Автор работы: Пользователь скрыл имя, 25 Октября 2011 в 12:55, курс лекций
Работа содержит 8 лекций по дисциплине "Античная философия" : сущность, описание.
мира, фиксирующегося
в понятиях и абстракциях, занимает
весьма большие промежутки времени в истории.
Шестое чувство не дано нам природой, природой
нам даны пять чувств, но не о них идет
речь. Из греческой истории мы знаем о
длительном и трудном процессе, который
шел в направлении именно к этому шестому
чувству или к не-естественным чувствам
(но все-таки чувствам). Я имею в виду знаменитую
теорию элементов, которая и была архаическим
способом организации мышления на основании
того, что греки называли стихиями: первичные
промежуточные явления, которые, будучи
явлениями (то есть единичностями), показывают
собой, своим расположением, понятие или
гармонию.
Очень
интересно, что вся теория элементов,
которая была способом организации
актов мысли о мире — материальным
способом организации этих актов, всегда
коррелировала с органами чувств:
остается органом чувств и, одновременно,
— чем-то дополнительным к ним. Скажем,
свет коррелировался со зрением в качестве
элемента: наше зрение есть часть стихии
света. С осязанием — у Платона — коррелирована
Земля как тело ощущения, осязания, а не
как “Земля” в нашем понимании. Следовательно,
теория элементов есть также теория проработки
и организации некоторых наших чувственных
отношений к миру, которые не содержатся
непосредственно в органах чувств, но
тем не менее необходимы для того, чтобы
мы могли создавать какие-нибудь понятийные
конструкции относительно мира.
Но вернемся
к особым конечным формам, являющимся
условием воспроизводства и
117
------------------------------
пространстве
и во времени. И две другие его
апории тоже показывают, что мы должны
фиксировать все моменты движения в
координатах пространства и времени. Хотя
внутри реального расположения пространства
и времени непрерывности нет. А если нет,
значит мыслить движение невозможно. То
есть, весь груз зеноновского доказательства
(в его не парадоксальной, отрицающей или
опровергающей, а в позитивной части) состоял
в указании на то, что та непрерывность,
о которой идет речь и которая является
предпосылкой всякого нашего мышления
(в том числе и о движении), — как бы поперечна
по отношению к нашему восприятию: она
не горизонтальна в реальном пространстве
и времени, а лежит в каком-то другом измерении.
Там должны связаться моменты времени
и пространства, чтобы потом здесь, в нашем
реальном времени и пространстве, где
совершается движение, мы могли бы понимать
это движение.
Зенон
показывает, что проследить движение
(а для этого нужно получить
непрерывность), суммируя моменты времени
и части пространства, мы не можем.
Нам уже известно, что в таком
случае имеет место парадокс бесконечной
делимости. Но тогда, полагает Зенон, если
суммированием моментов получить движение
невозможно, речь идет не о том, что во
времени складывается множество смыслов.
Ведь что значит: наблюдать во времени?
Вот есть момент наблюдения предмета в
точке А и момент его наблюдения в точке
В, и мы суммируем наши наблюдения. Но смысл
или понятие движения, которое мы в результате
построим, не есть добавление к последнему
моменту движения, в котором мы извлекли
смысл. Казалось бы, суммировали, суммировали,
и предмет — сдвинулся: Ахиллес догнал
черепаху. Нет, апории показывают, что
есть не сложение многих смыслов, а один
(или одно), где сходятся и начало движения,
и результат — тогда движение мыслимо.
Таким образом эта антиномия показывает,
что если мы находимся только с нашими
естественными силами мышления перед
лицом предмета, передвигающегося в координатах
пространства и времени (а мы должны обязательно
соединять любые моменты и части предмета
с какими-то точками пространства и времени),
то пред-момент понимания, момент пред-решения
будет бесконечно повторяться. В та-
118
------------------------------
ком случае
мы находимся в дурной повторяемости
— смысл не извлекается.
Возьмите
и наложите друг на друга два образа.
