный режим  был  свергнут

или рухнул сам. Были также случаи, когда падение диктатуры  и  установление

выборной власти осуществлялось при вмешательстве  США.

      Практически все эти авторитарные  режимы, вне зависимости от  их  типа,

имели одну общую  черту, а именно: отношения между  их гражданской и  военной

сферами оставляли  желать много лучшего. Почти нигде  не  наблюдалось  такого

типа отношений, как в развитых демократических  государствах,  которые  я  в

одной из работ охарактеризовал как "объективный  гражданский  контроль"  1.

Этот   тип   отношений   предполагает:   1/   высокий   уровень    военного

профессионализма  и осознание военными ограниченного  характера  их  военной

компетенции; 2/ фактическое  подчинение военных  гражданскому  политическому

руководству, которое  принимает основные решения в  области внешней и военной

политики; 3/ признание  политическим руководством за  военными  определенной

сферы  профессиональной  компетенции  и  автономии;  4/  в   результате   -

минимальное вмешательство  военных в политику, а политиков  в военную сферу.

      В авторитарных государствах  военно-гражданские  отношения   в  той  или

иной степени  отличались от данной модели.  В  государствах,  где  у  власти

стояли военные, гражданский  контроль  полностью  отсутствовал,  а  военное

руководство и  военные организации зачастую выполняли  функции, имеющие  лишь

отдаленное отношение  к собственно военным задачам.  Если  власть  в  стране

принадлежала единоличному диктатору, он стремился посадить своих  людей  на

все ключевые посты  в армии, чтобы  обеспечить  полный  контроль,  расколоть

армию  и  поставить  ее  на  службу  удержания  власти.   В   однопартийных

государствах ситуация была несколько лучше,  однако  армия  рассматривалась

как орудие достижения целей партии, офицеры должны были быть членами партии

и выполнять функции  агитаторов и пропагандистов, партийные  ячейки строились

по типу военной  иерархии /субординации, порядка подчиненности/, а последней

инстанцией было не государство, а партия.

      Таким образом, перед молодыми  демократическими  государствами   встала

грандиозная задача коренного реформирования отношений  между  гражданским  и

военным сектором. Конечно, эта задача была лишь одной  из многих.  Им  также

приходилось  завоевывать  авторитет   у   общества,   разрабатывать   новую

конституцию, создавать  многопартийную  систему  и  другие  демократические

институты, проводить  либерализацию,  приватизацию  и  рыночные  реформы  в

экономической области, где прежде действовала командная система или сильный

государственный  контроль,  обеспечивать  экономический  рост,  бороться  с

инфляцией  и  безработицей,  сокращать  бюджетный   дефицит,   бороться   с

преступностью  и  коррупцией,  а  также  сдерживать  конфликты  и  насилие,

возникающие между  национальными и религиозными группировками.

      Удалось ли молодым демократическим   государствам  справиться  с   этими

проблемами? В лучшем случае - с переменным успехом, что  подтверждает доводы

противников демократии, таких как бывший  премьер Сингапура Ли  Куан  Ю,

которые  утверждают,  что   демократическая   форма   правления   порождает

некомпетентность  и недисциплинированность. Во многих странах  экономические

показатели  ухудшились.  Экономические  реформы  зашли  в  тупик,  потеряли

поддержку общества, старой  авторитарной  элите  удалось  поставить  их  на

службу своим  интересам. Усугубилась  преступность  и  коррупция.  Обыденным

явлением стало  нарушение декларируемых конституцией прав  человека.  Пресса

либо  попала  под  контроль,  либо  сама  развратилась.  Развал   партийно-

политических  систем,  субъективно-личностный   характер   их   руководства

обусловили   невозможность   создания   эффективного   правительства    или

ответственной оппозиции. Отсутствие авторитарного  контроля  способствовало

обострению   общинно-эгалитарных   настроений   и   росту    насилия.    За

немногочисленными исключениями в некоторых областях, новым  демократическим

правительствам  вовсе не удалось обеспечить достойное  управление страной. 
 

