Мечта о золотом веке в произведениях русской литературы XIX столетия

    Исследователь творчества М.М.Щербатова, историк литературы Н.Д.Чечулин подчеркивал, что утопия «Путешествие в землю Офирскую» за фантастической формой скрывала довольно конкретные социальные идеи. «Произведение «Путешествие в землю Офирскую» есть произведение не чисто беллетристическое; в нем автор не имел в виду дать просто чтение нравоучительное, трогательное или занимательное. Его произведении есть в полном смысле слова то, что называется социальным романом: в нем затронуты важнейшие вопросы социального устройства и общественной жизни и даются полезные, по мнению автора, указания по этим вопросам... В форме социального романа автор, не стесняемый действительностью, с полной смелостью и определенностью рисует свои идеалы».¹⁵ Вместе с тем в утопическом романе Щербатова явственно ощущается консервативный характер его социальных убеждений, стремление представить будущее России в патриархальных тонах. Идеал Щербатова — допетровская Русь, простота обычаев, отсутствие роскоши и богатства. Он выступает даже против больших городов, полагая, что из-за них происходит только порча нравов, народ отучается от ремесел и превращается в праздных мещан.

       В 1858 г. А.И.Герцен издал в Лондоне в одной книге два сочинения — «О повреждении нравов в России» М.М. Щербатова и «Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н.Радищева. Он не случайно объединил эти два произведения вместе, так как оба они являлись, по сути, документами русской критической мысли, политического радикализма. Однако в своем предисловии к изданию Герцен отметил и существенные различия в политической позиция Щербатова и Радищева. «Князь Щербатов и Радищев, — писал он, — представляют собой два крайних воззрения на Россию времен Екатерины. Печальные часовые у двух разных дверей, они, как Янус, глядят в противуположны стороны. Щербатов, отворачиваясь от распутного дворца сего времени, смотрит в ту дверь, в которую взошел Петр I, и за нею видит чинную, чванную Русь московскую, — скучный и полудикий быт наших предков кажется недовольному старику каким-то утраченным идеалом».¹⁶ Совершенно иная позиция у Радищева, для которого идеал заключен не в прошлом, а в будущем. «А.Радищев — смотрит вперед, на него пахнуло сильным веянием последних лет XVIII в. Никогда человеческая грудь не была полнее надеждами, как в великую весну девяностых годов... Радищев гораздо ближе к нам, чем Щербатов; его идеалы – это наши мечты, мечты декабристов».¹⁷

       Содержание  «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева поразительно по богатству и смелости. В своей яркой проповеди просвещенного свободолюбия в борьбе за справедливость Радищев использует и оружие утопии. В его «Путешествии» содержится традиционная для русской утопической литературы картина — сновидение. В главе «Спасская Полесть» автор видит себя во сне всемогущим царем, которого окружают льстивые царедворцы. Все стремятся удовлетворить малейшие прихоти властелина, славословят и воздают ему почести. Но вот перед троном появляется Истина, которая снимает с глаз царя пелену и перед ним открывается неприглядная действительность: стяжательство придворных, нищета и страдание народа. Все это длится недолго: Истина покидает дворец, а сам автор просыпается. В этом сне Радищев выступает с критикой самодержавия, с мечтой о таком правлении, которое не было бы в разладе с истиной.

       С другой стороны в литературе XVIII века в творчестве знаменитого поэта И.Ф. Богдановича нашли свое отражение мечты о золотом веке русского масонства. В одной из своих первых поэм «Блаженство народов» (1765) автор  рассказывает аллегорию о совершенном, свободном и счастливом человеке Адаме, жившем в золотом Астреином веке, не ведающем ни страстей, ни войн, ни собственности, ни государственности, ни рабства. В золотом веке не было не только золота, но даже железа – оружия войны. В другой более знаменитой поэме «Душенька» (1783) Богданович вновь обращается к этой теме: он описывает храм Венеры из золотого века - храм всеобщей взаимной любви.

