Рассказы и пьесы А.П. Чехова: Ситуации и персонажи

Прежде обыватели чувствовали в Старцеве что-то чужое и звали его за спиной "поляк надутый". Теперь же его по-родственному, по-свойски зовут "Ионыч". Жалуясь на окружающую среду, он мирится с нею. Его интересы становятся такими же, как и интересы других обывателей: он охотно играет по вечерам в карты, а придя домой, с удовольствием считает деньги, полученные от больных. У него уже  появилось имение, два дома в городе и он присматривает третий.

Чеховский рассказ - о духовной деградации человека. Итог его жизни: "Он одинок. Живется ему скучно, ничто его не интересует: он равнодушен и к красоте природы, и к страданиям людей: покупая очередной дом, проходит без церемонии "через все комнаты, не обращая внимания на неодетых  женщин и детей, которые глядят  на него с изумлением и страхом" ."Прошло несколько лет. Старцев еще больше пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову. Когда он, пухлый и красный, едет на тройке с бубенчиками и Пантелеймон, тоже пухлый и красный, с мясистым затылком, сидит на козлах, протянув вперед прямые, точно деревянные руки, и кричит встречным "Прррава держи!", то картина бывает внушительная, и кажется, что едет не человек, а языческий бог". Сюжет рассказа выстроен ретроспективно, и о прошедших событиях говорится в прошедшем времени. Само по себе повествование в прошедшем времени отдаляет событие, делает его менее актуальным для читателя в эмоциональном отношении. Но это как раз картины, где описан молодой Дмитрий Ионыч Старцев, полный надежд и счастливых ожиданий. Итог же рассказа (Ионыч на тройке с Пантелеймоном) описан в настоящем времени, что максимально приближает изображаемое к читателю. Это настоящее как бы замирает, застывает на веки – дальнейшее движение жизни уже невозможно, в будущем это настоящее может только повторяться ("мгновение" остановилось, - и оно антиэстетично). На замкнутость, бесконечную повторяемость финала прямо указывают и слова - "картина бывает внушительная" (то есть часто бывает). Идеей многократной, безысходной  повторяемости "внушительной картины" заканчивается сюжетная линия Ионыча. Далее мы увидим, что идеей многократной безысходной повторяемости завершается и сюжетная линия Туркиных.

Испытание любовью. "А хорошо, что я тогда не женился"

По традиции, сложившейся в русской классической литературе (и в творчестве самого А.П. Чехова), испытание героя любовью убедительнее всего помогает раскрыть его истинную суть. Дмитрий Старцев оказывается неспособным к сильной  любви. Старцева восхищает в Екатерине Ивановне (Котике) ее начитанность, она кажется ему умной, интеллигентной. Однако любовь, едва возникнув, уже пугает его. "К чему поведет этот роман? - размышляет он, получив записку от Котика. - Что скажут товарищи, когда узнают?" И – далее – важное для характеристики героя размышление: "А приданого они дадут, должно быть, немало", - думает влюбленный молодой человек. Предложив "руку и сердце" и получив отказ, Старцев страдал... ровно три дня. "Потом, иногда вспоминая, как он бродил по кладбищу или как ездил по всему городу и отыскивал фрак, он лениво потягивался и говорил: "Сколько хлопот, однако!"  Не случайно сопровождает эту вялую любовь и мотив увядания природы: "Приближалась осень, и в старом саду было тихо, грустно и на аллеях лежали темные листья. Уже рано смеркалось". Его любовь – на фоне такого пейзажа – безнадежная, мелкая, робко-практичная. Но, какая бы она ни была, она одна могла быть для героя рассказа спасительной.

