"Европейский нигилизм": ошибка популярной интерпретации

Я уже имел повод высказывать эту гипотезу, которую собираюсь обосновать здесь более подробно, параллельно исследуя те типы интеллектуальной работы, которые Ницше квалифицировал как нигилистические.

Для внешне академического решения столь полит-антропологически поставленной задачи Хайдеггер отбирает всего лишь несколько ключевых фрагментов из обширных записей, объединенных сестрой Ницше Элизабет и П.Гастом в книгу под названием "Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей". Последуем за его логикой, но лишь затем чтобы выйти за ее пределы. И начнем с конца.

Последний из выделяемых Хайдеггером фрагментов (15) завершается загадочной фразой: "Такой нигилизм как отрицание истинного мира, бытия, мог бы быть божественным образом мысли".

В отличие от Хайдеггера, предлагаемый здесь способ чтения этой несуществующей книги и ее центральной темы — нигилизма, усматривает в этих словах иронию. — Речь здесь идет у Ницше об одновременном признании современным сознанием иллюзорности, онтологической неподкрепленности наших верований в "единство бытия", "истинный мир" и т.д. и необходимости утверждения этой лжи для других — общества, народа, культуры, в различных идеологических формах: религии, философии и т.д. Ницше задается здесь вопросом: в какой мере подобная симультанность доступна человеку, и отвечает: это когда человек присваивает себе "божественный образ мысли" — мышление sub specie aeternitatis. Подобный человек и становится нигилистом. Ибо ‘становясь Богом’, ему уже не предстает ничего более ценного нежели он Сам, не предстает ничего кроме этого "ничего", как единственной материи, из которой теперь он мог бы творить мир для Другого. Ирония Ницше касается возможности для человека занятия такой позиции, без того, чтобы не пожертвовать этим Другим ради утверждения своей иллюзорной власти над миром. Реально, такой божественный кентавр (человеко-бог) мог бы властвовать разве что над "ничто", да и то как правило не узнает в нем подлинную цель своих стремлений, как пояснил Ницше чуть выше ("Истинный смысл мог бы заключаться в …устремлении к состоянию всеобщего "ничто" — цель сама по себе уже некоторый смысл." (WzM. I/12).

Однако, как мы уже писали, нигилист не служит "ничто" в качестве какой-то чтойности, олицетворенного понятия. Отличие nihil от бытия в этом смысле — это различие в самом смысле, оно не сводится к некоей себетождественной сущности. Поэтому быть нигилистом в каком-то позитивном, манифестируемом смысле даже невозможно. Зато им можно стать неосознанно, например, называя себя "русским" (впрочем, как и "немцем"), "государственником", "православным" (впрочем, как и "католиком"), и т.п.

Хайдеггеровские "пять рубрик Ницше"

1) Положение "мертвого  Бога" в контексте современного нигилизма

Расхожая фраза "Бог умер" — только созвучна затронутой теме. Но к ней мы теперь и обратимся, тем более, что у Хайдеггера она идет под номером один.

Хайдеггер поясняет: "Это значит: "христианский Бог" утратил свою власть над сущим и над предназначением человека. "Христианский Бог" здесь одновременно служит ведущим представлением для "сверхчувственного" вообще и его различных истолкований, для "идеалов" и "норм", для "принципов" и "правил", для "целей" и "ценностей", которые учреждены "над" сущим, чтобы придать сущему в целом цель, порядок и — как вкратце говорят — "смысл". Нигилизм есть тот исторический процесс, в ходе которого "сверхчувственное" в его господствующей высоте становится шатким и ничтожным, так что само сущее теряет свои ценность и смысл. Нигилизм есть та самая история сущего, когда медленно, но неудержимо выходит на свет смерть христианского Бога" ⁽⁶⁾.

Но, по мысли Ницше, "христианский бог" как раз приобрел в современной ему европейской культуре полную власть "над сущим и предназначением человека". И именно поэтому последняя нигилистична. Ибо власть Бога в культурной политике Европы последних двух столетий, проявляемой в языке общественной морали, риторике всех видов власти (религиозной, научной, политической), и есть Его настоящая "смерть". Хайдеггер же намеренно или нет понимает эту "смерть" буквально, как если бы речь шла о каком-то римейке смерти христианского бога. Но у Ницше "Бог умер" — столь тонкое, поэтичное высказывание, что применять к нему такие грубые герменевтические приемы просто некорректно.