       Миф о золотом веке богини Астреи русских масонов, народные религиозно-утопические легенды, западноевропейские и русские утопии оказали немалое влияние на развитие русской литературы XIX века. Можно встретить отражение этих идей в творчестве многих писателей: В.Ф. Одоевского, В.К.Кюхельбекера, И.С.Тургенева, Н.Г.Чернышевского, Ф.М. Достоевского,  А.П. Чехова и  В.Г. Короленко. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

          2.  Отражение легенды о золотом веке в произведениях русской

     литературы XIX столетия:

        2.1.  «Декабристские» и научные утопии начала века («Сон»

    А.Д. Улыбышева, «Европейские письма» В.К. Кюхельбекера, «4338»

   В.Ф.Одоевского):  

       Большинство европейских произведений, описывающих  идеальное общество, строились как  путешествие или неожиданное посещение неведомой страны, которая не обозначена на географической карте. Собственно, этот традиционный сюжетный ход заимствует М.М.Щербатов, описывая свою «землю Офирскую». Но чаще всего в русской литературе описывается будущее, которое герой видит во сне. На этом приеме строятся рассказ Сумарокова «Сон “Счастливое общество”», знаменитое описание сна из повести Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» (глава «Спасская Полесть»), повесть «Сон» писателя-декабриста А.Д. Улыбышева, четвертый сон Веры Павловны из романа «Что делать?», сон Версилова, Ставрогина, «смешного человека» Достоевского и др.

       «Исследуя славянские народные толкования снов и их мифологическую основу, Н.И.Толстой установил пять основных положений, в которых могут быть выражены народные представления о сне, - читаем в статье Л.С. Айзермана «Русская классика накануне 21века».- Одно из них: «Сон - это также открытие границы между настоящим и будущим и в то же время настоящим и прошлым. Отсюда восприятие сна как предсказания, предзнаменования, пророчества, отсюда вера в вещий смысл снов». Еще до возникновения психоанализа и вне всякой связи с ним писатели так часто обращались к форме сна для того, чтобы изобразить мечтаемое, желаемое своих героев, а порой через них и свое собственное».¹⁸

         «Но почему же именно сон стал традиционным повествовательным приемом в русской литературе?-  спрашивает в своей статье В.П. Шестаков. - В какой-то степени, видимо, это объясняется подцензурным характером русской литературы. Ведь утопические описания будущего всегда были опасной формой литературы, так как касались многих острых социальных проблем. Цензура подвергала строгому контролю, а зачастую и запрету многие утопические повествования — недаром Екатерина и приказала сжечь «Утопию» Томаса Мора! Другое дело — сон. Ведь он — необязательная и условная форма представления о будущем. Мало ли что может присниться! Это даже и не мечта, а так — греза, за которую автор не может нести серьезной ответственности. Существовала и другая, быть может, более значительная, причина этого. Русский писатель и мыслитель зачастую острее, чем ею европейский собрат, ощущал разрыв между идеалом и действительностью. То, что европейскому философу и сочинителю (чаще всею на волне иллюзий) казалось возможным уже в процессе ближайшего созидания (отсюда путешественник, рассказывающий о конкретных деталях реально существующего общества), для русского писателя представало пронзительной мечтой, осуществимой лишь в очень далеком будущем».¹⁹

       А.И. Герцен говорил, что мечты Радищева были связаны с мечтами декабристов. Эта «внутренняя» связь сказалась наряду с прочим и в том, что декабристы, подобно Радищеву, тоже мечтали об идеальном обществе и воплощали эти мечты в своих произведениях. К числу таких произведений относится, прежде всею, повесть «Сон» писателя и литературного критика А.Д. Улыбышева, примыкавшего к декабристам; Улыбышев принадлежал к кружку «Зеленая лампа», который был одним из филиалов, «побочной управой» «Союза благоденствия». В кружок входили Я.Толстой, А.А.Дельвиг, А.С.Пушкин, А.Я.Якубович, Ф.Глинка. На заседаниях «Зеленой лампы» члены кружка читали свои произведения. Не исключено, что в числе слушателей «Сна» Улыбышева был и А.С.Пушкин.

