Общество как саморазвивающаяся система

     Сложность проблемы отношений человека с техникой вполне осознавалась  О. Шпенглером, который в осмыслении самого феномена техники и последствий глобальной технизации жизни далеко опережал современников. В его работе «Человек и техника» обобщены тенденции, многие из которых представляют непосредственную угрозу жизни человечества. Шпенглер, тем самым, едва ли не первый представил планетарный масштаб связанных с техникой проблем. И возможно, прав был Х. Сколимовски, утверждая, что: «Философия техники – это философия нашей культуры, философия человека в цивилизации, увидевшей себя в тупике, которой угрожает специализация, раздробленность и распущенность и которая осознает, что избрала ложный язык для своего общения с природой» [11].  

     Прививая  человеку, чувство силы, техника  делает основным смыслом существования  человека развитие техники, тем самым, устанавливая в качестве критерия развития культуры и цивилизации уровень  собственного развития. Идея общественного  прогресса возникает одновременно, с осознанием первостепенной роли техники для городского образа жизни и является следствием технического развития. С развитием техники у человека растет ощущение силы могущества, все более превращающееся, пропорционально уровню технического развития, в чувство всемогущества и абсолютной власти.

     Техника коренным образом изменяя изнутри  само существо человека, изменяет и  отношение человека к окружающему  миру. Отношения включенности, подчиненности, слитности, с окружающим миром, трансформируются в отношения изолированности, исключительности, дистанцированности от природы. Природа в понимании городского «технического» человека предстает изначально как нечто чуждое и враждебное культуре, в качестве объекта обуздания, приручения, покорения. Техника в этом отношении выступает основным средством подчинения природы власти человека.

     В трудах крупнейшего испанского философа-экзистенциалиста Хосе Ортега-и-Гассета (1883-1955) вопрос о технике перерастает в вопрос о бытии человека в мире. Ортега-и Гассет исходит из того, что человеческое существование, пребывание в мире вовсе не похоже на пассивное присутствие, что «человек – это онтологический кентавр, одна половина которого вросла в природу, а другая выходит за ее пределы, т.е. ей трансцендентна». Жить, согласно этому философу, означает иметь дело с миром, обращаться к миру, действовать в нем, заботиться о нем. Жизнь в его интерпретации, тождественна деятельному производству, активному творчеству. А оно немыслимо без технических изобретений и создания технических средств. Реализация человеком своего бытия в мире невозможна без сбережения человеком своих усилий, которое осуществляется благодаря технике и в технике. Миссия техники – освобождение человека от его слитности с природой, от затраты усилий, перенесение усилий на мир технических средств, на машины [11].   

     Однако  и техника подчиняет человека себе. Например, она превратила природу  в единую фабрику и оторвала человека от почвы. Техника носит безличный, универсальный характер, она нацелена на типичность и массовость. И это делает ее доступной всем народам. Ф. Дессауэр показал, что «техника, создает не только средства для достижения ранее поставленной цели, но и сама приводит к таким открытиям, результаты которых вначале никем не осознаются. Так обстояло дело, например, с музыкальными инструментами и книгопечатанием. В этом случае создания техники становятся своего рода ключами, открывающими такие сферы деятельности человека, которые расширяют возможности его природы и ведут к новым открытиям».  

     Но  если «техника, которая раньше, - отмечает Х. Ортега и-Гассет, - давала человеку чувство свободы и власти над обстоятельствами, теперь сама стала определяющим фактором его жизни. Она не только диктует человеку образ жизни, но способна диктовать и саму ее перспективу». С ним солидарен и Н. Бердяев, который свою работу «Человек и машина» начинает с фразы: «Не будет преувеличением сказать, что вопрос о технике стал вопросом, о судьбе человека и судьбе культуры». А А. Печчеи в свою очередь подчеркивал, что: «Техника стала главным фактором изменений на Земле… Человеческое развитие вступило в новую эру».

     Если  же рассматривать проблему техники  через призму ее антропологии, то  сама техническая реальность все больше развивается, не столько следуя потребностям людей, сколько в силу внутренних закономерностей собственной эволюции. При этом и человеческое мышление испытывает на себе воздействие технических парадигм рассмотрения и решения вопросов. Техноцентристкое мышление, становящееся доминирующим типом научного и обыденного мышления, оказывает влияние на строй всей современной ментальности, на смещение акцентов в контексте уравновешивания в культуре рациональности и эмоциональности. В этой технизации среды обитания, человека ждут негативные последствия, так как, создавая новую систему «человек – техника – природа», он скорее руководствуется  волей, чем разумом. Ведь природа является единственным источником развития. Для человека им стала и саморазвивающаяся культура.

