Противоречие новшеств и традиций в лице Петра I и его сына

     Во  время потешных игр “генералиссимусу Фридриху” противостоял “генералиссимус, король польский и семеновский” И.И.Бутурлин, командовавший стрелецкими полками. Оба “генералиссимуса” перед сражением, стоя на противоположных берегах Яузы, поносили друг друга на чем свет стоит, всячески ругали, оскорбляли своих противников, чтобы воодушевить солдат на яростную битву. После этого начиналось сражение. В дело шли боевые ружья, гранаты, бомбы, пушки и, конечно, кулаки, когда противоборство переходило в рукопашную. Искалеченных, раненых и убитых хватало. Побеждал обычно “генералиссимус Фридрих”. Стрельцы терпели поражение, в плену оказывался “король польский”. Побоище заканчивалось общим пиром.

     Эта компания была смесь племен, наречий, состояний. Чтобы видеть, как в  ней объяснялись друг с другом, достаточно привести две строчки  из русского письма, какое Лефорт написал  Петру французскими буквами в 1696 г., двадцать лет спустя по прибытии в Россию: Slavou Bogh sto ti prechol sdorova ou gorrod voronets. Daj Boc ifso dobro sauersit i che Moscva sdorovou buit (здорову быть). Но ведь и сам Петр в письмах к Меншикову делал русскими буквами такие немецкие надписи: мейн либсте камарат, мейн бест фринт, а архангельского воеводу Ф. М. Апраксина величал в письмах просто иностранным алфавитом Min Her Geuverneur Archangel.

     В письмах Петр, обращаясь к лицам, принадлежавшим к «компании», называл  их попросту, причем степень фамильярности отражала степень близости корреспондента. К друзьям он пишет, как правило, собственноручно, называя их нежными именами. Знаки внимания царь оказывал не только людям, принадлежавшим к его окружению, но и плотникам, бомбардирам, солдатам, шкиперам и иностранным специалистам. Эта компания постепенно и заменила Петру домашний очаг.

Алексей.

     Москва, старая столица России, естественно  стала тогда важнейшим средоточием  врагов преобразований, начатых Петром. Царевич, по чувству сердечной памяти о матери, не питал нежных чувств к родителю, а суровое и грозное обращение отца с сыном еще более охладило Алексея к Петру. Редко он мог видеть родителя, постоянно занятого военными делами. Царевича окружили люди, недружелюбно относившиеся к затеям государя. Это были: четверо Нарышкиных, пять князей Вяземских, домоправитель царевича Еварлаков, сын кормилицы царевичевой Колычев, крутицкий архиерей Илларион и несколько протопопов.

       Наибольшим доверием царевича  пользовался Яков Игнатьевич, фактический глава "компании", человек весьма властный и хорошо понимавший душевный склад своего  подопечного. Ему царевич дал клятву во всем "слушать и покорятися". О воздействии Игнатьева на царевича свидетельствует одно из писем Алексея к духовнику: «В сем житии иного такого друга не имею, подобно вашей святыне, в чем свидетель бог. Самим истинным богом засвидетельствуюся: не имею во всем Российском государстве такого друга и скорби о разлучении, кроме вас». Соловьев сравнивает дружбу царевича с Яковом Игнатьевым с отношениями, когда-то существовавшими между Никоном и царем Алексеем Михайловичем. Как Никон для царя Алексея был особенный приятель, так и внук царя в письмах к протопопу Якову Игнатьеву, уверяет его в безусловном доверии и уважении.

     Царевич проводил время сообразно старинным приемам русской жизни: то слушая богослужение и занимаясь душеспасительными беседами, то учреждая пиры, постоянным участником которых был и его духовник. Подобно тому, как родитель царевича устроил ради потехи «Всепьянейший собор» и раздавал разные клички членам этого собора, царевич Алексей составил около себя такой же кружок друзей и всех их наделил насмешливыми прозвищами (отец Корова, Ад, Жибанда, Засыпка, Захлюста, Молох, Бритый, Грач и пр.).

     Но  забавы царевича не походили на забавы его родителя в том, что царевич всегда относился с сердечным уважением ко всему церковному и не позволял себе делать таких кощунских выходок, какие замечаются в чиноположении Петрова «Всепьянейшего собора». Зато не менее родителя царевич, при случае, показывал жестокость и грубость в обращении со своими собеседниками; самого духовника своего, которого называл своим первейшим другом, царевич не раз пугал и за бороду драл. Своего наставника Вяземского царевич также драл за волосы и бил палкой. Несмотря на такие грубые вспышки, царевич Алексей, будучи по природе бесхарактерен, находился под влиянием своих друзей и особенно Якова Игнатьева, который служил ему тайным посредником по отношению к заточенной матери.

