Литературно-эстетическая и социально-политическая парадигма творческих исканий отечественной поэзии 60-90-х гг. XX века

Б.А. Ахмадулиной «центробежные» принципы отображения действительности уступают место «центростремительным», и в последнем стихотворении сборника 1962 г. этот поворот обозначился наиболее ярко и образно. В «Мотороллере» автор противопоставляет движение и покой, шум и тишину (введение последней оппозиции выражает стремление отмежеваться от «эстрадной» эстетики, во многом чуждой художественному сознанию автора); соответственно противопоставлены и поэтические образы стихотворения: лирическая героиня выступает сторонним наблюдателем за полетом «мотороллера розового цвета» (Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 40). В творческом пространстве Б.А. Ахмадулиной движение и шум постепенно вытесняются покоем и тишиной («Пока ко мне нисходит тишина, // твой шум летит в лужайках отдаленных» (там же, с. 41)); уплотняется граница между внутренним миром лирического субъекта и внешней средой («Прощай! Твой путь лежит поверх меня...» (там же, с. 40)).

Стихотворение «Мотороллер» одновременно открывает сборник «Уроки музыки» (1969), определяя его переходный характер и помещая на границе двух этапов творчества автора, который все более сосредоточивается на своей духовной жизни, где главное место принадлежит, конечно же, поэзии.

Б.А. Ахмадулина стала все чаще отгораживаться от окружающего мира, что проявлялось в том числе и в довольно частом использовании в произведениях различных модификаций категории круга. Подобные образы выражают, как правило, два состояния души поэта: гармонию, самодостаточность и покой, с одной стороны, и одиночество и опустошенность - с другой.

Трагические ноты слышны в стихотворении «Тоска по Лермонтову». Жизнь поэта ассоциируется у Б.А. Ахмадулиной с замкнутым пространством, на которое, наверное, обречен всякий художник: «и в этой, Богом замкнутой судьбе», «сомкнётся над тобою навсегда // пустая, совершенная свобода» (Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 116). Сходное значение заключено в «круговой» метафоре из стихотворения «По улице моей который год...»:

О одиночество, как твой характер крут!

Посверкивая циркулем железным,

как холодно ты замыкаешь круг,

не внемля увереньям бесполезным.

(Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 33) Образ круга связан с одиночеством, которое влечет за собой душевный холод и тоску. Выход из замкнутого пространства поэт видит в тишине библиотек, в «строгих мотивах» (Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 34) концертов, в общении с природой - там ему откроются тайны бытия, и снова воцарится гармония:

И я познаю мудрость и печаль,

свой тайный смысл доверят мне предметы.

Природа, прислонясь к моим плечам,

объявит свои детские секреты.

(Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 36) В стихотворении «Опять в природе перемена...» поэт не тяготится своим одиночеством, а, напротив, стремится к замкнутости, чтобы обрести успокоение. Б.А. Ахмадулина выстраивает психологический параллелизм, в котором сопоставляет умиротворенность, царящую в душе ее лирической героини, с заключенной в себе окружностью:

Ах, Господи, как в это лето

покой в душе моей велик.

Так завершенная окружность сама в себе заключена и лишнего штриха ненужность ей незавидна и смешна.

(Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 46) Героиня Б.А. Ахмадулиной уходит от общества в мир природы и творчества. Здесь она очищается и отрешается от жизненной суеты. Происходит полное слияние поэта с природой:

Я стала вдруг здорова, как трава,

чиста душой, как прочие растенья,

не более умна, чем дерева,

не более жива, чем до рожденья.

(«Случилось так, что двадцати семи...», Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с.110) Можно предположить, что тяготение к кольцевой рифмовке стихотворных строк, которая в дальнейшем станет одной из основных примет авторского стиля, также связано со стремлением поэта к гармонии.

В «Тоске по Лермонтову» впервые открыто заявлена «космическая» тема: здесь Б.А. Ахмадулина пытается оформить свою концепцию мироздания, где человек оказывается не затерянным во Вселенной. Пока эта мысль высказана относительно личности М.Ю. Лермонтова. Поэт назван Б.А. Ахмадулиной «высочайшим юношей вселенной» и поставлен «меж туч и солнца, меж добра и зла» (Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 115). Речь идет о гениальной личности, чем и объясняется ее сопричастность мировому бытию. Но в дальнейшем эта идея будет развиваться в отношении человека вообще, в том числе и личности самого поэта.

В целом в ранних произведениях Б.А. Ахмадулиной мир предстает гармоничным, построенным по законам добра и справедливости. Возникающая разлаженность, как правило, устраняется творческой фантазией автора или компенсируется душевной целостностью лирической героини. Так, например, в стихотворении «И снова, как огни мартенов...» художественное воображение исправляет величайшую, на взгляд поэта, историческую несправедливость, оставляя в живых Пушкина и Лермонтова. Переменам в природе могут быть противопоставлены мир и покой в душе лирического субъекта («Опять в природе перемена...»).