     Основанная  на способности видеть вещи не такими, каковы они в природном контексте, и приспосабливать их для своих  целей, техника, безусловно, доказывает превосходство человека над природой. Однако, удовлетворяя физические (природные) потребности, освобождая человека от власти природы, техника создает новые потребности. Таким образом, возникает необходимость в техническом опосредовании способов удовлетворения потребностей – метапотребности. Начиная с Нового времени техника, задает собственное потенциирование, тем самым приобретает черты инфинитизма: удовлетворение одной потребности формирует другую, индуцирует искусственно созданные потребности. Ф. Дюрренматт отмечал: смысл бытия есть само бытие, и потому бытие принципиально невыносимо. Применительно к предмету нашего рассмотрения это означает, что, когда функционирование техники трансформировалось в функционирование техники ради самой себя, техницистский менталитет проявился как невыносимая бессмысленность определенного стиля жизни.

     Как известно, биосфера планеты – самоорганизующаяся система с синергетическими характеристиками. И потому  технологические  инновации  уже  нельзя  представлять как переделку природного материала, который противостоит человеку. Если человек включен в биосферу как саморазвивающуюся систему, то его деятельность может отрезонировать во все участки системы и вызвать ее катастрофическую перестройку как целого. Поведение таких систем не укладывается в старые схемы.

     Это означает, что человек сегодня  должен рассматривать свою технологическую деятельность не как переделку нейтрального материала природы, а как трансплантацию протеза в живой организм. Биосфера также откликается на наши технологические инновации. Такое понимание было известно на Востоке, где родилась этика ненасилия (ахимса). В индийской философии – мир – живое тело, и всякое действие требует нравственных оснований. Человечество от старого менталитета техногенной цивилизации должно перейти к новому видению мира. И соответственно техники в этом мире. Из развития именно техники в первую очередь вытекает и стратегия глобализации мира.

     Наиболее  глубокий и сущностный анализ феномена техники был дан крупнейшим мыслителем ХХ века, немецким философом-экзистенциалистом Мартином Хайдеггером (1889-1976), раскрывшего фундаментальный и одновременно фатальный характер техники индустриального общества для форм человеческого бытия.

     Философская концепция техники М. Хайдеггера противостоит антропологии техники и ее можно назвать онтологией техники. В центре его работ – онтологическая интерпретация техники, ее связи с бытием, анализ ее в контексте отношения человека с бытием. Он не приемлет примелькавшееся представление о технике как средстве и как воплощении человеческой деятельности,  инструментальный и антропологический подходы к технике. Неявно полемизируя с Х. Ортегой-и-Гассетом и К. Ясперсом, Хайдеггер видит в технике способ конструирования мира. Техника несет с собой и выражает в себе новое отношение человека к миру, новый способ раскрытия бытия. В этом техника родственна искусству и сопряжена с истинным познанием. Подобно искусству техника – творчество, отлагающееся в произведении, а поскольку всякое произведение выводит из потаенности (неизвестности) в открытость, техника относится к той же области, где сбывается истина.

     Однако  современная техника связана  с забвением бытия и его  открытости. В этом исток той угрозы, которую несет с собой техника. Она формирует сугубо технический  способ конструирования мира, где  природа оказывается поставщиком энергии и материалов, ставится на службу производству как добыванию новых материалов, новой энергии, нового сырья. Техника из раскрытия потаенности бытия превращается в производящее, добывающее раскрытие, для которого бытие, ставшее сущим, поставлено как состоящее-в-наличии, функционально используемое человеком. Своеобразие сознания заключается в том, что онтологическая природа техники, ее сопряженность с Тайной Бытия исчезает, элиминируется из сознания. Способ обнаружения сущности техники, форма раскрытия потаенности бытия, правящего современной техникой, не будучи чем-то техническим Хайдеггер называет «поставом» (Gestell) [12].

       «Постав» - это скрытая сила, порождающая  сущность и феномен современной техники. Но это не просто сущность техники, а некое таинственное начало, порождающее ее. За этим малопонятным наименованием кроется глубокая мысль о том, что техника это не просто орудие или средство в руках человека, а фундаментальный социальный институт, изначально определяющий все его бытие от начала до конца. Причем, истоки этого бытия не осознаются человеком. Человек, относящийся к технике как орудию и результату своей деятельности, всегда проходит мимо существа техники. Поэтому, отмечает Хайдеггер, не человек владеет техникой, а техника изначально «лепит», формирует нужного ей человека – тип «технического» или «технократического» человека и тем самым детерминирует собой все человеческие отношения.

