Самозванцы на Руси в XVII веке

        В это же время, примеру  Путивля последовали другие города и поселения — среди них Рыльск, Курск, Севск, Кромы.^] Тогда же Дмитрий приказал доставить ему из Курска чудотворную икону Богородицы, устроил ей торжественную встречу, поместил в свой шатер, где позднее молился ей каждый вечер. Воеводы сдавшихся городов либо сами присягали Дмитрию, либо доставлялись связанными в его лагерь, но тут же освобождались и приносили присягу. Войско Дмитрия постоянно росло. Убыль в живой силе немедленно восполнили 12 тыс. донских казаков, под охраной которых Дмитрий укрепился в Севске.

        Московская рать, высланная против самозванца, настигла его в конце января у села Добрыничи. В ночь на 21 января 1605 года посланные Лжедмитрием лазутчики намеревались поджечь село с разных сторон.

         Однако, этот маневр не удался, и ранним утром следующего дня, выйдя из города он дал сражение царскому войску у Добрыничей, но потерпел поражение из-за многочисленной артиллерии у противника. В результате битвы самозванец потерял практически всю свою пехоту и большую часть конницы, победители захватили всю его артиллерию — 30 пушек и 15 знамён и штандартов. Под самозванцем была ранена лошадь, сам он чудом избежал плена. Со своей стороны, правительственные войска развязали жестокий террор, уничтожая всех без разбора — мужчин, женщин, стариков и даже детей как сочувствующих самозванцу.

        Результатом оказалось  всеобщее ожесточение и раскол среди  московского дворянства, ранее большей частью своей преданного династии Годуновых. Также было упущено время — самозванцу позволили уйти и укрепиться на всю зиму и весну 1605 года в Путивле под защитой донских и запорожских казаков. Считается, что в это время претендент пал духом и пытался бежать в Польшу, но войско сумело его удержать, и действительно — скоро его ряды пополнились еще 4 тыс. казаков. Это пополнение претендент отослал защищать Кромы, надеясь таким образом отвлечь царскую армию. До весны этот небольшой отряд сковывал посланные против Дмитрия, которые вместо того, чтобы осадить самозванца в его временной «столице», теряли время штурмуя Кромы и Рыльск, жители которых, будучи свидетелями кровавого террора, который развязали царские войска, стояли до последнего.

        Во время «путивльского сидения» Дмитрий фактически готовился к будущему царствованию — принимал польских и русских священников, обращался к народу с обещаниями построить в Москве университет, пригласить в Россию образованных людей из Европы и т. д. Отмечали, что на его обедах равно присутствовало и православное и католическое духовенство.   Дмитрий делал всё от него зависящее, чтобы сблизить их между собой.

        По приказанию Бориса, в Путивль были посланы несколько  монахов с ядом для самозванца, но их успели разоблачить и арестовать. Позднее самозванец своей властью простил их. Здесь же в Путивле, чтобы ослабить пропаганду своих противников, объявлявших его «расстригой и вором Гришкой Отрепьевым», он показывал привезённого с собой монаха, выдавая его за искомого «Гришку». На руку ему было также то, что в мае скончался царь Борис Годунов.

        Чудовские монахи, посланные в Путивль для обличения самозванца, прислали письмо, в котором называли самозванца «истинным сыном Ивана Васильевича». Окончательно сбитые с толку царица Марья Григорьевна и ее советники посчитали лучшим перестать упоминать имя Григория Отрепьева и внести в формулу присяги царю Фёдору обещание не поддерживать того, кто называет себя царевичем.

        Брожение умов в  столице от этого лишь усилилось - также стоит помнить, что вдова Годунова и дочь Малюты Скуратова, Мария Григорьевна, была крайне непопулярна в народе и по столице распространялись слухи о крайней жестокости царицы.  К примеру, рассказывали, что когда Годунов вызвал в Москву Марию Нагую и пытался добиться от нее правды, что произошло с Дмитрием, выведенная из себя молчанием бывшей царицы Мария Григорьевна попыталась свечой выжечь ей глаза.

        В мае, после смерти Бориса Годунова, Дмитрию присягнуло войско, стоявшее под Кромами. Воевода Пётр Фёдорович Басманов перешёл на его сторону и в дальнейшим стал одним из самых близких его сподвижников. Самозванец отправил войско на Москву во главе с князем Василиеем Голициным, а сам поехал в Орел, где его ждали выборные «от всей рязанской земли», и далее — в Тулу.

