Мечта о золотом веке в произведениях русской литературы XIX столетия

       Расставаясь с Верой Павловной «старшая сестра» призывает ее не забывать обо всем увиденном и убеждать всех других людей: «То, что мы показали тебе, не скоро будет в полном своем развитии, какое видела теперь ты. Сменится много поколений, прежде чем вполне осуществится то, что ты предощущаешь. Нет, не много поколений: моя работа идет теперь быстро, все быстрее с каждым годом, но все-таки ты еще не войдешь в это полное царство моей сестры; по крайней мере, ты видела его, ты знаешь будущее. Оно светло, оно прекрасно. Говори же всем: вот что в будущем, будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего. Стремитесь к нему, работайте него, приближайте его, переносите из него в настоящее все, что можете перенести».⁴⁷ Этим светлым пророчеством и заканчивается сон Веры Павловны.

    Вслед за западноевропейскими социалистами-утопистами Ш.Фурье, А.Сен-Симоном, Р.Оуэном Н.Г.Чернышевский изображает идеальное будущее общество, которое возможно построить на земле. Он видит его страной свободных образованных талантливых людей, занятых разнообразным и увлекательным коллективным трудом. Писатель рассказывает о хрустальных дворцах, в которых живут сообща (во многом они напоминают фаланстеры Фурье), о равенстве мужчин и женщин, об отсутствии нищеты и невежества. Еще в своей диссертации «Эстетические отношения искусства к действительности» он предлагал теоретическое обоснование такой светлой жизни, говорил о необходимости труда, удовлетворения материальной стороны человеческой жизни, а также духовных, умственных и нравственных потребностей человека. В дальнейшем Чернышевский неоднократно возвращался к этой проблеме в своих философских и экономических работах, свое воплощение нашли они и романе.

       Многие  исследователи отмечали тесную связь описания будущего общества с научными воззрениями автора, писатель верил в прогресс, в торжество науки, а вместе с тем - и в торжество человечества. В этом романе, наверное, представлено одно из первых русских изображений золотого века, в котором автор стремится отойти от фантастичности и опирается более на научную подлинность, предлагая свои, на его взгляд, реально осуществимые пути строительства рая на земле.

       Но в этом романе присутствуют и общие черты изображений золотого века в мировой литературе. И в первую очередь – это  использование поэтики сада-рая. «Сады, лимонные и апельсиновые деревья, персики и абрикосы» появляются уже в самом начале той главки четвертого сна Веры Павловны, в которой описано общество будущего, - отмечает в своей статье Л.С. Айзерман.- И в описании чугунно-хрустального здания — «весь дом — громадный зимний сад». А вот преображенная трудом человека (русского человека, как подчеркнуто в романе) бывшая пустыня — «горы, одетые садами; между гор узкие долины, широкие равнины». «Эти горы были прежде голые скалы, — говорит старшая сестра. — Теперь они покрыты толстым слоем земли, и на них среди садов растут рощи самых высоких деревьев: выше финиковые пальмы, смоковницы; виноградники перемешаны с плантациями сахарного тростника...» При описании рая во второй главе Книги Бытия говорится, что поток, орошающий рай, был источником четырех рек Фисона, Геона, Тигра и Евфрата. Поэтому одни исследователи ищут рай в восточной Азии, другие находят его между Евфратом и Гангом, третьи считают местонахождением рая Сирию. А вот как выглядит «география» преображенной в сад пустыни в четвертом сне Веры Павловны: «На далеком северо-востоке две реки, которые сливаются вместе прямо на востоке от того места, с которого смотрит Вера Павловна; дальше к югу, все в том же юго-восточном направлении, длинный и широкий залив...» В этом описании легко просматривается общий контур описания библейского: юго-восток, пустыня, орошенная реками... Продолжим. «Но мы в центре пустыни? — говорит изумленная Вера Павловна. «Да, в центре бывшей пустыни; а теперь, как видишь, все пространство с севера, от той большой реки на северо-востоке, уже обращено в благодарнейшую землю, в землю такую же, какой она была когда-то и опять стала теперь та полоса по морю на север от нее, про которую говори лось в старину, что она «кипит молоком и медом”». «Какой она была когда-то и опять стала теперь...» Воистину речь идет о потерянном в возвращенном рае. Возвращенном самим человеком и его трудом. О том, что Чернышевский здесь использует библейскую образность, говорит и цитата из Библии. В книге Исход (III, 8) Господь обещает Моисею вывести народ свой «в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед».⁴⁸