Действительность в раннем творчестве Б.А. Ахмадулиной поэтизируется. Объектами внимания автора оказываются предметы домашнего обихода, современный технизированный мир, природные явления. Одушевляя материю, художник наделяет ее способностью к ощущению, восприятию, психологическому переживанию; при этом бытие оживших предметов подчинено исключительно законам совести, добра и справедливости.

Поэтический сборник 1974 г. назван по имени стихийного явления -«Метель». Однако на природную дисгармонию автор взирает с позиций покоя и домашнего тепла. Пространство, в которое помещен лирический субъект, характеризуется замкнутостью и непроницаемостью границ. Стихи этой книги проникнуты элегической тональностью, которая выступает здесь как основная особенность мироощущения лирического героя.

В одном из произведений сборника высказан еще один взгляд на проблему соотношения и взаимоотношения человека и космоса. Человек представляется автору ничтожно малой крупицей по сравнению с огромным, несколько враждебным к нему миром;

Не страшно ли, девочка диктор,

над бездной земли и воды

одной в мироздании диком

нестись, словно лучик звезды?

(«Февраль без снега», Ахмадулина Б.А., т. 1,1997, с. 244) Столкновение этих двух точек зрения («человек=микрокосм» -«человек не играет никакой роли во враждебном ему мире») будет наблюдаться в книгах «Тайна» (1982) и «Сад» (1987), знаменовавших новый этап в творчестве Б.А. Ахмадулиной.

В 80-е гг. в ее опоэтизированное художественное пространство неожиданно входят реалии, ранее находившиеся вне поля зрения. Героями произведений становятся солдаты, в пьяном угаре убившие истопника, одинокий пятилетний мальчик Пашка, который уже «учен вину» («Пашка», Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 118); «кривая» Нинка и ее брат («Смерть совы», там же, с. 92). Поэт рисует неприглядные картины жизни обитателей глухой провинции, не ограждаясь от совершающихся жестокостей привычным кругом творческих занятий: «...У нас судьба одна. // Мне в жалостных чертах ее уродства видна моя погибель и вина» («Смерть совы», там же, с. 92). Примечательно появление в поэтическом словаре Б.А. Ахмадулиной слова «хаос». Утрата гармоничного мироощущения подтверждается возникновением стихии ветра в художественном мире автора:

Вдобавок задувало из вселенной. (Ужасней прочих этот ветер звезд). («Шум тишины», Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 145) Ветер символизирует неспокойное состояние и природы, и души, потерявшей целостность. Мироздание названо «бредом» (там же, с. 145), «бездной» («Пачевский мой», Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 121), «безымянностью».

Зиянья неба, сумрачно обняв

друг друга, ту являли безымянность,

которая при людях и огнях

условно мирозданьем называлась

(«Ночь на тридцатое марта», Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 109)

Звучат мотивы смерти, одиночества, отрешенности от жизни. Рядом со словами «Я здесь давно. Я приняла уклад // соседств, и дружб, и вспыльчивых объятий...» («Род занятий», Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 77) находим строки: «... Я - некакий. Я - некий нетопырь, // не тороплив мой лет и не строптив // чуть выше обитания земного» («Не то, чтоб я забыла что-нибудь...», Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 213). Человек порой представляется «пустяком» («Был вход возбранен. Я не знала о том и вошла...», Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 157). Происходит вторжение внешнего пространства во внутреннее, хаоса - в космос.

Внести в мир гармонию должен художник. Вселенский хаос, по Б.А.

Ахмадулиной, преодолевается посредством творческого слова: «Лишь слово попирает бред и хаос // и смертным о бессмертье говорит» («Я лишь объем, где обитает что-то...», Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 107).

В циклах последних лет «19 октября», «Глубокий обморок», «Возле елки» звучат мотивы прощания с молодостью, подведения творческих и жизненных итогов.

Художественное действие цикла «Глубокий обморок» разворачивается в больнице, и «обморок» в данном случае - это состояние, когда человеку пришлось заглянуть в лицо смерти. В первом стихотворении «В боткинской больнице» лирическая героиня Б. Ахмадулиной соприкасается с «тайной тайн» (Ахмадулина Б.А., 2000, с. 49): она подходит к рубежу, за которым начинается небытие, пустое пространство, где, вопреки всем учениям о потусторонней жизни, «...нет никого. Там не было Булата» (там же, с. 49). В «Послесловии к I» сознание автора возвращается из «отлучки» (Ахмадулина Б.А., 2000, с. 53). Далее настойчиво повторяется мысль о необходимости беречь каждое мгновение бытия: «Пока настороже живая мысль о смерти, // спешу благословить мгновенье бытия» («Мгновенье бытия», Ахмадулина Б.А., 2000, с. 63).

В циклах последних лет в центре внимания автора находится образ разряженной и уже никому ненужной после шумных праздников новогодней ели, который соотносится с внутренним состоянием лирической героини Б. Ахмадулиной:

Вот и вздумалось: образ обобранной ели

близок славе любой. Простаку невдомек:

что - непрочный наш блеск, если прелесть Рашели

осеняет печальный и бледный дымок?