        В Москву были отправлены с грамотой от «царевича Димитрия» Гаврила Пушкин и Наум Плещеев, вероятно, под охраной казацкого отряда Ивана Корелы,. 1 июня 1603 г. Гаврила Пушкин, стоя на Лобном месте, прочёл письмо самозванца, адресованное как боярам, так и московскому люду. Противиться посланцам Лжедмитрия пытался престарелый патриарх Иов, но «ничего не успевашу». Восставшие москвичи разграбили дворец и по одним сведениям, не нашли в нем царя и царицу, успевших скрыться (лишь с Марии Григорьевны во время ее бегства сорвали жемчужное ожерелье), по другой — отправили Годуновых в их прежний дом; винные погреба опустели, пьяная толпа разграбила и разгромила подворья многих бояр, связанных узами родства с династией Годуновых.

        Через два дня  под давлением Богдана Бельского  и его сторонников, Боярская дума приняла решение направить своих представителей к самозванцу.

        3 июня в Тулу  отправились старый князь И. М. Воротынский и несколько второстепенных бояр и окольничих: князья Трубецкой, А. А. Телятевский, Ф. И. Шереметев, думный дьяк А. Власьева, несколько дворян, приказных и гостей.

        Самозванец, рассерженный тем, что присланные по сути дела не имели власти, «царь» допустил их к  руке позднее, чем пришедших в  тот же день казаков, и далее «наказывайте и лаяше, яко же прямый царский сын».

        В Туле Лжедмитрий занимался государственными делами как царь. Он разослал грамоты, извещавшие о его прибытии, составил формулу присяги, в которой первое место занимало имя Марии Нагой, его названной «матери», пригласил к себе английского посла Смита, возвращавшегося из Москвы с грамотами. Беседовал с ним милостиво и даже обещал те же вольности, что даровал когда-то его «отец», принял «выборных от всей земли». И наконец, принял второе боярское посольство во главе с тремя братьями Шуйскими и Фёдором Ивановичем Мстиславским. Вначале претендент отнесся к ним достаточно холодно, упрекнув, что простой народ опередил царедворцев. В конечном итоге сменил гнев на милость и привёл их к присяге, которую принял архиепископ Рязанский и Муромский Игнатий. Его Лжедмитрий прочил на место патриарха Иова.

        В конце весны  он медленно двинулся в сторону столицы. Тем временем в Москве 5 июня 1605 г. тело бывшего царя Бориса Годунова было «ради поругания» вынесено из Архангельского собора.

        Из «воровского  стана» в Москву были отправлены Василий  Васильевич Голицын и князь Рубец-Масальский с приказанием, чтобы из Москвы были устранены враги «царевича». Возможно, именно эта грамота спровоцировала московский люд на убийство Федора Годунова и его матери царицы Марии Григорьевны (10 июня). Имущество Годуновых и их родственников — Сабуровых и Вельяминовых было взято в казну, Степан Васильевич Годунов был убит в тюрьме, остальные Годуновы — отправлены в ссылку в Нижнее Поволжье и Сибирь, С. М. Годунов — в Переяславль-Залесский, где по слухам, был уморен голодом. Самозванцу же донесли, что Годуновы покончили с собой, приняв яд. Прилюдно Дмитрий сожалел об их смерти и обещал помиловать всех оставшихся в живых из их родни.

        Убедившись в поддержке  дворян и народа, он двинулся в столицу и 20 июня 1605 года торжественно въехал в Кремль. Считается, что по пути Дмитрий часто останавливался, чтобы побеседовать с местными жителями и обещать им льготы. В Серпухове будущего царя уже ждал пышный шатёр, который мог вместить в себя несколько сот человек, царская кухня и челядь. В этом шатре Дмитрий дал свой первый пир боярам, окольничим и думским дьяка. Дальше он продвигался к столице уже в богатой карете в сопровождении пышной свиты. В подмосковном селе Коломенском на широком лугу был установлен новый шатёр и снова дан пир сопровождавшим его аристократам. Уверяют, что Дмитрий также ласково принимал делегации местных крестьян и посадских людей, встречавших его хлебом-солью, и обещал «бысть им отцом».

        Самозванец умело  воспользовался кризисом правящей династии: царь Борис умер, а его сын не успел вступить на трон. Кроме того, народ потерял веру в Годуновых, а самозванец давал надежду на лучшее будущее. Лжедмитрия невозможно было победить, на его сторону переходили целыми полками - такое уважение внушал самозваный сын Ивана Грозного.

                      §2. Лжедмитрий I на русском престоле.

        20 июня 1605 года самозванец въехал в Москву. По воспоминаниям современников, он появился верхом, в украшенной золотом одежде, в богатом ожерелье, на пышно убранном коне, в сопровождении свиты из бояр и окольничих. В Кремле его ожидало духовенство с образами и хоругвями. Впрочем, строгим ревнителям православия сразу же не понравилось, что нового царя сопровождали поляки, во время церковного пения игравшие на трубах и бившие в литавры.