Бог, по Ницше, умирает именно в европейской культуре, но это не значит, что она стала от этого нерелигиозной. Напротив, на всех углах нашей секулярной культуры речь только и идет о "божественном": метафизических ценностях, моральных идеалах, сакральной власти и прочих Его субститутах. Поэтому согласно Ницше смерть Бога в культуре является ее единственным живительным началом, ее ключом. Атеизм же и безбожие современной культуры есть как раз обратная сторона, побочный эффект этой псвдорелигиозности ⁽⁷⁾. Если бы Ницше, как это получается у Хайдеггера, просто хотел сказать, что современная культура привела человечество к безбожию и атеизму, это было бы верхом банальности, какой-то пафосной квазирелигиозной риторикой, извечным старческим ворчанием о "современном падении нравов".

Контекст тезиса "смерти Бога" у Ницше лишен какого-либо трагического пафоса и морального осуждения. В "Zur Genealogie der Moral" Ницше писал по близкому сюжету: "Остережемся при слове "пытка" корчить тотчас же угрюмую рожу: как раз в этом случае есть что не скидывать со счетов, есть что заложить впрок, — есть даже над чем посмеяться". Как писали Ж Делез и Ф.Гваттари, говорить можно скорее о комизации смерти Бога у Ницше, нежели о какой-то достоевщине.

Но кто высмеивается в этой комичной, не столько парадоксальной, сколько тавтологичной формуле (Бог=Смерть)? Единственно разумный ответ — современные властные дискурсы, претендующие на тождество с трансцендентным, сакральным, божественным единством мира. А именно они доминируют в современной секулярной христианской культуре, в которую включены и институт церкви, и большая часть общественных институтов, и идеологические государственные аппараты — школа, масс-медиа и т.д.

Но что тогда  все-таки означает самоаттестация Ницше  в качестве "совершенного нигилиста"? Не то ли, что Ницше цинично присоединяется к толпе священников мертвого Бога, только держа фигу в кармане? То есть, сознавая всю условность тех или иных философских или моральных понятий и определений, просто примеряет на философию циническую стратегию власти, осознающую ложность идеологии, но все равно поступающую так, как если бы она была единственным руководством к действию ⁽⁸⁾.

Для ответа на этот вопрос нам придется продвинуться по хайдеггеровским рубрикам "Воли к власти".

Первая из них — "нигилизм", отмечена изначальной пристрастностью Хайдеггера в его интерпретации Ницше. Самый отбор фрагментов "несуществующей книги" Хайдеггер подчиняет странному условию: "Фрагмент должен быть пригоден для того, чтобы поставить на соответствующую почву размежевание с ницшевским пониманием нигилизма". А если он будет для этого недостаточно пригоден? — На помощь придет сильная интерпретация. Основные приемы подобной интерпретации — намеренный неучет отношения между сообщением и его автором, "собственного авторского экзистенциального отношения к идее", между "что" и "как" выражения, о котором писал столь близкий Ницше мыслитель Сёрен Киркегор ⁽⁹⁾.

Поэтому когда  Хайдеггер приписывает придание бытию ценностного характера  самому Ницше, это не совсем точно. Во всех цитируемых Хайдеггером фрагментах WzM Ницше занимает отстраненную позицию по отношению к выражаемым там идеям. И, в частности, "обесценка верховных ценностей", утрата "цели" и ответа на вопрос "зачем", о которых пишет Ницше, характеризуя сущность нигилизма, касается у него прежде всего самих понятий "цели", "единства", "бытия" в их истории, а не того, что они только в Новое и Новейшее время (а тем паче, лишь под пером Ницше) приобрели характер ценности, отменив статус незаинтересованного философского знания, каковым они обладали в излюбленной Хайдеггером (как, впрочем, и Ницше) "Древней Греции".

Тщательное на первый взгляд отслеживание Хайдеггером связей между понятиями цели, ценности и основания, как и различий между значениями nihil служат только для отвлечения внимания от довольно бездоказательных деклараций по поводу метафизичности философской позиции Ницше. Вообще, основная натяжка Хайдеггера в изложении Ницше состоит в попытке представить его учение как некую философскую теорию сущего в его целом, понимаемого им якобы в качестве бытия. И критиковать ее как венчающую собой развитие метафизики в контексте своей интуиции онтологического "забвения". Мало того, что он солидаризуется здесь с преобладающим в историографии взглядом на Ницше, выставляющим его этаким волюнтаристом, все различие которого с Шопенгауэром состоит в том, что он поместил субстанциальное понятие воли в субъект, и связал его с социально-политическим контекстом через введение в философский дискурс понятий "власть", "сила", "могущество" и т.д. Хайдеггер идет и дальше, приписывая Ницше развитие позиции Декарта в вопросе о самодостоверности человеческих способностей, и только заменяющую ego cogito на ego volo ⁽¹⁰⁾.

