Священнослужители в Царской России

      В 1853 году обер-священники по своим административным полномочиям были фактически уравнены с епархиальными архиереями: им была предоставлена известная дисциплинарная власть над военными священниками, а также право назначать и увольнять священно- и церковнослужителей военного ведомства без особого разрешения Синода. Ведомство обер-священников расширялось путем присоединения к нему значительною числа неподвижных церквей, прежде состоявших в ведении епархий. В 1858 году все обер-священники были переименованы в главных священников.

      В 1883 – 1888 годах произошло объединение военного и морского духовенства под управлением одного главного священника.

      Правовое и материальное положение военного и морского духовенства регулировалось высочайше утвержденным 21 декабря 1887 года Положением о новых служебных правах и окладах содержания военному духовенству. Главный священник (протопресвитер) был приравнен к генерал-лейтенанту, протоиерей – к полковнику (до этого времени они имели права генерал-майора и майора соответственно). Полковой священник получил практически полный капитанский рацион: жалованье в сумме 366 рублей в год, столько же столовых, не считая других видов довольствия. За выслугу устанавливались прибавки к жалованью: за 10 лет службы в военном ведомстве – 25 % от жалованья, за 20 лет – половина жалованья. Военному и морскому духовенству предписывалось безвозмездно совершать все требы для чинов своего полка.

      12 июня 1890 года высочайше утверждено Положение об управлении церквами и духовенством военного и морского ведомств. Учреждалось звание протопресвитера военного и морского духовенства, в ведении которого находились все церкви полков, крепостей, военных госпиталей и учебных заведений, за исключением Сибири, где дальность расстояний делала неизбежным их подчинение епархиальным архиереям. При протопресвитере учреждалось духовное правление, которое играло ту же роль, что духовная консистория при епархиальном архиерее, в подчинении правлению стоял разветвленный управленческий аппарат, существенно усложнившийся в годы Русско-Японской и Первой Мировой войн. Таким образом, протопресвитер был во многих отношениях уравнен в правах и функциях с епархиальными архиереями. Однако, его ведомство, в отличие от епархий, не имело постоянной и обозримой территории, а представители военного и морского духовенства были поставляемы в сан ближайшими епископами, поскольку протопресвитер, не будучи архиереем, не имел права совершать хиротонию, он лишь избирал кандидатов. Также епархиальные архиереи имели право надзора за военным и морским духовенством, служившим в пределах их епархий, осуществляли церковный суд над военными священниками.

      На 1891 год ведомство протопресвитера военного и морского духовенства включало:

      – соборов – 12; церквей – 806 полковых, 12 крепостных, 24 госпитальных, 10 тюремных, 6 портовых, 3 домовых, и 34 при разных учреждениях. Всего – 907 храмов.

      – Протопресвитер – 1, протоиереев – 106, иереев – 337, протодиаконов – 2, диаконов – 55, псаломщиков – 68. Всего– 569 духовных лиц, из которых 29 закончили духовные академии, 438 – духовные семинарии, а 102 имели училищное и домашнее образование.

      В 1899 году был введен образовательный ценз для Военного и морского духовенства – в ведомство протопресвитера брали лишь лиц с академическим образованием или окончивших семинарию по первому разряду.

      В 1910 г. была учреждена похоронная касса служащих по ведомству военного духовенства. В том же году Синод принял мобилизационный план, который предусматривал призыв священнослужителей в период мобилизации армии по штатам военного времени и взамен убывших в ходе боевых действий. В армиях и на флотах должны были создаваться склады религ. и пропагандистской литературы.

      1 – 11 июля 1914 года в Санкт-Петербурге проходил 1-й Всероссийский съезд военного и морского духовенства с участием 49 священников. В июле 1917 года на 2-м съезде был утвержден принцип выборности всех лиц управленческого аппарата.