И вот через несколько лет Дмитрий Ионыч Старцев вновь встречает Екатерину Ивановну, приехавшую в родной город из Москвы, где она училась в консерватории.  Неизменной осталась среда, жизнь и быт семьи Туркиных, но изменились главные герои рассказа. Герой утратил полное имя, а вместе с ним и полноту жизни, свою человеческую индивидуальность: ужин в клубе, деньги, которые его раньше не интересовали, стали смыслом его жизни. Героиня стала более зрелой, серьезной, реально оценивающей жизнь и свои возможности ("Я такая же пианистка, как моя мама писательница..."). У нее осталась лишь одна иллюзия, с которой ей тоже приходится расставаться, - это любовь Старцева. Пейзажный фон их последнего свидания тяжел, мрачен: "Они пошли в сад и сели там на скамью под старым кленом, как четыре года назад. Было темно". "Было темно", - очевидно, красота ночной природы для героя стала закрытой. Это он ее такой - темной - видит. Во время первого - несостоявшегося - свидания на кладбище, когда в душе его было светло, светлой, таинственной, загадочной и поэтичной была и природа. Слово "темно", "темный", кстати, повторяется во второй половине рассказа несколько раз: "темный дом и сад" Туркиных.

Темно и в душе Ионыча. Лишь на миг "затеплился огонек", стало жаль любви, утраченного счастья, и, словно при свете этого огонька, вдруг раскрылась пошлость его бессмысленной жизни. "Стареем, полнеем, опускаемся... жизнь проходит тускло, без впечатлений, без мыслей... Днем нажива, а вечером клуб, общество картежников, алкоголиков, хрипунов, которых я терпеть не могу. Что хорошего?" - жалуется он. Но тут же "Старцев вспомнил про бумажки, которые он по вечерам вынимал из карманов с таким удовольствием, и огонек в душе погас". Ему уже не жаль молодости, любви, несбывшихся надежд. "А хорошо, что я тогда не женился", - думает он.

На первых страницах романа голос Старцева звучал иначе: "О, как мало знают те, которые никогда не любили! Мне кажется, никто еще не описал верно любви, и едва ли можно описать это нежное, радостное, мучительное чувство..." Но теперь для Ионыча умерло все, умерло даже его единственное поэтическое воспоминание. "И когда, случается, по соседству за каким-нибудь столом заходит речь о Туркиных, то он спрашивает: "Это вы про каких Туркиных? Это про тех, что дочка играет на фортепьянах?"   Наверное, ничто так не характеризует героя, как предательство самого себя, опошление и забвение самой светлой страницы его жизни - любви. Дмитрий Ионыч стал уже частью того самого мира, который он на словах отвергает. Герой страшится любой перемены – он принял правила игры и внутренне доволен своим нынешним положением.

В рассказе важную роль играет пейзаж. На первый взгляд, может показаться лишним, не связанным с основными событиями эпизод на кладбище, где Старцев напрасно ожидает свидания: "На первых порах Старцева поразило то, что он видел теперь первый раз в жизни, и чего, вероятно, больше уже не случится увидеть: мир, не похожий ни на что другое, - мир, где так хорош и мягок лунный свет, точно здесь его колыбель, где нет жизни, нет и нет, но в каждом темном тополе, в каждой могиле чувствуется присутствие тайны, обещающей жизнь тихую, прекрасную, вечную. От плит и увядших цветов, вместе с осенним запахом листьев, веет прощанием, печалью и покоем". Но это описание является поворотным, кульминационным.

В первой и второй главах мы уже видим пустоту, механистичность жизни Туркиных, но пока это все было прикрыто легким покровом поэзии. Поэтическое веяние достигло апогея в эпизоде на кладбище. После него следует  сплошная проза жизни, рисующая нам постепенное, но неуклонное очерствление души героя рассказа, превращение его в грубого, жадного "Ионыча" - "языческого бога". Сцена на кладбище - это как бы лебединая песнь той поэзии, которая робко и несмело звучала в сухой и прозаической душе Старцева. По контрасту с ней особенно печально все то, что мы узнаем о Старцеве в дальнейшем.