       В современном литературоведении особенно горячие споры возникают вокруг трактовки образа «старшей сестры» Светлой Красавицы, которую называют Революцией. Да, Чернышевский верил в возрождение золотого века, в совершенное общество, которое можно построить на земле с помощью развития науки, образования, совершенствования каждым человеком самого себя, но каким образом будет изменен существующий несовершенный строй: путем революции или мирных преобразований? Некоторые исследователи полагают, что писатель в своем романе призывал именно к насильственному свержению существующих порядков: «Только революция принесет истинную свободу. «К топору зовите Русь, — призывал Чернышевский.- Помните, что сотни лет губит Русь вера в добрые намерения царей». Революция потребует борьбы и жертв. Писатель помогал мыслящей молодежи избавляться от наивных представлений, что все делается само собой и все будет хорошо». ⁴⁹«Героиня услышала от царицы тайну будущего: путь к будущему торжеству царства Любви-Равноправности лежит через революцию… Для передачи этой «тайны» писатель специально оставил седьмую картину сна Веры Павловны. Заполнить ее ему не удалось. После цифры 7 он вынужден поставить многозначительные точки.  Два ряда точек!

       Любви-Равноправности поможет полностью осуществить свою мечту ее старшая сестра — Революция».⁵⁰

       Но  в последние годы появляются работы, подвергающие сомнению это уже сложившееся мнение. Наверное, доля истины есть в позиции и тех, и других авторов, роман Н.Г.Чернышевского «Что делать?» – произведение необычное: зашифрованное, таинственное, представляющее для многих интеллектуальную загадку. Может быть, каждый находит в нем то, что хотел бы найти: литературную беспомощность, проповедь новой нравственности, гимн светлому будущему, пародию на социализм и социалистов, планы построения разумной и счастливой жизни и многое другое. Даже современники воспринимали роман по-разному: большинство считали его смелой, оптимистической, революционной книгой. Они восхищались твердостью и самоотверженностью Рахметова, создавали коммуны и артели, заучивали наизусть страницы, рассказывающие о хрустальных дворцах. Другим «Что делать?» показалось весьма далеким от оптимизма произведением. Его называли горькой книгой о революционерах, родившихся раньше своего времени.

       Споры вокруг этого романа продолжаются и  по сей день, наверное, потому, что есть в нем то – главное, делающее его особенным произведением русской литературы. В творчестве писателей-реалистов XIX века темы несправедливого, жестокого мира, маленького одинокого человека звучат очень часто. И многие авторы приходят к печальному выводу о том, что почти ничего нельзя изменить в существующем порядке вещей. Об этом же говорит своей юной дочери Верочке  одна из героинь романа «Что делать?» - Марья Алексеевна: «Эх, Верочка, ты думаешь, я не знаю, какие у вас в книгах новые порядки расписаны? — знаю: хорошие. Только мы с тобой до них не доживем, больно глуп народ,— где с таким народом хорошие-то порядки завести! Так станем жить по старым».⁵¹

       А Чернышевский верит в человека, верит  в спасительные силы, заложенные в каждом из нас, он пишет о свободе личности, об уважении к ней, братстве и любви. Писатель верит в возможность осуществления заветной мечты человечества – возрождения золотого века, в котором люди будут жить в гармонии и любви с миром и с самими собой.

       Но  с другой стороны, «нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». Утопии, созданной Чернышевским, многие поверили, взяли ее на вооружение и русские революционеры, объявившие писателя своим духовным отцом. Николай Ишутин – руководитель одного из самых известных  революционных  кружков 60-х гг. говорил, что он знает «только трёх великих людей — Иисуса Христа, апостола Павла и Николая Чернышевского».⁵² Ишутин и его родственник Дмитрий Каракозов стремились во всём подражать Рахметову. 4 апреля 1866 года, в третью годовщину окончания Чернышевским своего романа, Каракозов стрелял в императора Александра II. Дата покушения была выбрана отнюдь не случайно...