     "Компания" сына существенно  отличалась от "компании" отца. И дело здесь не только в одаренности лиц, входивших в ту и другую "компании", в их кругозоре, в степени причастности к современным событиям, а в принципиально ином отношении к этим событиям. Члены "компании" Петра являлись активными участниками происходившего, каждый из них в меру сил и способностей вносил свою лепту в дело, требовавшее от них полной отдачи. Члены "компании" Алексея были всего-навсего созерцателями происходившего, причем созерцателями не только пассивными, но и враждебными.

Борьба  за власть. Политическая программа.

Пётр.

     Участие Петра в государственных делах, во время регентства Софьи, ограничивалось присутствием на торжественных церемониях. Петр весь ушел в свои забавы, все  свое время употреблял на «потехи  Марсовы и Нептуновы». Его громадные умственные способности находили пока применение в тесном кругу полудетских затей и были заметны для немногих.

     1695 год можно считать переломным  в жизни Петра. Позади остались  годы военных забав, почти полностью  поглощавших его помыслы и энергию.

     Воинские  потехи занимали Петра до 24-го года его жизни среди частых попоек с компанией и поездок в  Александровскую слободу, в Переяславль  и Архангельск. С летами игра незаметно  теряла характер детской забавы и  становилась серьезным делом: это потому, что и в детстве она была очень похожа на серьезное дело, о котором думали старшие современники Петра.

     Вместе  с царем росло и все незрелое, что его окружало, и пушки, и  люди. Толпы потешных превращались в настоящие регулярные полки  с иностранными офицерами; из игрушечных пушек и пушкарей вышли настоящая артиллерия и заправские артиллеристы.

     Постепенно  охота к лодкам довела его до мысли  о флоте на Белом море; постепенно игра в солдаты привела к сформированию  регулярных полков и к серьезным  военным маневрам. Потехи теряли потешный характер, царь уже не только тешился, но и работал. Мало-помалу складывались в нем и политические планы - борьба с турками и татарами.

     Царь  хотел поднять Россию до уровня европейских  государств. Он хотел научить свой народ тем знаниям, которыми обладали просвещенные народы, снабдить теми техническими усовершенствованиями, коими обладали просвещенные народы, вооружить всеми теми приемами и орудиями свой народ, кои делают сильными, богатыми и мощными просвещенные народы.

       Личное наблюдение над беспорядочностью  строя стрельцов, личный опыт  с потешными, все слышанное  от иностранцев об иноземных  армиях, критический взгляд на  крымские походы — все это  приводило Петра к мысли о  необходимости преобразования армии,  причем он обращал внимание как на изменение строя армии, так и на улучшение вооружения.

     Изучая  историю России, Петр не мог не усмотреть, что были времена, когда Россия имела  моря Балтийское и Черное. А теперь эти моря отняты соседями. Таким  образом, Россия имела для выхода только сухопутную границу.

     Между тем, имея море, Россия имела свободный  вход и выход и для людей, и  для товаров, и для морских  промыслов. Соседи недаром отняли у  России море и заперли ее в тесном кругу. При таком стеснении, естественно, Россия была невежественна и слаба.

     Юный  гений сознавал всю принужденность России и раскидывал своим умом, как бы этому помочь: как бы достать  море, достать свободный вход и  выход, внушить струю просвещения, а вместе с этим силу, мощь и богатство…

     Приоритетом деятельности Петра I в. первые годы единовластия было продолжение войны с Крымом. С XVI века Московская Русь вела борьбу с крымскими и ногайскими татарами за обладание обширными прибрежными землями Чёрного и Азовского морей.

Алексей.

     Противоположность нравов скоро породила ненависть между отцом и сыном. Алексей сам говорил, что «не только дела воинские и прочие отца его дела, но и самая его особа зело ему омерзела, и для того всегда желал быть в отлучении».

     Однако  при всем том царевич думал  не только о тишине и покое и о частной жизни. Его не покидала мысль о будущем царствовании..

