Сетевые организации

· малый размер групп (до 25 человек, включая детей);

· не было ни начальников, ни подчиненных, не фиксированной иерархии;

· лидерство было частичным, временным, переменчивым, не влекло за собой каких-либо привилегий для  лидера. Так, шаман, хотя и имел частичный  авторитет в религиозных вопросах и знахарстве, также занимался  охотой / собирательством, да и в  религиозной сфере его авторитет  относителен: все члены группы проходят серию «посвящений» (инициаций), в  каждой из которых шаман делится  частью своих сакральных знаний, на которые он не имеет «абсолютной  монополии» (Woodburn, 1982);

· специализация людей  была предельно широкой в том  плане, что «все умели все» и единственным типичным примером разделение труда  было занятие охотой у мужчин и  собирательством (съедобных растений, грибов и др.) у женщин. Широкая  специализация означала и многообразие творческих возможностей - люди не только охотились и собирали, но и изготовляли  орудия, улаживали конфликты и  споры соплеменников, рассказывали истории, рисовали, танцевали и др.;

· отношения в группе были неформальными, личными, основывались на чувстве родства (в большинстве  случаев вся группа была связана  кровными / семейными узами) и постоянной взаимопомощи, одаривании друг друга  подарками и знаками уважения и др.

Перечень характерных  черт первобытного общества в сопоставлении  с характеристиками сетевых структур ясно показывает, что сетевые группы можно рассматривать как эксперимент  по воскрешению некоторых сторон структуры групп охотников-собирателей. Необходимо только иметь в виду, что речь не идет о призыве: «Вернуться в пещеры!», который отметал бы неоспоримые достижения современной  цивилизации. Мы будем говорить лишь о том, чтобы смягчить порожденные  современной социальной ситуацией  проблемы, беря на вооружение отдельные  черты первобытного, хранящегося  в «генетической памяти» уклада социальной жизни.

Сопоставительный анализ примитивного и современного социума  в разных его «ипостасях» весьма характерен для направления современной  политической науки и философии, получившего название «биополитика» (Caldwell, 1964; Somit, 1968, 1972; Peterson, 1976; Flohr, Tonnesmann, 1983; Hartigan, 1988; Masters, 1991; Schubert, Masters, 1994; Зуб, 1987, 1989, 1995 и другие работы). Биополитика, правда, идет и дальше в сопоставлении  социальных структур и сравнивает человеческий социум и его политическую организацию  с сообществами животных, в первую очередь, приматов. Известно, что наши ближайшие эволюционные «родичи» - шимпанзе и бонобо - имеют свыше 90% общих с нами генов. Что касается социального уклада этих человекообразных обезьян (см. Schubert, Masters, 1994; de Waal, 1996), то для них также характерна рыхлая, нестрогая, переменчивая иерархия, преобладание горизонтальных связей (кооперация, взаимопомощь, одаривание друг друга пищей, коллективный уход за детенышами, ласки, игры и др.); индивиды могут свободно вступать в  состав социальных групп и покидать их (отметим, что такая же индивидуальная свобода миграции была и во многих вариантах первобытного общества).

Вот как описывают Марьянски  и Тэрнер (Maryanski, Turner, 1992), ссылаясь на приматолога Дж. Гудалл, жизнь группы шимпанзе: «Объединение <в социальные группы> и распад <этих групп> в  сообществах шимпанзе достигает  пределов социальной пластичности; индивиды обоих полов имеют практически  полное право свободно приходить  и уходить когда им вздумается…  Состав временных групп постоянно  меняется… Он <индивид> может  путешествовать в течение дня  в составе большого, шумного, легко  возбудимого сборища, а на следующий  день быть предоставленным самому себе».

Таким образом, сетевые  структуры получают определенное биополитическое  обоснование. Но, во-первых, первобытное  общество было многовариатным, т. Е. наряду с описанной выше картиной были и  такие социальные группы, которые  были построены по принципу жесткой  иерархии (это характерно в основном для тех групп, которые занимались не только охотой, но и земледелием, Woodburn, 1982). Почему мы должны подражать  именно сетевому варианту первобытного общества? Во-вторых, какое нам вообще дело до первобытных групп, возможно, их опыт (несмотря на наличие общих  генов) не применим или вреден в современных  условиях?

2. Сетевые структуры  спонтанно возникают в современном  социуме. Сетевые структуры «растут  в трещинах организаций как  трава в трещинах асфальта»  (Bernhard, Glantz, 1992). Уже группа людей,  совместно завтракающих на предприятии,  играющих в бридж, помогающих  друг другу воспитывать детей,  имеет тенденцию становиться  сетевой группой, с частичными  лидерами и преобладанием горизонтальных  связей. Возникавшие в годы перестройки  в СССР «неформалы» различались  по организационным принципам  своих групп. Некоторые из них  были организованы по иерархическим  принципам («банды»). Другие были  в основном построены на горизонтальных  взаимоотношениях между членами  («клубы»). Примерами последних можно  считать группы русских хиппи  и ленинградских «`итьков», практиковавших  открытое дружеское общение даже  с незнакомыми людьми (Кузин, Кузин, 1990). Все это и есть примеры  того, что Бернхард и Глантц (Bernhard, Glantz, 1992) именуют «возрожденной охотничьей  группой». Умный босс предприятия  нередко имитирует сетевую структуру,  создавая временные полуавтономные  рабочие группы, комитеты, комиссии, и др. с гибкой структурой и  широкой специализацией участников.