     Таким образом, учение Хайдеггера о технике, с особой силой подчеркнувшего риск и опасность техники для современной цивилизации, и одновременно неустранимость технического орудования человеком вещами, является составной частью его критики современной цивилизации, его философии языка и концепции метафизики. Метафизика для него – не просто этап развития философской мысли, сменяемый фундаментальной онтологией. Это – определенный способ бытия, отношения человека к миру, который связан с превращением бытия в сущее, творчества – в добывающее производство, произведения – в постав, с господством утилитарно добывающего производства и труда, с забвением истины бытия  - его Тайны.

     В ходе своего развития, человек постепенно утрачивает эту способность, а постав - судьба человека, с потрясающей силой открыл человеку эту истину. В этом Хайдеггер усматривает позитивное предназначение техники и считает что  в  существе  техники,  таятся  ростки  спасительного  и  «частная проблема истинности высказывания трансформируется в глобальную проблему «открытости мира».

     Но  технологический прогресс глобализирующего мира порой порождает более сложные проблемы по сравнению с теми, которые он может решить. М. Вебер полагал, что технология или техносистема ведет к «расколдовыванию мира». Оспаривая этот тезис, Ж. Эллюль не без оснований говорил о том, что чары исходят от самой техники, вызывающей у человека ощущение силы, господства и одновременно религиозный трепет перед таинственным и непостижимым источником этих возможностей. В массовом сознании обывательское восхищение чудесами техники и новейших технологий сочетается с возрастающим чувством страха перед их всемогуществом. Именно с новейшими технологиями связан кажущийся парадокс современности: растущая рационализация общества ведет к господству иррациональности. 

     Ф. Фукуяма в своей книге «Конец истории и последний человек» пишет: «Опыт двадцатого столетия поставил под большой вопрос заявления о прогрессе на основе науки и техники, поскольку способность технического прогресса улучшать людям жизнь, неотделима от параллельного морального прогресса человека. Без этого мощь техники просто будет обращена на цели зла, и человечество станет хуже, чем было прежде. Тотальные войны ХХ-го столетия не были бы возможны, если бы не основные достижения Промышленной революции: железо, сталь, двигатель внутреннего сгорания, самолет. У фантастического роста экономики, возможность которого создала современная наука (и техника в том числе – Е.У.), есть и обратная сторона, поскольку этот рост привел к серьезным повреждениям окружающей среды во многих частях света и создал вероятность глобальной экологической катастрофы» [13].

     С другой стороны, еще в 1975 году в своей  нобелевской лекции академик А.Д. Сахаров  отметил, что «любые попытки замедлить  темп научно-технического прогресса, повернуть вспять урбанизацию, призывы к изоляционизму, к возрождению на основе обращения к здоровым национальным традициям прошлых столетий - не реалистичны. Прогресс неизбежен, его прекращение означало бы гибель цивилизации».

     Неслучайно, технологические перевороты, изменяющие до основания состояние общества, американский футуролог Э. Тоффлер называет «последовательными волнами цивилизации». Для каждого из этих обновленных состояний общества характерно превращение прежде спорадических форм экономической деятельности в ведущие отрасли экономики, где создается основное богатство общества. Так произошло в древности и в средние века с появлением и расцветом ремесла, а в Новое время - с превращением изготовления орудий труда в индустриальное производство. Так же обстоит дело и в постиндустриальном обществе, где производство знания и информации становится ведущей сферой деятельности людей. Теперь именно здесь создается главное богатство общества.

       «В своем развитии современная  техника, - констатирует А.Р. Абдуллин, - достигла столь высокого уровня, что свои же технические недостатки  она устраняет средствами все  той же, только более усовершенствованной техники. Развитие техники становится делом самой техники - технизацией самого управления. Достижения в области запланированного развития техники стали поистине грандиозными, что возникла мировоззренческая установка технократии: метод управления техникой средствами самой техники примененный к развитию общества устранит все недостатки. Но такая установка есть, не что иное, как научное суеверие. Иначе говоря, современный век – век техники пытается по-своему, по технически переустроить и предопределить жизнь общества. Речь идет именно о техническом, а не научном отношении к будущему общества. Техника отличается от науки тем, что мобилизует свои возможности для достижения на практике наперед заданных свойств. Техника именно планирует свои результаты. Наука же не знает, что она получит в результате своей исследовательской деятельности». Поэтому: «Всякому планированию и умению - отмечает Ясперс, - поставлен предел там, где человек должен свободно отдаться на волю случая. То, чего он способен достигнуть, по самой своей сущности недоступно исчислению; рассматривая же это как свою цель, мы только нарушаем, или уничтожаем ход вещей. Наши возможности приходят из будущего, неожиданно, просто и захватывающе, по ту сторону и до всякой техники, объемля и саму технику» [9].