      В случае необходимости в царской России в воинские части назначались римо-католические священники (капелланы, состоявшие в ведении адм. декана), евангелические пасторы, мусульманские муллы (особенно в казачьих землях) и представители буддийского духовенства.

      16 января 1918 институт военного и морского духовенства в русской армии был ликвидирован приказом Народного Комиссариата по военным делам. Из армии было уволено 3700 священников. 

Обзор религиозного состояния нижних чинов 

      Рассматривая служение военного духовенства необходимо понять какими были их подопечные, самая многочисленная часть военнослужащих – нижние чины. К ним относятся рядовые солдаты и унтер-офицеры (вахмистры, фельдфебели). На рассматриваемый нами момент несение воинской повинности стало не столь обременительным. В одной из проповедей сравнивается положение солдата на момент издания журнала с его положением в недалеком прошлом: «Солдатская служба поставлена ныне у нас так хорошо, что лучшего и желать невозможно. Прежде, лет 30 тому назад срок службы был очень продолжителен: для полной отставки нужно было прослужить не менее 25 лет; солдат подвергали унизительному телесному наказанию, на службу отдавали нередко заведомо дурных людей по приговору помещика или сельского общества; обращение начальников с подчиненными не всегда человеколюбиво безпристрастно и справедливо». И далее изображается мрачная солдатской служба в прошлом, сущность которой, заключалась в строевой подготовке с едой и обмундированием не лучшего качества. В противовес этому говорится об объективных улучшениях. Телесному наказанию солдат мог подвергнуться только по суду за тяжкие преступления. Всем нижним чинам предоставлялась возможность получить образование в полковых и ротных школах. Улучшилось и содержание. «Кормят и одевают вас теперь так хорошо, что другой и дома у себя не видел ничего подобного» (2). Основной вопрос какова же была религиозность нижних чинов? После принятия в 1874 году закона о всеобщей воинской повинности в народе появилась заинтересованность в получении образования. Поскольку для лиц получивших образование срок службы сокращался с 5 до 4 лет (3). Но к сожалению число образованных нижних чинов оставалось незначительным. Немного было среди них и религиозно грамотных. Комиссия, которой было поручено предварительное обсуждение программы Закона Божия в полковых школах составила историческую записку из которой следовало, что «…в полковых школах четверть обучающихся совсем безграмотные, две четверти знают кое-что, и только четверть имеет небольшой запас сведений из Закона Божия» (4).

      Складывается впечатление, что вера большинства солдат является данью традиции впитанной с детства, но без осознания, во что и зачем веруют. Протоиерей Григорий Фалютинский, в беседе о таинстве покаяния, говорит: «некоторые из приступающих к исповеди христиан, по неведению, неосторожности, раздражению,… в порыве страсти, или же для прикрытия умышленной лжи, заклинают себя такими выражениями которые страшно даже произнести: «да постигнет меня анафема, пусть буду я проклят Богом, да не увижу я света Божия», другие заклинают друг друга совершить какое либо преступление, или дают клятву обидеть ближнего, отомстить врагу и т. п.».