     Ко  всему этому присоединилось убеждение  царевича, что Петра скоро не станет. Ему сказали, что у царя эпилепсия  и что «у кого оная болезнь в летах случится, те недолго живут»; поэтому он «думал, что и велико года на два продолжится живот его».

Это убеждение  о предстоящей в ближайшем  будущем кончине Петра давало царевичу повод отказываться от каких-либо действий. О систематической оппозиции, об открытом протесте против воли отца не могло быть и речи — для этого у Алексея недоставало мужества. Страдая неловкостью своего положения, он ждал лучшего времени.

       «Может быть, либо отец мой умрет, либо бунт будет: отец мой, не знаю, за што меня не любит, и хочет наследником учинить брата моего, он еще младенец, и надеется отец мой, что жена его, а моя мачеха, умна; и когда, учинив сие, умрет, то-де будет бабье царство. И добра не будет, а будет смятение: иные станут за брата, а иные за меня... Я, когда стану царем, то старых всех переведу, а наберу себе новых по своей воле...»⁴⁰

     В Москве почти все были страшно  утомлены неусыпной, кипучей деятельностью  государственного организма; каждый день можно было ожидать чего-либо нового, необычайного; роптали на постоянные денежные поборы, на рекрутчину, на непрерывную опасность во время войны со Швецией. Отдыха не предвиделось; на него можно было надеяться лишь в будущее царствование, и вот все люди, жаждавшие отдыха, обращаются к наследнику. Надежда есть: царевич не склонен к делам отцовским, не охотник разъезжать без устали от одного конца России в другой, не любит моря, не любит войны; при нем все будет мирно и спокойно.

     Все эти недовольства политической деятельностью  Петра способствовали тому, что к 1713 году Алексей имел поддержку как  со стороны духовенства, так и со стороны старой боярской аристократии. Царевичу симпатизировали князья Долгорукие, Голицыны, фельдмаршал князь Б. П. Шереметев и дипломат  Б. И. Куракин.

     Активным  членом алексеевского окружения  был А. В. Кикин. Некогда любимый  денщик царя, Кикин сделал блестящую карьеру, но страсть к наживе и злоупотребления по службе привели к тому, что имение этого царедворца было конфисковано, а его самого лишили чинов и сослали. Поскольку Кикин был человеком способным, Петр вскоре простил его и снова приблизил к себе. Однако Кикин не забыл обиды и примкнул к противникам царя. В окружение Алексея входили также князь Щербатый, родные брат и сестра Евдокии Лопухиной — А. Лопухин и княгиня Троекурова. Они поддерживали контакт с Суздалем, где опальная царица и ее приверженцы (ростовский епископ Досифей и другие) готовы были оказать царевичу помощь. 
 
 

Заключение.

     Кульминационным моментом в противостоянии отца и  сына стал побег Алексея в 1716 году из страны: сначала в Вену, потом  в Неаполь. Угрозами и обещаниями Петр вернул сына в Россию, и 3 февраля 1718 года лишил прав престолонаследия.

       О чудовищных планах, вынашиваемых  царевичем, Петр тогда еще не  знал и поэтому, проявив великодушие,  решил строго наказать сообщников  при условии, что сын не станет  скрывать ни своих замыслов, ни своих действий. Но следствие обнаружило, что бегство царевича отнюдь не являлось безобидным поступком сына, покинувшего страну ради того, чтобы избавиться от монастырского заточения. Собственный сын оказался изменником.

     Царь  направил два одинаковых по содержанию послания: одно было 
адресовано духовным иерархам, другое - светским чинам. Обращаясь к тем и 
другим, Петр заявил, что он как отец и как государь мог бы сам вынести 
приговор. «Однако ж, - писал царь, - боюсь бога, дабы не погрешить, ибо 
натурально есть, что люди в своих делах меньше видят, нежели другие в их. 
Також и врачи, хотя б и всех искуснее который был, то не отважится свою 
болезнь сам лечить, но призывает других».

     Свое  послание царь заканчивает просьбой вершить суд нелицеприятный, в 
соответствии с виной осуждаемого, отрешаясь от того, «что тот суд ваш 
надлежит вам учинить на моего, яко государя вашего, сына». 
В приговоре светских чинов было сказано, что изменнические действия 
Алексея достойны самого сурового наказания - смертной казни. Приговор, 
объявленный царевичу 24 июня, не был приведен в исполнение. Через два дня он умер, видимо, вследствие пережитых нравственных и физических испытаний.