Однако существование  подобных сетевых структур не зависит  от желания босса, менеджера, социального  инженера (социальная инженерия - совокупность разработок по моделированию нетрадиционных организационных структур, см. Резник, 1996). Если люди достаточно долго взаимодействуют  между собой, скажем, в рамках одного предприятия, то в игру все в большей  мере вступают законы социологии малых  групп. Происходит неформальное структурирование коллектива на основе взаимного интереса, симпатий, не предписанного уставами авторитета и социального статуса. Формируется своего рода неофициальная  параллельная структура, невидимая  сеть внутри коммерческого предприятия  или иной организации. В этой сети лидерство и авторитет изменчивы, так как не определены никаким  должностным уставом, существуют горизонтальные (уравнивающие людей по рангу) связи, способствующие распространению информации (слухов, сплетен и др.) вопреки  всем официальным барьерам «конфиденциальности», «секретности» и др. В пределах каждой неформальной сетевой группы у людей в той или иной мере пробуждаются чувства взаимной сплоченности, лояльности - отголоски столь характерных  для групп охотников-собирателей  родственных чувств.

Для самой организации  неформальные сетевые структуры  играют двоякую роль - они могут  создавать дополнительные стимулы  для работы (растормаживая первобытное  чувство взаимозависимости, жизненно важное для первобытных охотников, которые только сообща могут добыть мамонта, Bernhardt, Glantz, 1992) и в то же время  могут вести к формированию консервативных, сопротивляющихся всякому нововведению клик, которые рассматривают предприятие как место для уютной болтовни и сплетен, а не для работы (как было характерно для некоторых советских предприятий времен «застоя»).

А. Токвилль (1893) в своем  анализе Америки XIX века уделил существенное внимание таким сетевым структурам, которые также детально исследованы  в работах о роли «социального капитала». Структуры типа Rotary, Kiwanis и других «сервис-клубов» длительное время служили «социальным клеем» для локальных сообществ людей. Известно, что подобные группы играют ключевые роли в рамках рыночной в  целом модели общества (например, группы доверенных лиц в крупных корпорациях). Такова структура правительственных  комиссий и посреднических групп, обеспечивающих реальное функционирование бюрократических  институтов. Подобные социальные сети спонтанно создаются людьми. Так, появление новых академических  дисциплин в университетах США  приводит к тому, что они дополняют  собой существующие факультеты (которые  сами представляют социальные сети, составленные из индивидов, сложным образом кооперирующих  и конкурирующие между собой). На другом конце социальной лестницы, мы наблюдаем формирование банд, возникающих  в рамках в целом бесструктурных социальных гетто. Итак, различные социальные слои порождают сетевые структуры  как существенные компоненты более  сложных социальных институтов или  форм социального поведения.

Добавим, что сетевые  группы или подобные им структуры  возникают в разные исторические эпохи и в различных уголках  планеты Земля. Например, горизонтальные связи имели большое значение также в средневековых городских  и сельских коммунах. До сих пор  существуют коммуны (Gemeinden) в Швейцарии, которые представляют собой «неиерархические, неделимые, нефеодальные сообщества горных долин» (Steinberg, 1976). Такие коммуны  формировались как добровольные объединения горожан или сельских жителей. Помимо кооперативной организации  труда, для них были характерны коллективные спортивные состязания, праздники народного  искусства, коллективный досуг. В настоящее  время, Швейцария состоит из более  чем 3000 коммун, что частично объясняется  весьма неоднородными географическими  условиями и разной языковой средой. Швейцарцы до сих пор отождествляют  себя со своими коммунами, которые остаются ключевыми элементами политической и социальной жизни.

На протяжении всей истории  Швейцарии, коммуны обладали значительной политической властью, так что политическая система «имела центр тяжести  внизу». Несмотря на то, что коммуны  объединялись в кантональные лиги, которые в свою очередь формировали Tagsatzungen, эти федеральные структуры  представляли лишь «формальное собрание посланников, не имеющее право принуждения» по отношению к своим членам. Такая  коммунальная политическая система  способствовала развитию в Швейцарии  «микрокапитализма», децентрализованной сети малых предприятий, выполняющих  высоко-квалифицированные работы (например, изготовление наручных часов).