Первый образ — совершенно конкретный,
из области физического, математического
мышления: Ахиллес бежит за черепахой
— догонит или не догонит? Когда он должен
пройти сначала одну половину расстояния,
затем другую и т. д. Что за качание такое?
Ведь человеческое понимание строится
так, чтобы нейтрализовать бесконечную
повторяемость и рассеяние того обстоятельства,
что один предшествующий момент не достигает
следующего момента. И второй пример: вы
совершили какой-то поступок, из-за которого
раскаялись. Если бы эта область — в данном
случае, нравственности — была бы построена
так, что она целиком зависела от интенсивности
вашего переживания, то она не исключила
бы повторения поступка, который и стал
причиной раскаяния. Это будет повторяться,
потому что смысл не извлекся, не закрепился
в структуре. И Ахиллес никогда не догонит
черепаху. Тиран останется тираном, пока
он не изменится, — пока не проявится в
нем через структуру измененное состояние
(или изменение нрава, как греки выражались),
дурная цепь продолжится. Ибо что такое
Ахиллес, бегущий за черепахой? Просто
дурное повторение одного и того же промежутка.
Черепаха будет всегда впереди, так же
как тиран останется тираном и будет бесконечно
огорчаться, никогда не извлекая смысл.
Никогда не будет решения, выбора в результате
наблюдений.
Согласно
же Зенону, акт понимания, состоит в переключении
в структуру, в которой раз и навсегда
извлекается смысл и где есть одно — парменидовское.
Или, иначе говоря, существует то, чего
мы не видим внутри или изнутри нашего
горизонтального взгляда, когда смотрим
в реальном пространстве и времени и пытаемся
связать моменты... а это — одно — оно не
расположено впереди нас; это не непрерывность.
А она должна быть, иначе нельзя организовать
акты мышления, то есть извлечение смысла
или принятие решения.
И вот
тут — самое интересное. Поскольку
мы говорим об извлечении смыслов или
о построении понятий как о чем-то, что
делается раз и навсегда, без дурной повторяемости.
Ахиллес догнал черепаху. Мы построили
понятие движения. Понять, но — не завтра
и не в прошлом. Бытие
119
------------------------------
всегда
полностью в настоящем. Я снова
ввожу скрытые ответы, потому что
скрытым ответом к апориям
Зенона является парменидовская теория
бытия. В свойствах этого “понятого
раз и навсегда” мы не имеем права предполагать
счетность мышления. Наблюдая за движением
Ахиллеса и черепахи, делить понятие движения
нельзя. В этом смысле парадокс множественности
похож на простую вещь, о которой вы должны
знать из другой области. Вот у нас есть
понятие числа “пять” — в моей голове,
в вашей голове, во множестве голов. Сколько
понятий “пять”? Скажем, два человека
имеют понятие “пять”, и что — понятий
“пять” два? Понятие “пять” несчетно,
но при этом множественно расположено.
Если оно есть — оно понимается само собой:
между ним и его пониманием нет интервала.
То есть понятие “пять” в моей голове,
в вашей голове и есть само это понятие.
Мое понимание числа “пять” и есть число
“пять”. Оно само — это понимание. Но
если так, то мы получаем очень забавную
вещь. (Теперь мы можем ввести дополнительный
материал к тому, о чем я говорил. Для этого
есть несколько путей, но нужно выбрать
один, поддающийся изложению.)
Я сказал,
что интервала нет. Примем такой
абстрактный и не сразу понятный
тезис: мое понимание числа “пять”
и есть само это число. Любое суждение,
которое я вам передаю, его понимание вами
— есть оно же само. Но есть какие-то различения
в интервале, которого нет и который все
же можно создать или растянуть в каком-то
другом измерении. У греков это измерение
несомненно было, и на современном языке
оно называется миром идеальных, абстрактных
предметов (не в смысле хороших, конечно).
Этот мир идеальностей скрыт интервалом,
которого нет. Значит, интервал есть, и
в нем развертывается идеальный мир, но
существование числа “пять” и мое понимание
совмещены — между ними нет интервала.
Так, где же все-таки существует тогда
число “пять”? Здесь и начинается история
мира, стоящего за понимаемыми существованиями.