"И машет платком…"

Однако не только в самом Старцеве кроется причина несостоявшейся любви, несостоявшегося счастья.  Его признание в любви Екатерине Ивановне заранее было обречено на неудачу, каким бы красноречивым ни был герой.  Дело в том, что у Котика уже была составлена программа жизни  (по книгам и вследствие незнания реальной жизни): она отвергает Старцева потому, что жизнь в этом городе кажется ей бесполезной и пустой, что сама она стремится к некой высшей благородной цели, а вовсе не к тому, чтобы стать женой обыкновенного, невыдающегося человека, да еще с таким смешным отчеством: "Сделаться женой - нет, простите! Человек должен стремится к высшей, блестящей цели, а семейная жизнь связала бы меня навеки". Пока жизнь не убедит Котика в иллюзорности этой ее программы, убедить ее невозможно.

Необычно в этом рассказе двойное имя героини: Екатерину Ивановну родители зовут "Котик", причем это второе имя в читательском восприятии закрепляется как основное и даже единственное. Само параллельное употребление этих двух имен не только в речи родителей (для них дочь всегда будет "ребенком-"котиком"), но и в речи авторской их сталкивает, создает иронический эффект: "Котиком" может быть маленькая девочка Катя, но не взрослая женщина Екатерина Ивановна. "Котиком", которая "заметно постарела, прихварывает", героиня остается и через много лет, в финале рассказа: в последнем эпизоде, где она упоминается, она названа по-прежнему Котиком - ничего не меняется в застывшем хронотопе рассказа. И в этом придуманном, инфантильном имени выражается инфантильность, искусственность, оторванность Екатерины Ивановны от жизни живой, подлинной. Придуманное имя, придуманная жизнь…

С годами Котик  повзрослела, стала более трезво смотреть на жизнь, стала   женщиной с "грустными, благодарными, испытующими глазами". Но другим стал и Дмитрий Ионыч Старцев.  Он уже не прекраснодушный романтик, за которого его принимает Екатерина Ивановна: "Какое это счастье быть земским врачом, помогать страдальцам, служить народу. Какое счастье!.. Когда я думала о вас в Москве, вы представлялись мне таким идеальным, возвышенным...", - говорит она, как будто цитируя надуманные книги своей матери.  Герои вновь говорят на разных языках.  Вновь они не понимают друг друга, они меняются ролями, но непонимание остается.  "Ионыч" - это рассказ не только о губительном воздействии среды на человека, но и о человеческом непонимании, разобщенности. Сожалеть об этом приходиться уже впоследствии, когда выясняется, что счастье было так возможно, так близко.

В рассказе "Ионыч" словно звучит голос Чехова, обращенный к читателям: не поддавайтесь губительному влиянию уродливой среды, вырабатывайте в себе силу сопротивления обстоятельствам, не предавайте светлых идеалов молодости, не предавайте любви, не подымите их потом!

Содержание рассказа шире, чем художественное исследование жизни одного, хотя и главного, героя. Грустным послесловием к судьбам других персонажей - семьи Туркиных - автор заканчивает свой рассказ. Финал рассказа безысходен и в то же время пронзительно трогателен (опять эмоциональный контраст, так любимый Чеховым): "А Туркины? Иван Петрович не постарел, нисколько не изменился и по-прежнему все острит и рассказывает анекдоты; Вера Иосифовна читает гостям свои романы по-прежнему охотно, с сердечной простотой. А Котик играет на рояле каждый день, часа по четыре. Она заметно постарела, похварывает и каждую осень уезжает с матерью в Крым. Провожая их на вокзале, Иван Петрович, когда трогается поезд, утирает слезы и кричит:

- Прощайте пожалуйста!

И машет платком".

Такими и остаются персонажи рассказа в нашей памяти: несмотря на внешнее благополучие -  несчастными людьми, с неустроенными судьбами. В финале рассказа явственно слышится (благодаря соединительному союзу "и") притчевая интонация, обобщение, бесконечная повторяемость  будничной драмы жизни: "И машет платком..."  Какая буднично-безрадостная, печально-трогательная, навеки застывшая финальная сцена. По своей пластичности, выразительности, запоминаемости она близка знаменитой немой сцене в "Ревизоре"…

Главный герой рассказа в финале отсутствует – его эволюция завершилась, дальнейшее движение невозможно - возможно только бесконечное повторение одного и того же. Ионыч утратил человеческое начало, намного "превзошел" Туркиных, но не ему дано автором завершить рассказ. Заканчивается рассказ все-таки живыми движениями человеческой души, которые сохранились в Иване Петровиче: в Туркине хоть что-то осталось человечески-печальное, трогательное. Эта нота человечности в конце рассказа делает финал, как это почти всегда бывает у Чехова, не только печальным, безысходным, но и содержит светлую ноту, живое чувство, живую жизнь.