        Помолившись вначале  в Кремлевских Успенском и Архангельском соборах, самозванец лил слёзы у гроба своего предполагаемого отца — Ивана Грозного. Но опять же, не осталось незамеченным, что вместе с ним в собор вошли чужеземцы, да и сам царь не по-московски прикладывался к образам. Впрочем, эти мелкие несоответствия списали на то, что Дмитрий слишком долго жил на чужбине и мог подзабыть русские обычаи.

        Сопровождавший его  Богдан Бельский, поднявшись на Лобное место, снял с себя крест и образ Николы Чудотворца и произнес краткую речь: «Православные! Благодарите Бога за спасение нашего солнышка, государя царя, Димитрия Ивановича. Как бы вас лихие люди не смущали, ничему не верьте. Это истинный сын царя Ивана Васильевича. В уверение я целую перед вами Животворящий Крест и Св. Николу Чудотворца.» ⁶

        Приближенные торопили его с венчанием на царство, но претендент настоял на том, чтобы  вначале встретиться с «матерью» — царицей Марией Нагой, в монашестве носившей имя Марфы. За ней был отправлен князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, которому новый царь даровал польский титул мечника.

        18 июля Марфа прибыла  из ссылки, и встреча её с  «сыном» произошла в подмосковном селе Тайнинском на глазах огромного количества народа. По воспоминаниям современников, Дмитрий соскочил с коня и бросился к карете, а Марфа, откинув боковой занавес, приняла его в объятья. Оба рыдали, и весь дальнейший путь до Москвы Дмитрий проделал пешком, идя рядом с каретой. Царица помещена была в Кремлевском Вознесенском монастыре, царь навещал ее там каждый день и спрашивал благословения после каждого серьёзного решения.

        Вскоре после этого  Дмитрий короновался «венцом» Годунова, приняв его из рук нового патриарха Игнатия.  Бояре поднесли скипетр и державу. Царский дворец был разукрашен соответственно событию, путь от Успенского собора был устлан златотканым бархатом. Когда царь появился на пороге, бояре осыпали его дождем из золотых монет.

        В документах существуют глухие намёки, что вскоре после  въезда в Москву царь приказал схватить и умертвить несколько монахов  Чудова монастыря, как могущих узнать его. Однако документы, сообщающие об этом, составлены уже после свержения «расстриги» и потому не внушают полного доверия. Также, якобы, узнал Отрепьева дворянин И. Р. Безобразов, бывший когда-то соседом Отрепьевых. Но у Безобразова хватило ума держать язык за зубами, и он сделал блестящую карьеру во время короткого правления Лжедмитрия.

        Спустя несколько  дней в Москве был раскрыт заговор, направленный на свержение и убийство Дмитрия. По доносу купца по имени Фёдор Конев «со товарищи», открылось, что против нового царя злоумышлял князь Василий Шуйский, распространявший по Москве слухи, что претендент на самом деле является расстригой Отрепьевым и замышляет разрушение церквей и искоренение православной веры. Шуйский был схвачен, но царь Дмитрий передал решение его участи в руки Земского собора. По сохранившимся документам, царь был столь красноречив, и столь умело уличал Шуйского «в воровстве его», что собор единодушно приговорил изменника к смертной казни. 25 июля Шуйский был возведен на плаху, но приказом «царя Димитрия Ивановича» помилован и отправлен в Вятскую ссылку. Но казнены были дворянин Петр Тургенев и купец Федор Калачник — последний, якобы, даже на плахе называл царя самозванцем и расстригой. За день до того, 24 июля был возведен в сан патриарха Московского рязанский архиепископ Игнатий, который 30 июля венчал Лжедмитрия на царство.

        Придя на трон, Лжедмитрий задумал превратить отсталую Россию в державу европейского образца. Он переименовал Боярскую Думу в сенат, ввел в неё представителя духовенства, и лично присутствовал на всех заседаниях. Новый царь убрал препятствия к выезду из государства и передвижению внутри него, англичане, бывшие в то время в Москве, замечали, что такой свободы не знало ещё ни одно европейское государство. В большинстве своих действий частью современных историков Лжедмитрий признаётся как новатор, который стремился европеизировать государство. Это отразилось даже в его титуловании (сам он подписывался как император, правда, с ошибками — «in perator», хотя его официальный титул был иной: «Мы, пресветлейший и непобедимейший Монарх Дмитрий Иванович, Божиею милостию, Цесарь и Великий Князь всея России, и всех Татарских царств и иных многих Московской монархии покорённых областей Государь и Царь»).