       В «Четвертом сне» Веры Павловны революционеры увидели тот идеал будущего, к которому стремились сами. Но для них эта заветная цель – осчастливить все человечество оправдывала все средства – даже такие как насилие, преступления и террор, и ради этой цели они карали и виновных, и ни в чем неповинных людей. Недаром Степан Трофимович Верховенский – один из героев «Бесов» Ф.М. Достоевского – читает роман «Что делать?» с единственной целью – узнать побольше о тех «одержимых бесами» «новых людях», к кругу которых принадлежит его сын Петр – «Премудрый змей-искуситель».

     Сложен, многогранен, а порою и трагически противоречив художественный мир произведений Ф.М. Достоевского. Уже более полутора века его романы читают и перечитывают миллионы людей, находя в них ответы на самые сокровенные вопросы бытия.

     Идея  «золотого века» волновала писателя всегда, это одна из основополагающих проблем его творчества, пронизывающая все произведения. «Всю жизнь эта мечта преследовала Достоевского: утопия золотого века далеким сиянием озаряет все его романы, - пишет литературовед К.В. Мочульский.- Писатель знает, что «рай на земле» - мечта, и мечта самая невероятная», но за эту мечту он готов отдать жизнь. Эта мечта озарила волшебным блеском его романтическую юность, свела другими мечтателями — петрашевцами; за нее заплатил он десятью годами Сибири, за нее боролся и ее проповедовал в своих романах, ею одарял своих любимых героев (князя Мышкина, Ставрогина, Версилова) и с нею сошел в могилу. Утопия «земного рая» таинственный источник его вдохновения».⁵³

     В мире Достоевского мечта о «золотом веке» родилась и как протест против существующего несправедливого строя, обрекающего людей на страдания, и как вера в высшее предназначение человечества – райское блаженство на земле. Писатель мучил вопрос: возможно ли обращение человека к той, полной идиллии, красоты и естественности, жизни, которая связана с образом «золотого века», либо его ожидает катастрофа — если не прямое физическое уничтожение, то падение всех моральных и культурных ценностей.

    «Трагическая антиномия «золотого века», с одной стороны, и апокалипсиса — с другой, утопии и катастрофы - характерная особенность творчества Достоевского, - отмечает В.П. Шестаков, - это два полюса его философии истории. Достоевский мечтал об утопическом «золотом веке» и, допуская даже, что он недостижим, считал, что мечта о нем помогает человеку найти смысл своей собственной жизни».⁵⁴

    В молодости Достоевский увлекался сочинениями знаменитого французского утописта Ш.Фурье, мечтавшего о будущем обществе счастливых людей, живущих на земле в братстве и любви. Позднее в «Дневнике писателя» (1876г., июнь) он вспоминал об огромном впечатлении, которое произвела на него – шестнадцатилетнего юношу - повесть Жорж Санд «Ускок» как гениальное предчувствие «более счастливого будущего, ожидающего человечество, в достижение идеалов которого Жорж Санд бодро и великодушно верила всю жизнь».⁵⁵ В 40-ые годы молодой писатель знакомится с В.Г. Белинским – знаменитым «властителем умов» той эпохи. «Несомненно, автор «Бедных людей» мог слышать высказывания Белинского о «золотом веке», отмечает в работе «Золотой век в представлении Достоевского» Н.Ф. Бельчиков.- Критик, подвергая беспощадному суду тогдашний политический и социальный строй, призывал к коренному переустройству мира на новых началах гуманизма и свободы. Идея «золотого века», как возможный этап обновления жизни и человека была ему близка».⁵⁶

    Вскоре Достоевский становится частым посетителем «пятниц» - собраний, проходивших на квартире юриста, философа и литератора Михаила Васильевича Буташевич-Петрашевского, где сходилась молодежь из самых разных слоёв общества и где говорили о литературе, политике, социальных вопросах. Более всего занимали умы модные тогда идеи французских социалистов-утопистов - Сен-Симона, Фурье и др. Многим казалось, что стоит только понять, как должно быть устроено общество, переделать его в соответствии с планом, разработанным лучшими умами человечества, - и все сразу и навек станут счастливы. Считалось, что человек ведет себя дурно и совершает преступления потому, что его к этому вынуждает окружающая среда и имущественное неравенство, а если устроить жизнь справедливо и разумно, все станут порядочными и добродетельными. В грядущий золотой век верили многие, ближайший пример тому восторженный возглас И.И. Панаева, который во введении к своему «Русскому фельетонисту» (1845 г.) высказался так: «Да проникнутся сердца наши верованием в великий и мудрый закон прогресса. Золотой век, который слепое предание отыскивало в прошлом, - впереди нас».⁵⁷