Финал рассказа возвращает нас к его началу (опять кольцевая композиция), где говорится о губернском городе С. и о "самой образованной и талантливой" семье Туркиных: "Когда в губернском городе С. приезжие жаловались на скуку и однообразие жизни, то местные жители, как бы оправдываясь, говорили, что, напротив, в С. очень хорошо, что в С. есть библиотека, театр, клуб, бывают балы, что, наконец, есть умные, интересные, приятные семьи, с которыми можно завести знакомства. И указывали на семью Туркиных как на самую образованную и талантливую". Кольцевая композиция усиливает ощущение замкнутости жизненного круга, невозможности его преодоления, трагичности жизни, придает всей этой грустной истории притчевый характер, поучительный смысл не только для ее участников.

А.П. Чехов – драматург

1. Поэтика чеховской  драмы. Новаторство Чехова-драматурга

"Пусть на сцене все будет так же сложно и так же вместе с тем просто, как и в жизни.  Люди обедают, только обедают, а в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни".      А.П. Чехов

Особенности хронотопа.  Особенности конфликта. Полифонизм,

многогеройность. Особенности изображения характеров.

Авторская позиция. Роль подтекста.  

А.П. Чехов создал свой театр[23], со своим театральным языком, который не сразу был понят современниками драматурга. Многим пьесы Чехова казались неумело сделанными, не сценичными, растянутыми, с беспорядочными диалогами, недостатком действия, нечеткостью авторского замысла и т.д.  М. Горький, например, писал  не без доброжелательной иронии о "Вишневом саде": "Конечно -  красиво, и - разумеется - со сцены повеет на публику зеленой тоской. А - о чем тоска - не знаю".  Чехов создал "театр настроения", намеков, полутонов, с его знаменитым "подводным течением"  (В.И. Немирович-Данченко), предвосхитив во многом театральные искания нового, ХХ века.

Пьесы Чехова можно будет лучше понять, обратившись к их поэтике, то есть к выработанному Чеховым способу изображения жизни в драматическом произведении.  Без этого пьесы Чехова будут казаться монотонными, перегруженными множеством "лишних" подробностей (лишних с точки зрения традиционной дочеховской театральной эстетики):

Особенности хронотопа.  Чехов расширил  хронотоп (время и пространство) классической русской литературы XIX века, который можно было назвать патриархальным: в центре произведений русской классики была прежде всего дворянская усадьба, Россия дворянская и крестьянская. Чеховский хронотоп – это хронотоп большого города, причем имеется в виду не география, не социальное положение, а ощущение, психология  "городского" человека – человека конца XIX века.  Еще М.М. Бахтиным было замечено, что "провинциальный мещанский городок с его затхлым бытом – чрезвычайно распространенное место свершения романных событий в XIX веке" (Бахтин 1975: 396). В таком хронотопе – замкнутом и однородном – происходят встречи, узнавания, диалоги, понимания и непонимания, расставания населяющих его персонажей. "В мире русской классики "дочеховского" периода в принципе "все знают всех", все могут вступить в диалог друг с другом. В творчестве же Чехова "на смену эпическому, "деревенскому" образу мира приходит хронотоп "большого города", ибо разомкнутость и неоднородность, несовпадение географического пространства с психологическим полем общения – признаки городского социума" (Сухих 1987: 139). Чеховские персонажи  - это знакомые незнакомцы, они живут рядом, вместе, но они живут "параллельно", у каждого свой  жизненный ритм, каждый замкнут в своем мире (своих воспоминаний, стремлений, забот). Этот хронотоп, новое ощущение человека и определили поэтику чеховской драмы, особенности конфликтов, характер диалогов и монологов, поведение персонажей.