Теория мир-систем в концепции И. Валлерстана

 сила выступает в качестве товара (где это может проявляться сильнее,   

 чем при  рабстве?), совершенно отличное от отношения феодального   

 серва к своему сеньеру в Бургундии XI в., где экономика не была ориентирована   

 на мировой  рынок и где рабочая сила (именно  из-за этого?)   

 ни в каком  смысле не покупалась и не  продавалась.   

   

 Капитализм, таким образом, совершенно точно означает труд как   

 товар. Но  в эпоху аграрного капитализма  наемный труд -- лишь   

 один из  способов привлечения и возмещения  труда на рынке труда.   

 Рабство, принудительное производство урожая на продажу (мое название   

 для так  называемого "второго феодализма"), издольщина и   

 аренда -- все это альтернативные способы. Было бы слишком долго   

 рассматривать  здесь условия, в которых различные  регионы мира-   

 экономики  приходили к специализации на  различных видах сельскохозяйственной    

 продукции, -- я сделал это в другом месте.   

   

 Что нам  необходимо отметить сейчас -- эта специализация произошла   

 в специфических и отличающихся друг от друга географических   

 регионах мира-экономики. Эта региональная специализация   

 пришла как результат стремления акторов на рынке уйти от нормального   

 функционирования  рынка повсюду, где оно не  приводило   

 к максимизации  их прибыли. Попытки этих акторов использовать   

 нерыночные  средства для обеспечения краткосрочных  прибылей   

 заставляло  их обращаться к политическим  общностям, которые на   

 самом деле обладали необходимой мощью, чтобы воздействовать   

 на рынок -- к нациям-государствам. (Вновь возникающий вопрос --   

 почему на  этой стадии развития они не  могли обратиться к городам-    

 государствам -- вовлек бы нас в долгое  обсуждение, но оно несомненно   

 должно было  бы касаться состояния военной  и морской технологии,   

 потребности европейцев XV в. в заморской экспансии, если   

 они хотели  сохранить уровень доходов различных  групп аристократии,   

 в сочетании  с состоянием политической дезинтеграции,  в которое   

 Европа впала в Средние века.)   

   

 В любом  случае местные капиталистические  классы -- землевладельцы,   

 производящие зерно на продажу (часто, и даже обычно, представители   

 знати), и  купцы -- обращались к государству не только чтобы   

 освободиться от нерыночных ограничений (как традиционно подчеркивала   

 либеральная  историография), но и чтобы создать  новые   

 ограничения  на новом рынке, рынке европейского  мира-экономики.   

   

 Серией случайностей -- исторических, экологических, географических   

-- северо-западная  Европа оказалась в XVI в. лучше приспособленной,   

 чем другие  части Европы, чтобы разнообразить  свою сельскохозяйственную   

 специализацию,  добавив к этому и кое-какую  промышленность   

(текстиль, кораблестроение,  металлообработку).   

 Северо-западная Европа возникла в качестве сердцевинной зоны этого   

 мира-экономики,  специализирующейся на сельскохозяйственном   

 производстве, требующем более высокого уровня квалификации, что   

 способствовало (по причинам, вновь слишком сложным, чтобы объяснять   

 их здесь)  развитию аренды и наемного труда как форм контроля   

 над трудом. Восточная Европа и Западное  полушарие стали периферийными    

 зонами, специализирующимися  на экспорте зерна, драгоценных   

 металлов, дерева, хлопка, сахара -- все это благоприятствовало использованию рабства и барщины как форм контроля над трудом.   

   

 Европейское Средиземноморье стало полупериферийной зоной   

 этого мира-экономики, специализирующейся на дорогой промышленной   

 продукции  (например, шелк), кредитной деятельности  и трансакциях   

 со специями, что имело своим следствием  развитие в сельскохозяйственных   

 районах издольщины как формы контроля над трудом и   

 небольшой  экспорт в другие регионы.   

   

 Три структурные позиции мира-экономики -- сердцевина (центр),   

 периферия  и полупериферия -- стабилизировались примерно к 1640 г.   

 Как конкретные  районы вошли в определенные  зоны, а не в другие --   

 долгая история36. Ключевой факт состоял в том,  что в северо-западной   

 Европе изначально  заданные легкие отличия совпали  с интересами   

 различных  местных групп, приведя к развитию  сильного государственного   

 механизма,  а в периферийных районах они  остро разошлись,   

 приведя к  ослаблению государственного механизма. Как   

 только мы  получили разницу в силе государственных  машин, в действие   

 вступил "неравный  обмен"37, навязываемый сильными  государствами   

 слабым, государствами  сердцевины периферийным регионам.   