       Рассказ Улыбышева относится, по-видимому, к 1819 г. После краха декабристского восстания он фигурировал в материалах следствия по делу декабристов. Это обстоятельство объясняет, почему повесть не была напечатана при жизни писателя, ни в относительно более позднее время.

       Сюжет повести построен на традиционном литературном приеме. Герой повести засыпает и во сне видит будущее. Он оказывается в Петербурге, где возведены новые прекрасные общественные здания. Старые дома и дворцы также предназначены для общественных нужд. Если раньше город был полон бесчисленными казармами, то теперь, в них расположены школы, академии и библиотеки. Герой подходит к Михайловскому замку и читает на его фронтоне надпись: «Дворец Государственного собрания». В окнах Аничкова дворца он видит множество прекрасных статуй. Оказывается, что теперь это — «Русский Пантеон», где собраны статуи всех видных русских героев и общественных деятелей. Герой выходит на Невский проспект и видит здесь новую триумфальную арку, «как бы воздвигнутую на развалинах фанатизма». Далее он оказывается участником внушительного общественного собрания, на котором исполняется прекрасная музыка. В повести Улыбышева рассказывается об общественном перевороте, происшедшем около «300 лет назад», в результате которого пришел конец самодержавию и крепостничеству. Улыбышев не употребляет слово «революция», но рисует весьма выразительную деталь: флаг, развевающийся на Дворцовой площади, вместо двуглавого орла — хищного символа русского самодержавия — изображает феникса, держащего венец из оливковых ветвей. «Две головы орла, которые означали деспотизм и суеверие, были отрублены, и из их появившейся крови вышел феникс свободы и истинной веры». Новое общество, которое описывает Улыбышев в своем сне, — это общество свободных людей. Все они теперь равны перед законом. Это видно по надписи на новом общественном здании: «Святилище правосудия, открытое для каждого гражданина, где во всякий час он может требовать защиты закона». Теперь отношения людей строятся на принципах социальной справедливости, «на чувстве сострадания к нашим несчастным братьям». Армия, которая в прошлом составляла оплот самодержавия, ныне распушена. Три четверти доходов, которые ранее поглощала армия, теперь идут на общественное благосостояние и развитие промышленности. Общественный переворот положил начало расцвету русской отечественной культуры и искусства, причем искусство решительно освободилось от слепого подражания европейской моде и развивается на самобытной национальной основе.

       Повесть Улыбышева кончается неожиданно, впрочем, как это и положено «сну», на самом интересном месте. В тот момент, как наш герой идет по мосту через Неву, чтобы самому увидеть, как вершится суд и утверждается правопорядок во дворце правосудия, его будят звуки рожка и крики пьяного мужика, которого тащат в полицейский участок. «Я подумал, что исполнение моего сна еще далеко».

       Другую  мечту о будущем золотом веке воплотил в своем творчестве писатель-декабрист Вильгельм Кюхельбекер. В 1820 г. в журналах «Невский зритель» и «Соревнователь просвещения и благотворения» печатаются его «Европейские письма». Они написаны от лица американца, путешествующего по Европе в XXVI столетии и рассуждающего о прошлом и настоящем европейских стран. Он сообщает, что Европа в это время «состарилась», такие страны, как Италия и Испания, пришли в упадок, а Париж и Лондон вообще исчезли с лица земли. «Провидение отняло у них свет, но единственно для того, чтобы повелеть солнцу истины в лучшем блеске воссиять над Азией, над Африкой, над естественной преемницей Европы — Америкою».