      Молодые люди пришедшие служить нуждались в поддержке в укреплении веры. Штабс-капитан Ян Карпов свидетельствовал о благоговейном отношении к святыне в солдатской среде, но полной религиозной безграмотности. (6). А вот как, во вступительной речи перед открытием вне богослужебных собеседований характеризует религиозность нижних чинов прот. Т. Дивов: «Несомненно, что вы люди верующие, но вера ваша темна, безотчетна. Если спросить вас: во что вы веруете, какие основные истины православного вероучения, – многие ли из вас дадут сколь-нибудь удовлетворительный ответ? Известна в этом случае ваша отговорка: «мы люди темные, где нам понимать такие высокие предметы». Несомненно также, что все вы, за немногими исключениями, стараетесь, по мере сил своих, исполнять заповеди Божии и обряды церковные; но для вас недоступен или, по крайней мере, мало понятен внутренний смысл этих заповедей и обрядов; поэтому, вы и молитесь, и соблюдаете праздники, и поститесь, и отправляете долг исповеди – не столько по внутреннему, сердечному влечению, сколько по одной привычке, в силу заведенного обычая. Вообще нужно сказать, что ваша религиозность – внешняя, формальная, а потому безжизненная и малоплодная...». Он не обвиняет во внешней религиозности, а рассматривает причины приведшие к этому. «Единственно доступная для всех вас школа, в которой вы можете поучаться богопознанию и благочестию, это храм Божий... но как мало доступен для вас смысл того, что совершается пред вами!» Многие грамотны и учились в школе где получили сведения о вере нравственности и богослужении. Из опыта видно, что заботясь о хлебе насущном, «а в свободные часы увлекаясь общим потоком праздности»(7), школьные знания развеиваются и задача просвещения ложится на пастыря. Что не всегда удается из-за мощного воздействия внешних факторов.

      Часто расквартированные в городе воины, подвергались дурному влиянию со стороны развращенных городских жителей. Особенно много опасностей поджидало в крупных городах. Состояние Санкт-Петербургского общества отражено в речи прот. Д. Никитина по случаю празднования десятилетия вне богослужебных бесед в Сергиевском всей Артиллерии соборе, 18 марта 1890 годя. «То было время самое печальное и для веры православной и для жизни общественной и семейной в нашем обширном отечестве. Безверие и нечестие овладели умом и сердцем многих из нас. Стремление к материальной наживе без разбора средств, – жажда чувственных животных наслаждений, соединенная иногда с потерею чести и совести, – погоня за выгодными местами и должностями без заслуг и достоинств, – колебание умов и шаткость убеждений относительно самих основ и строя государственной жизни, – разнузданность в супружеских и семейных отношениях во имя свободы, ложно понимаемой, – явное равнодушие и даже насмешка над уставами церкви и ее пастырями, – вот мрачная характеристика нравов и состояние значительной части Петербургского общества, особенно заметно выразившееся с 60-х до 80-х годов текущего века (Х IX в.)» (8). Вырванные из дома молодые люди попадают в незнакомую армейскую среду. А так как их религиозность в основном внешняя, обрядовая в связи с этим они сильно подвержены влиянию со стороны как положительному, так и отрицательному. Особая ответственность ложится на священство и господ офицеров.

      Священники вели работу по религиозно-нравственному воспитанию нижних чинов в двух направлениях: 1) воздействие на душу воинов через вовлечение в Церковную жизнь за счет участия в таинствах и обрядах, 2) религиозно-просветительская деятельность.

Награды военного духовенства

      С 1797 г. представителей духовенства указами императора за особые заслуги стали награждать орденами. Военные священнослужители получали ордена св. Анны, равноап. кн. Владимира, св. Георгия и золотые наперсные кресты на георгиевской ленте. 2 последние награды вручались только за военные отличия. В 1855 г. военное духовенство получило право к орденам, пожалованным за отличия в боевой обстановке, присоединять мечи, что раньше было привилегией офицеров.

      В соответствии с императорским указом от 13 авг. 1806 г. все представления военных священнослужителей к наградам делались через военные инстанции. Духовное начальство могло лишь высказывать свое мнение. Священнослужители представлялись к наградам на общих основаниях с военнослужащими. В 1881 г. право самостоятельного награждения подведомственного духовенства скуфьей получили высшие представители военного и морского духовенства.