2. Сетевые структуры  могут быть полезными в целом  ряде ситуаций. Конец предшествующего  пункта фактически затронул тему  о полезности / вредности сетевых  структур - в каких ситуациях их  следует стимулировать, а в  каких, наоборот, подавлять. Возникающие  у нас подсознательно ассоциации, связанные с сетевыми структурами,  часто как раз и отсылают  нас к тем эпизодам нашего  жизненного опыта, в которых  спонтанно возникшие сетевые  структуры помогли в решении  какой-либо задачи (скажем, в пионерлагере  в дождь прохудилась крыша,  времени информировать инстанции  не было, и мы навалились всей  группой, стихийно распределив  полномочия - и крыша была восстановлена), вызвали у нас особо сильные  чувства (совместное сидение у  костра - эпизод «единения душ», общий  для нас, цивилизованных, и для  охотников-собирателей) и др.

Как кратко указано выше, теория менеджмента знает целую  «школу человеческих отношений» (К. Барнард, Д. МакГрегор, Р. Ликерт, К. Аргирис, М. Маккоби, Р. Блейк и др.), которая настаивала на необходимости учета личных симпатий и рангов при неформальном структурировании коллективов, с целью сознательного  создания новых стимулов к эффективной  работе на предприятии. Представители  этой школы в менеджменте исходили из предрасположенности людей к  жизни в малых группах с  персонализированными взаимоотношениями  людей (face-to-face groups). МакГрегор (McGregor, 1966) полагал, что фундаментальной потребностью людей является участие в общем  деле. Он назвал свою теорию управления людьми «теория Y», в противовес господствовавшим взглядам о людях как ленивых, жадных и эгоистичных существах (теория Х, из которой исходили при  обосновании необходимости иерархии и бюрократии). В дальнейшем была создана более комплексная, но также  учитывающая неформальные группы «теория Z» (Ouchi, 1981). «Школа человеческих отношений» (Human Relations School), a также некоторые  не относящиеся к ней специалисты  по менеджменту многократно испытывали на практике идею стимуляции неформальных персонализированных отношений и их регулирования в направлении эффективного решения стоявших перед организацией задач. Хотя имеется некоторая «самопротиворечивость» в попытках стимулировать неформальные отношения формальными средствами, многие организации, например всякого рода проблемно-ориентированные команды функционируют более успешно, если в их состав вводится «социо-эмоциональный лидер», который как раз и ведает неформальными отношениями внутри группы, направляет их в нужное русло (Burgoon et al., 1974). Отметим в порядке сопоставления, что в некоторых группах охотников-собирателей имелся весьма ограниченный по своим функциям лидер, основной задачей которого было разрешение конфликтов внутри группы.

Отдельные отмеченные выше особенности сетевых групп были подхвачены различными типами разработанных  в последние десятилетия небюрократических  организаций. «С начала 60-х годов  многие организации стали разрабатывать  и внедрять новые, более гибкие типы организационных структур, которые  по сравнению с бюрократией были лучше приспособлены к быстрой  смене внешних условий и появлению  новой наукоемкой технологии. Такие  структуры называются адаптивными, поскольку их можно быстро модифицировать в соответствии с изменениями  окружающей среды и потребностями  самой организации. Еще одно название этих более гибких систем - органические структуры. Оно связано с их возможностью адаптироваться к изменениям в окружающей среде подобно тому, как это  делают живые организмы» (Мескон и  др., 1994, C.343). Некоторые из этих структур настолько живо реагировали на всякие внешние и внутренние перемены, что  заслужили название «самообучающиеся структуры». Какие грани сетевых  и вместе первобытных структур нашли  отражение в этих не-бюрократических  организациях?

· матричные структуры  делали основной упор на многоначалие, частичное лидерство. «Из работников заводоуправления отбираются специалисты, которые в дополнение к их постоянным обязанностям, назначаются также  ответственными по какому-то конкретному  виду выпускаемой продукции. Они  выступают как руководители по отношению  ко всем другим сотрудникам, имеющим  какое-то отношение к данному  виду продукции, и решают все вопросы, возникающие в связи с ее производством. В то же время они подчинены  своему «старому» руководителю (или  даже нескольким), контролирующим иной вид производства, поэтому за ними остается их прежняя узкая функция. Возникает перекрестное руководство, особенность которого в его горизонтальности, своего рода параллельности» (Пригожин, 1995);

· «эдхократические» (от лат. Ad hoc - специально устроенный для данной цели и греч. Kratia - власть) организации  акцентировали широкую, перекрывающуюся  специализацию и в то же время  чувство принадлежности к малой  группе (единой команде). Формальности сводили до минимума (это относилось к иерархии, рабочим условиям и  помещениям, льготам, одежде и др.), ключевым словом стала компетентность всех членов во всей сфере деятельности организации. Ставились напряженные задачи, риск и вознаграждения делили между всеми  членами организации, мыслимой как  единая команда (как гребцы в одной  лодке в бурном море). Так работали в компании Hewlett Packard с 40-х годов. Как  в группе первобытных охотников-собирателей, здесь преобладали неформальные, горизонтальные связи, иерархия не ясная, изменчивая.