Вновь увидеть, как елка нага, безоружна:

отнят шар у нее, в стужу выкинут жар -

не ужасно ль? Не знаю, - ответила ручка, -

не мое это дело. Но мне тебя жаль...

(«Жалобы пишущей ручки», Ахмадулина Б.А., 2000, с. 87) Душа автора уже не находит понимания в своей былой среде, не получает удовлетворения от творческого труда. И в стихах настойчиво звучат мотивы подчеркнутого одиночества и покинутости.

В поздний период творчества (80-90-е гг.) особенностью поэтического мышления Б.А. Ахмадулиной выступает осмысление пространственно-временных отношений. Ландшафт в стихотворениях этих лет удивительно пустынен. Городской пейзаж часто сменяется глухими сельскими проселками. Во время прогулок лирическую героиню сопровождают лишь луна и звезды. В этих стихах она остается наедине с Вселенной - таким образом происходит сближение земного и космического пространства. Пейзаж оказывается вписанным в картину всего мира, всей Вселенной и приобретает расширенный, глобальный характер. Вечность, мгновение, мироздание как бы материализуются и становятся поэтическими образами произведений Б.А. Ахмадулиной, лирическая героиня которой вступает с ними во взаимоотношения: она ощущает глубинную причастность к космическому бытию, чувствует себя его неотъемлемой частью и при этом осознает свою универсальность, единичность, неповторимость: Не вздумай отвечать, что - в мирозданье где-то. Я тоже в нем - Но в нем мой драгоценен час. («Луне от ревнивца», Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 116) Эта ахмадулинская формула, несмотря на возникающие порой пессимистические настроения, является самым точным и главенствующим определением положения человека в мире. Человек включает в себя все природные стихии и энергии. Вселенная немыслима без него. В доказательство тому высшую ценность приобретают описываемые реалии, к которым поэт имеет какое-либо отношение: паршинская дорога - это дорога, над которой совершается «ход планет», тем самым определена ее причастность к мирозданию; пачевский дорожный столб: «...он ждет меня, и бездна не получит // меня, покуда мы вдвоем стоим» («Пачевский мой»,

Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 121). Возвеличен до вселенского масштаба «занесшийся уезд», о котором ночь напролет «пекутся» (там же, с. 121) Юпитер и Сатурн. Поэт ощущает себя неотъемлемой частью мироздания, отождествляет себя с Вселенной: «Я растекаюсь, становлюсь вселенной, // мы с нею заодно, мы с ней - одно» («Я лишь объем, где обитает что-то...», Ахмадулина Б.А., т. 2, 1997, с. 106). Б.А. Ахмадулина чувствует дыхание вечности и видит ее отблеск в каждом мгновении. В ее сознании человек тождествен микрокосму и каждый его час драгоценен.

Чтобы структурировать модель мира Б.А. Ахмадулиной, следует исходить из того, что центральным объектом авторских рефлексий является творческая деятельность человека. В результате соотношение «человек и мир» оказывается тождественным соотношению «художник и мир», так как лирический субъект в поэзии Б.А. Ахмадулиной, как правило, - прежде всего творческая личность. Таким образом, пространственно-временные представления, раскрывающие особенности структуры авторской модели мира, основываются на «...тройственном союзе труда, природы и культуры» (Новиков В., 1985, с. 25).

Тема творчества является центральной в поэзии Б.А. Ахмадулиной, сквозь ее призму преломляются все мотивы и образы. Она ведет в своих стихотворениях разговоры о муках художника слова, передавая ощущения поэта, тщетно ждущего вдохновения. Так, «немота» для нее не просто метафора, обозначающая состояние творческого молчания. Она имеет материальное выражение: «...Как пар изо рта, // округлилась у губ немота» («Немота», Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 125); «немоту тяжелую в губах моих имею» («Другое», Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 127). «Немота» обладает таинственной силой, которую не могут преодолеть все старания рассудка, тщетно напрягающегося для того, чтобы создать стихотворную строку.

Ей противопоставлено такое же властное и с трудом поддающееся определению состояние души - «вдохновенье - чрезмерный, сплошной, // вдох мгновенья душою немой» («Немота», Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 125). Творческий акт понимается поэтом как нечто, неподвластное рассудку и воле. В рамках этого феномена по-особому интерпретируются следующие понятия-образы: «лоб» как вместилище высшей, Богом данной мудрости (при этом автор почти никогда не использует слова «голова», «разум»); «гортань» («горло») - «подарок структуралисту и фрейдисту» (Аксенов В., 1984, с. 179) - как орган пения, вольного самовыражения; вместо слова «творчество» часто употребляется слово «ремесло» или сочетание «святое ремесло».

В стихотворении «Стихотворения чудный театр...» утверждается иррациональная сущность творческого процесса. Созидание художественного произведения приравнивается к театрализованному действу, но поэт в нем выполняет функцию актера, от него не зависит развитие сюжета. Режиссером (или «дирижером») выступает «безукоризненный гений небес» (Ахмадулина Б.А., т. 1, 1997, с. 249) - весь процесс организует неведомая сила, которая руководит автором, подвигает его на великолепную игру.