      Заслуги, за которые военный священник мог получить большинство из возможных наград, никакими нормативными актами не оговаривались. Исключение составляли статуты орденов св. Владимира и св. Анны. В статуте ордена св. Анны в редакции 1833 г. предусматривалось награждение священнослужителей за «увещания и примеры для полков в сражениях», за сохранение здоровья и нравственности солдат (если «в продолжение трех лет сряду не окажется между ними виновных в нарушении воинской дисциплины и спокойствия между жителями, а число бежавших не будет превышать в сложности одного человека из ста»). На священников военного ведомства было распространено право на пожалование орденом св. Владимира 4-й степени за выслугу 25 лет при участии в военных кампаниях и 35 лет наравне с офицерскими чинами в мирное время. Эта практика была распространена и на диаконов, если они до выслуги 35 лет в священном сане удостаивались получить орден св. Анны 3-й степени.

      Подвиги духовенства во время сражений отмечались наградами в тех случаях, когда священник в решительные минуты боя воодушевлял солдат, рискуя жизнью, вел их за собой в атаку, напутствовал и причащал раненых воинов, благословлял их на поле боя с большим риском для жизни, выполнял определенную военную задачу (напр., спасал знамя полка), помогал медицинской службе, выносил раненых из-под обстрела и т. п.

      В военное время необходимые по закону сроки для получения следующей награды (не менее 3 лет) отменялись. Наличие орденов давало право на служебное повышение, получение большего жалованья, на определение дочерей в жен. учебные заведения за счет капитала орденов. Со священнослужителя, лишенного сана, ордена снимались.

      Количество награждений духовенства, в т. ч. военного, неуклонно росло с кон. XVIII в. до 1917 г. До сер. XIX в. ордена, все степени которых предоставляли право на потомственное дворянское достоинство, были редкой наградой для священника. После того как орден св. Анны 2-й и 3-й степени перестал приносить названное преимущество, награждения им стали практиковаться более широко. Напр., в русско-японскую войну отдельные священнослужители были удостоены ордена св. Анны 2-й и 3-й степени и св. Владимира 4-й степени. Более редкими наградами для военных священнослужителей оставались орден св. Георгия и золотой наперсный крест на георгиевской ленте.

      Во время русско-японской войны военные священники получили орденов св. Анны 2-й степени с мечами – ок. 70, без мечей – ок. 30, 3-й степени с мечами – ок. 70, без мечей – ок. 80; св. Владимира 3-й степени без мечей – ок. 10, 4-й степени с мечами – ок. 25, без мечей – ок. 25. В ходе первой мировой войны, до марта 1917 г., военные священники получили орденов св. Анны 1-й степени с мечами и без мечей – ок. 10, 2-й степени с мечами – более 300, без мечей – более 200, 3-й степени с мечами – более 300, без мечей – ок. 500; св. Владимира 3-й степени с мечами – более 20, без мечей – ок. 20, 4-й степени с мечами – более 150, без мечей – ок. 100. Орденом св. Георгия с начала XIX в. по март 1917 г. были награждены 16 чел. Золотой наперсный крест на георгиевской ленте до 1903 г. получили не менее 170 чел., за русско-японскую войну – 82 чел., с 1914 по март 1917 г.– 244 чел. Ок. 10 священнослужителей были награждены орденом св. Георгия и солдатским Георгиевским крестом с марта 1917 по март 1918 г. Наперсным крестом на георгиевской ленте награждены не менее 13 чел. в армиях Колчака, Деникина, Врангеля. Для священнослужителей, пожалованных за отличия в первой мировой и Гражданской войнах, утверждения наград совершались Архиерейским Синодом Русской православной Церкви за границей вплоть до начала 30-х гг. XX в.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

      Многие русские святые – преподобные Сергий Радонежский, Серафим Саровский, святитель Феофан Затворник, святой праведный Иоанн Кронштадтский рассматривают общественное служение как христианский долг. «Христианин, делаясь членом Церкви, не перестает быть и членом общества, – писал епископ Феофан. – Он должен, принявши христианство, освятить им и свое служение обществу. Общество и служение ему есть лучшее поприще для обнаружения и укрепления духа благочестия. Плод служения Отечеству столь велик, сколь велика награда добродетели. Служа Отечеству, мы этим самым служим Богу...».