Например, существование неба как идеального
предмета, как “тела понимания”: понимаемое
мной, оно не имеет интервала между существованием
и моим пониманием. Мое видение идеального
тела и есть это идеальное тело. Ведь в
качестве интеллигибельной материи оно
не ходит по улице отдельно от меня и не
существует нигде. Но, тем не менее,
120
------------------------------
возникает
вопрос об особом модусе существования
такого тела; и ответ на этот вопрос
был навеян очень интересной проблемой
несоизмеримостей (вокруг нее и конструировалась
первичная математическая наука у греков).
Именно она была проблемой появления непредставимого,
за которым стоит реальная структура мира.
Закрепим
следующую мысль: одним из последствий
всего интеллектуального заряда
зеноновских апорий было утверждение,
что нечто должно быть всегда. Иначе мы
не понимаем мира, движений, явлений, перемещений
и т. д. Вспомните свойства бытия в связи
с метафорой усилия: нечто, что само по
себе не пребывает, а воспроизводится
на волне пульсации какого-то усилия. О
каких вещах мы можем говорить в смысле
“начала”? — О вещах, которые пребывают
(они когда-то случились), и можно искать
их начало. А как можно искать начало вещей,
которые должны непрерывно воссоздаваться?
Осмысленно ли по отношению к такой вещи
искать начало? Нет. Поэтому о таких вещах
мы говорим (и греки говорили): это есть
всегда, никогда не начиналось и никогда
не исчезнет. Странно... казалось бы, слово
“всегда” мы должны применять к каким-то
неподвижным предметам. А я утверждаю
прямо противоположное: проблема начала
может осмысленно ставиться только относительно
самих по себе пребывающих предметов.
А если описываю процесс, где все время
происходит пульсация порождения заново,
и лишь на вершине волны этой пульсации
держится пребывающая вещь, а о промежутках
мы ничего не знаем... Я прошу прощения
за отклонение, но для облегчения процесса
понимания снова приведу одну метафору.
Поэт Введенский из группы обериутов говорил:
люди считают, что мышь существует, так
как они ее видят, а в действительности
— она мерцает. Имеется в виду, что наш
взор расположен макроскопически и потому
не видит, что в долю секунды происходит
исчезновение и появление мыши. Известно,
что наши органы чувств устроены сообразно
определенной размерности, и каких-то
промежутков мы вообще можем не видеть.
(Я подчеркиваю: то, что я сейчас сказал,
— это только метафора; надо держать в
голове всю ту бытийную проблему, о которой
я говорил в совершенно других терминах,
не упоминая никаких мышей и мерцающих
предметов.) И если это так, то “пребывающее”
имеет начало. А когда мы входим в область,
в которой рас-
121
------------------------------
суждаем
о том, что есть непрерывность
особого рода, то уже говорим о
том, что есть всегда в том смысле, что
здесь временные термины начала и конца
не имеют смысла. Нечто, применительно
к чему не нужно искать ни начала, ни конца.
Кстати,
эта тема потом повторяется у
Аристотеля. Через апории Зенона Аристотель
вышел к мысли, что в принципе
нет первого; то есть мы находимся там,
где не должны ставить вопрос о начале
и конце. Аристотель утверждал, что двойка
— абсолютное число. То есть — это уже
было или было всегда (что одно и то же).
Двойка — абсолютное число. Очень странное
утверждение... Я надеюсь, что в связи с
Аристотелем у меня еще будет время об
этом рассказать. А пока закрепим проблему
интервала, который — внутри нашего горизонтального
взгляда в реальном пространстве и времени
— неразличим. Но он существует, за ним
скрыт идеальный мир или мир идеальных
предметов, мир идеальности.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См. примеч.
4 к лекции 3.
2. См.: Платон.
Соч. в 3-х тт. М.: Мысль, 1971, т. 3 (ч.
I), с. 488: “... гармонию, пути которой
сродны круговращениям души, Музы
даровали каждому
------------------------------
лекция 8 содержание
------------------------------
Рассылки Subscribe.Ru
история философии