Но в отличие, например от Гегеля и Маркса, Ницше интересовало не столько "осознание" необходимости за ощущаемой свободой, т.е. вскрытие слоя "воли к власти" за всеми эксплуатируемыми нами моральными формами, философскими определениями и понятиями, за всеми человеческими проявлениями-поступками, да и самой его жизнью в целом, сколько преодоление оной на уровне онтологическом (становление против бытия), и антропологическом ("сверхчеловек" против "человека"). Ницшевское понимание нигилизма в этом смысле было не просто шире, как полагал Хайдеггер, позитивистского нигилизма, но и прямо ему противоположно.

Светлое Христово Воскресение 23 апреля 2006 г.

Примечания

1. Как это  часто случается у нас с западноевропейскими "измами". Ср. подробное исследование В.П. Зубова "К истории слова "Нигилизм"" (Зубов В.П. Избранные труды. М.: "Индрик". 2004, с. 385-400).

2. Хайдеггер  М. Введение в метафизику. СПб.: ВРФШ, 1998, с. 87 и сл.

3. Ср.: Фечер И.  Фридрих Ницше и "Диалектика Просвещения" // Ницше и современная западная мысль. СПб., М., 2003, с. 188.

4. См.: Делез Ж.  Ницше. СПб., 2001, с.22.

5. Хайдеггер  настаивает: "Что Ницше понимает  основную черту сущего как  волю к власти, не вымысел и не произвол фантаста, сбившегося с пути в охоте за химерами. Здесь фундаментальный опыт мыслителя, т.е. одного из тех одиночек, у которых нет выбора и которые неизбежно должны дать слово тому, что есть сущее в истории своего бытия. Все сущее, насколько оно есть и есть так, как оно есть, — это "воля к власти"…" (Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика, 1993, с. 66.)

6. Хайдеггер  М. Время и бытие. М.: Республика, 1993, с. 64.

7. Cр.: "Мы разучились  признавать за этим (религиозным — И.Ч.) строем идеалов также и реальность лица: мы стали атеистами. Но разве мы отреклись от самого идеала?" (WzM, I, 17). Читаем в "Jenseits…": "Вот что, из многих разговоров, расспрашивая и прислушиваясь, обнаружил я в качестве причин упадка европейского теизма; мне кажется, что, хотя религиозный инстинкт мощно растет вверх, — он как раз с глубоким недоверием отвергает удовлетворение, сулимое ему теизмом". Там же: "Новейшая философия, как теоретико-познавательный скепсис, скрытно или явно, антихристианская, хотя, говоря для более тонкого слуха, она отнюдь не антирелигиозна". (Ницше Ф. Сочинения. М. 1990. Т. 2, с. 282–283).

8. Ср.: Жижек С.  Возвышенный объект идеологии.  М. ХЖ. 1999, с. 35–40 и далее.

9. См. соотв. проблематику  и цитаты из Киркегора: Подорога В.А. Выражение и смысл. М., 1995, с. 42-46.

10. Ср.: "Мышление  Ницше ценностно, и поэтому метафизично, так утверждает Хайдеггер. Однако Ницше не ориентируется на некое утверждение ценности как единой теории бытия, напротив, он исходит из иных, и как мне кажется, неметафизических представлений (если, конечно, мы понимаем здесь представление как знак интенсивности, но не как способ отношения к бытию." (Подорога В.А. Событие: Бог мертв \\ "Комментарии", 1996, № 10, с. 16–19).  
 
 
 
 

Нигилизм, переоценка всех прежних ценностей, воля к власти, вечное возвращение того же самого, сверхчеловек — вот, по мнению Хайдеггера, пять главных рубрик метафизики Ницше, показывающих ее целое в том или ином аспекте. Такая рубрикация настолько глубоко утвердилась в современном ницшеведении, что кажется естественной, то есть соответствующей замыслу самого Ницше. Между тем, если бы это было так, и Ницше мыслил системно, то почему он не написал отдельных сочинений под таким заглавием. Как известно, задуманное им «главное сочинение» так и не было завершено, а название его менялось. Помимо того, что под вопрос поставлена сама рубрикация, следует внимательно присмотреться к интерпретациям той или иной темы, которые дает Хайдеггер. Всякий гений, как известно, что-то открывает, а что-то закрывает. Несомненно, это относится и к названным мыслителям. Кажется, что Ницше — едкий критик любых претензий на исключительность, гениальность, позволяющих якобы видеть то, чего не видят другие, должен быть абсолютно чужд маниакального стремления учить других. Но, это уже не в его власти. Каждый, кто взялся писать книги, таким образом становится претендентом на то, чтобы учить. И, может быть, нейтрализация дискурса должна осуществляться не писателем, а читателем. Именно мы, читатели Ницше и Хайдеггера, должны сохранять дистанцию и удержаться от слепого следования тому, что написано и сказано. Наше понимание текста определяется ситуацией, и чем больше контекстов задействовано при чтении текста, тем многомернее он предстает перед нами.