1 раздел

      С легкой руки многочисленных  последователей и  критиков,  в  комплексе

идей  С.  Хантингтона  оказалась  выдвинутой  на  передний   план   наиболее

очевидная и чаще всего механистически трактуемая их часть:  представление  о

прямом  и  непосредственном  столкновении   цивилизаций,   обретающем   (или

грозящем обрести) форму конфликтов.  В  такой  постановке  (далее  именуемой

"узким прочтением") проблема  сводится  к  тому,  возможны  ли  войны  между

цивилизациями  (в  отличие  от  войн  межгосударственных  и,   вероятно,   в

дополнение к  ним); в каких частях мира их можно  ожидать, как скоро, в  каких

вариантах. Между  тем статья С. Хантингтона - не только об этом.

      Показателен выбор  такого  многозначного  понятия,  как   "clash",  для

обозначения   и   характеристики   межцивилизационных   взаимодействий:    в

английском языке  это и лязг (оружия), и звон (мечей), и гул  (колоколов),  и

бряцание, грохот (кастрюль на кухне), и столкновение  (представлений,  идей,

машин), и стычка (непременно массовая, например,  с  полицией),  и  конфликт

(интересов),   и   разногласия.    Англоязычный    читатель    автоматически

воспринимает  весь  этот  подтекст,  а   потому   для   него   "столкновение

цивилизаций" (даже безотносительно к С.Хантингтону) предполагает  как нечто

само собой разумеющееся весьма широкий спектр возможных  форм  и  конкретных

проявлений такого рода столкновения.2

      Но в статье существует и  другой, гораздо более широкий  и  значительный

план: будущее западной цивилизации и ее отношений с остальным,  не  западным

миром. Любой ответ  на  этот  вопрос  требует  представлений  о  характере  и

направленности  мирового  развития  в  целом,  и  потому  этот  план  статьи

правомерно считать  ее "широким прочтением". Именно он (и те ответы,  которые

предлагает  в  этом  контексте  С.  Хантингтон),   а   вовсе   не   гипотеза

межцивилизационных  столкновений, и  сделали  концепцию  автора  предметом  и

объектом  столь  заинтересованного,   пристального   и   долгого   всеобщего

внимания. Сама идея "столкновения цивилизаций" оказывается  тут не более  чем

удачной политической и интеллектуальной  "упаковкой"  острого,  потенциально

взрывчатого и  малоприятного вопроса, уйти от которого,  однако,  невозможно.

Более того,  оценить  вероятность прямых  и непосредственных  столкновений

между  цивилизациями  можно  лишь  в  рамках  какой-либо   теории   мирового

развития,  но  не  наоборот.   Именно   поэтому   особенно   интересен   тот

интеллектуальный  и  политический  фон,  на  котором  были  сформулированы  и

продолжают обсуждаться  идеи С. Хантингтона.

2. Истоки проблемы

      В новом, нарождающемся после  распада СССР мире, считает С.  Хантингтон,

основным источником конфликтов будет культура, а не идеология  и  экономика.

"Нация-государство  останется  главным  действующим  лицом  в  международных

делах,  но   наиболее   значимые   конфликты   глобальной   политики   будут

разворачиваться  между  нациями  и   группами,   принадлежащими   к   разным

цивилизациям. Столкновение цивилизаций станет доминирующим фактором  мировой

политики. Линии  разлома между цивилизациями  -  это  и  есть  линии  будущих

фронтов. Грядущий конфликт между цивилизациями - завершающая  фаза  эволюции

глобальных конфликтов в современном  мире".3  Если  конфликты  XVII-XX  вв.,

включая обе мировые  и холодную  войны,  "были  главным  образом  конфликтами

западной цивилизации", то "с окончанием холодной войны  подходит  к  концу  и

западная  фаза  развития  международной  политики.   В   центр   выдвигается

взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями".4

      Обратим внимание на два момента.  Во-первых, речь  идет  не  о   всех  и

всяческих международных  отношениях вообще, но  выделяется  и  подчеркивается

особо глобальный уровень мировой  политики.  То есть  тот,  действовать на

котором имеют  (или  получают)  возможность  лишь  самые  сильные,  наиболее

развитые (в целом  либо в важнейших  сферах)  субъекты  международной  жизни.

Безусловно, Запад, и прежде всего США, останутся  таковыми на  всю  обозримую