 Таким образом, капитализм использует не только присвоение   

 собственником  прибавочной стоимости, производимой    

 работником, но и присвоение зоной сердцевины  прибавочной стоимости,   

 производимой в мироэкономике в целом.   

   

 В раннем средневековье, конечно же, существовала торговля. Но   

 она была  в основном либо "локальной", в районе, который можно   

 рассматривать  как "расширенное поместье", или же "дальней", преимущественно    

 предметами  роскоши. Не существовало обмена "основными   

" товарами в районах промежуточной протяженности и,   

 соответственно, производства для таких рынков. Позже в Средние   

 века можно  говорить о появлении миров-экономик -- один с центром   

 в Венеции  и второй -- с центром в городах Фландрии и Ганзы.   

 По различным  причинам эти структуры сильно  пострадали от потрясений   

(экономических, демографических и экологических) периода   

1300-1450 гг. И лишь с созданием европейского разделения   

 труда после  1450 г. капитализм обрел прочные  корни.   

   

 Капитализм изначально был явлением мироэкономики, а не национальных   

 государств. Результат неправильной оценки ситуации --   

 заявлять, что  капитализм стал "всемирным"  явлением только в XX в.,   

 хотя такое  заявление часто делается в  различных работах, особенно   

 марксистами.  Типичный образец такой аргументации -- ответ Шарля   

 Беттельхейма Арриги Эммануэлю в дискуссии о неравном обмене:   

   

"Тенденция  капиталистического способа производства  к   

 превращению  во всемирный проявляется не только через кон-   

 ституирование группы национальных экономик, которые   

 формируют  сложную иерархическую структуру,  включая   

 империалистический  полюс и полюс, находящийся  под господством   

 первого,  и не только через антагонистические  отношения,   

 развивающиеся  между различными "национальными    

 экономиками"  и различными государствами, но  и через   

 постоянное "преодоление" "национальных  пределов" крупным   

 капиталом (формирование "международного крупного   

 капитала", "всемирных фирм" и т. д.)"38.   

   

 Весь тон  этих замечаний игнорирует тот  факт, что капитал никогда   

 не ограничивал  своих устремлений национальными  границами   

 в капиталистической мироэкономике и что создание "национальных   

" барьеров -- в общем виде в форме меркантилизма --   

 исторически  были защитным механизмом капиталистов  в странах,   

 находящихся уровнем ниже, чем высшие пункты силы в системе.   

   

 Это был  случай Англии по отношению  к Нидерландам в 1660-   

1715 гг., Франции  по отношению к Англии в  1715-1815 гг., Германии   

 по отношению  к Великобритании в XIX в., Советского Союза   

 по отношению  к США в XX в. В ходе такого  процесса большое   

 число стран  создало национальные экономические  барьеры, последствия   

 чего часто  выходили далеко за пределы  своих первоначальных   

 целей. В конце концов те же самые капиталисты, которые   

 оказывали  давление на свои национальные  правительства в пользу   

 введения  ограничений, сейчас находят эти  ограничения сдерживающими   

 развитие. Это не "интернационализация" "национального   

" капитала. Это  просто новая политическая потребность  определенных   

 секторов  капиталистических классов, которые  в любой   

 момент времени  должны стремиться к максимизации  своих   

 прибылей  на реальном экономическом рынке,  рынке мира-экономики.   

 Если это  так, какое значение имеет разговор  о структурных позициях   

 внутри этой  экономики и об идентификации  занятия тем или   

 иным государством  той или иной позиции в ней?  И почему речь идет   

 именно о  трех позициях, почему между широко  используемыми понятиями   

 центра и  периферии вводится понятие "полупериферии"?   

   

 Государственные  машины стран центра были усилены,  чтобы удовлетворить   

 потребности  капиталистических землевладельцев  и их союзников   

-- купцов. Но  это не означает, что эти государственные  механизмы   

 были простыми  марионетками. Очевидно, что любая  организация,   

 будучи созданной,  по двум причинам обладает  определенной   

 автономией  от тех, кто вызвал ее к  жизни. Она порождает слой чиновников,   

 чьи дальнейшие  карьеры и интересы связаны  с продолжающимся   

 усилением  организации как таковой, хотя  интересы стоящих