       Как отмечает исследовавший творчество Кюхельбекера Ю.Н. Тынянов, обращение к Америке не было случайным, оно воплощало представления о будущем России. «У Кюхельбекера, будущего декабриста, в высокой степени было развито чувство великого исторического будущего, ожидавшего его родину, и твердая вера в “усовершенствование человека”. Его “Америка” — это будущая Россия декабриста; он связывает с ней молодость и значение своей страны, в сравнении с которой Европа обветшала». ²⁰

       По  широте охвата истории, по своему просветительскому пафосу и вере в великое будущее России произведение Кюхельбекера предваряет более поздний роман писателя-романтика В.Ф.Одоевского «4338», который носит просветительский характер и пропагандирует идею широкого распространения науки и техники в будущем обществе. Название романа возникло, очевидно, по аналогии с утопическим романом Вельдмана «3448 год», вышедшим в 1833 г.

       Сюжет романа основан на переписке Ипполита Цунгиева, студента Главной Пекинской Школы, со своим другом Лингином, студентом той же школы. Ипполит Цунгиев путешествует по России и описывает свои путевые впечатления.  Россия остается империей со сложной социальной иерархией, многочисленным чиновничеством министрами, во главе которых стоит «министр примирений», чья обязанность заключается в том, чтобы разрешать всевозможные конфликты. В силу этой своей ограниченности Одоевский и подвергался критике. «Воображение Одоевского не слишком далеко унеслось за пределы николаевского государства. Его идеальная Россия сохраняет в полной неприкосновенности классовый принцип, бюрократическую организацию и монархизм. Если не считать “коммунистического» меню, то в общественном и политическом отношении Россия 44-го века ни чем существенным не разнится от России 30-х годов XIX века».²¹

       Зато  в техническом и научном отношении «4338 год» отличается массой любопытных изобретений и открытий. Во всей стране изменен климат -  специальные вентиляторы гонят теплый воздух на север. Освоёна Луна, которая служит «источником снабжения Земли разными житейскими потребностями, чем отвращается гибель, грозящая Земле по причине ее огромного на народонаселения». Изобретены особые летательные аппараты — аэростаты и гальваностаты — воздушные шары. Под зёмлей проложены туннели, по которым с огромной скоростью движутся поезда. В результате такого развития средств сообщения исчез совершенно гужевой транспорт, лошади выродились до размера комнатных собачек и их держат, как диковинных животных, в спальнях. Мир будущего, который описывает, Одоевский, это мир магнетических телеграфов, электрического освещения, платьев и синтетических материалов, фотографии.

         В романе Одоевского все ученые  объединяются в «Постоянный Ученый Конгресс», который имеет целью уничтожить «излишнее раздробление наук» и создать целостное знание о природе, «соединить все науки в одну». Ученые играют большую роль в жизни общества, залы академии не вмещают всех желающих учиться. Быть ученым — почетно. Дело дошло до того, что молодые люди не в состоянии добиться взаимности у женщин, пока не прославят себя каким-нибудь научным открытием. Технические изобретения в 44-м столетии воздействуют и на характер интеллектуальных занятий. Упомянута «машина для романов», бумага заменена стеклом, на котором теперь пишут, письмо — «электрическим разговором».

         Вот главный герой мчится в подземном туннеле под Гималаями и Каспием, затем садится в русский гальваностат и попадает в Петербург. Теперь это огромный город, включающий не только прежний Петербург, но и Москву, которая составляет только некую часть нового Петербурга. Восхищением исполнена картина Петербурга: крыши домов выложены хрусталем, город ярко освещен по вечерам и ночам, в нем много садов, в которые поступает искусственно подогретый воздух. Цунгиев посещает частные дома в Петербурге. Здесь он находит домашние газеты и журналы, печатаемые с помощью камеры-обскуры. На приемах вместо вина подают в бутылках ароматическую смесь, которая заменяет алкоголь, придает живость и веселость. В петербургском обществе лицемерие и притворство полностью изгнаны из обихода. Они дозволены лишь дипломатам, да и то только по роду службы. Большое внимание в романе Одоевского уделяется образованию. Для занятий наукой отбирают самых способных людей; желающие занять какой-либо важный общественный пост получают его не по протекции, а лишь  выдержав публичный экзамен.