    В 1849 году многих из петрашевцев арестовали по доносу и поместили в Петропавловскую крепость. Двадцать один человек, в том числе и Достоевский, был приговорены к смертной казни «расстрелянием», но затем казнь заменили на каторжные работы. Только через десять лет, в 1859 году, пережив каторгу, ссылку, духовный кризис и вновь возрождение к жизни, писатель смог вернуться в столицу.

    В то время в обществе шли жаркие споры о том, как и когда отменять крепостное право, какими путями должна развиваться страна. В революционно настроенных кругах считалось возможным и необходимым насильственно изменить общественный строй. В одной из листовок Русь звали «к топору». Сторонники решительных действий, не сомневались, что «новые люди», вооруженные передовыми теориями вправе и обязаны вести массы к светлому будущему, распоряжаться чужими жизнями. А передовые теории рождает наука, способная вычислить и рассчитать все желания и поступки человека, а в итоге — максимально полезную и выгодную систему организации общества.

   Достоевский отказался от такого революционного пути, но мечта о всеобщем счастье людей на земле не покинула его за все эти годы, она обрела новый смысл и озарила жизнь новым светом. Мучительными раздумьями об этом наполнены записные книжки писателя. В 1864 году от тяжёлой болезни лёгких умирает Мария Дмитриевна, первая жена Достоевского, в ночь после ее смерти, потрясенный этим горем и чувством вины перед ней, пытаясь понять, навечно ли они разлучены или увидятся в будущей жизни, писатель размышлял о том, что такое грех и в чём смысл и цель земной жизни человека. Под утро он записал свои размышления и вывод, к которому пришёл.

    «16 апреля. Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?

  Возлюбить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, — невозможно. Закон личности на земле связывает. Я препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный от века идеал, к которому стремится и по закону природы должен стремиться человек. Между тем после появления Христа, как идеала человека во плоти, стало ясно как день, что высочайшее, последнее развитие личности именно и должно дойти до того (в самом конце развития, в самом пункте достижения цели), чтоб человек нашёл, сознал и всей силой своей природы убедился, что высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего я, — это как бы уничтожить это я, отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастие. Это-то и есть рай Христов. Вся история, как человечества, так отчасти и каждого отдельно, есть только развитие, борьба, стремление и достижение этой цели. Но если это цель окончательная человечества (достигнув которой ему не надо будет развиваться, то есть достигать, бороться, прозревать при всех падениях своих идеал и вечно стремиться к нему, — стало быть, не надо будет жить) — то, следственно, человек, достигая, оканчивает своё земное существование. Итак, человек есть на земле существо только развивающееся, следовательно, не оконченное, а переходное. Но достигать такой великой цели, по моему рассуждению, совершенно бессмысленно, если при достижении цели всё угасает и исчезает, то есть если не будет жизни у человека и по достижении цели. Следственно, есть будущая, райская жизнь... Но как это будет, в какой форме, в какой природе, — человеку трудно и представить себе окончательно. Итак, человек стремится на земле к идеалу, противоположному его натуре. Когда человек не исполнил закона стремления к идеалу, то есть не приносил любовью в жертву своего я людям или другому существу (я и Маша), он чувствует страдание, и назвал это состояние грехом. Итак, человек беспрерывно должен чувствовать страдание, которое уравновешивается райским наслаждением исполнения закона, то есть жертвой. Тут-то и равновесие земное. Иначе земля была бы бессмысленна. Учение материалистов — всеобщая косность и механизм вещества, значит смерть. Учение истинной философии — уничтожение косности, то есть мысль, то есть центр... то есть Бог, то есть жизнь бесконечная».⁵⁸