История биржевых кризисов и порядок их преодоления

4.3 Эмбарго - «нефтяное оружие»

Нефтяное  оружие играло значительную роль с  политической точки зрения, но еще  большее значение оно имело с  точки зрения экономики. В политическом плане все страны, зависевшие от поставок нефти странами ОПЕК, были заинтересованы в том, чтобы не ухудшать отношения с арабским миром. Среди них такие страны, как Япония, Федеративная Республика Германии, Италия, Великобритания, Франция - одним словом, все развитые страны, за исключением держав, располагавших собственными ресурсами. Идея выработки общего ответа странам ОПЕК не имела успеха, и каждая страна пыталась решить проблему своего обеспечения нефтью путем двусторонних соглашений. Потребители нефти хотя и разделяли в политическом плане интересы Израиля, но отстаивали их все менее эффективно. Мотивации палестинцев встречали растущее понимание даже тогда, когда они выражались в террористических акциях. Влияние Организации Освобождения Палестины и ее лидера Абу Аммара, более известного как Ясир Арафат, возрастало, и постепенно ООП приобрела значение почти государственной власти. 
 
«Если вы настроены к нам враждебно, вы не получите нефти. Если вы нейтральны, вы получите ее, но не в таком количестве, как раньше. Если вы относитесь к нам дружественно, вы будете получать столько же, сколько и раньше» - так министр нефти Саудовской Аравии Ямани резюмировал политику эмбарго. 
 
Когда арабские страны решили использовать нефть для достижения своих целей, на Западе их обвинили, будто они «политизировали» коммерческий продукт. Такие утверждения вызывали лишь усмешку. Нефть всегда была политизирована. Вряд ли кто-нибудь забыл, как империалистические государства посылали эскадры для защиты своих интересов, высаживали десанты, устраивали перевороты и «прогибали» народы, пытавшиеся установить контроль над собственными богатствами. Круг истории замкнулся. И прав был один французский журнал, который писал: «Страны Ближнего Востока вольны использовать свои ресурсы лучшим способом в своих интересах: они имеют право увеличивать цены на нефть в соответствии со спросом, беречь свои месторождения, использовать свой естественный капитал в своих, а не в наших интересах. Негодовать из-за того, что они держат нас «в своей власти»,— значит забывать, как европейцы и американцы вели себя по отношению к остальному миру в течение столетий и продолжают себя вести, когда могут». 
Раньше западная стратегия основывалась на предпосылке, которая сводилась к афоризму: «Арабы не могут выпить свою нефть». Подразумевалось, что они не могут жить, не продавая своего сырья. Действительно, арабские страны не в состоянии использовать подавляющую часть производимого ими жидкого топлива. Но аравийские нефтяные государства с малочисленным населением и Ливия к тому времени уже создали крупные золотовалютные накопления и могли протянуть долгий срок, вообще не экспортируя нефти. 
 
Впрочем, ситуация имела и другой аспект. Национальная валюта стран - производителей нефти не обращалась на международном рынке. Приостановка конвертируемости доллара привела к тому, что золото исчезло из оборота в тот момент, когда механизм «специальных прав заимствования» еще не функционировал. Следовательно, только доллар мог являться валютой-прибежищем для огромных излишков и валютой платежа для огромных дефицитов платежных балансов соответствующих стран. В результате доллар превратился из «избыточной» валюты в средство прибежища. Таким образом, на практике возник своего рода замкнутый круг, в результате которого дефицит платежного баланса в значительной степени финансировался благодаря перемещению избытка долларов на Ближний Восток и кредитам, предоставлявшимся странами ОПЕК развитым странам непосредственно или через такие международные организации, как Международный валютный фонд. Таким путем большая часть нефтедолларов возвращалась на Запад через вклады стран ОПЕК на рынке Европы. Многие правительства брали в долг огромные суммы в европейских банках для покрытия собственного дефицита: Лондонский рынок процветал как никогда. 
 

Именно  поэтому вскоре стало очевидно, что, вместо того, чтобы привести к большей независимости арабских стран, рост цен привел к отношениям тесной взаимозависимости наиболее важных из них с Западом, и в особенности с США. Потребности и расходы, связанные с нефтяными богатствами арабского мира, предоставили отдельным правительствам возможность осуществления политики устойчивого экономического роста. Однако это развитие было все в большей степени связано с функционированием нефтяного рынка, то есть с наличием покупателей. 
 
4.4 Развитие мировой экономики после кризиса

Эти несколько лет стали своего рода “осевым временем” - периодом, во многом определившим направления дальнейшего развития глобальной экономики. В самом деле, именно здесь, в 1971 – 74 годах совпали расширение Европейского Сообщества с рецессией в экономике наиболее развитых стран Запада, прежде всего, американской. Этот период времени послужил толчком для начала промышленной эксплуатации гигантских нефтегазовых месторождений советской Сибири. Именно поэтому “энергетический кризис” занял исключительное, центральное место. Стабильность нефтяного рынка, практически неколебимая на протяжении десятилетий, заметно дрогнула еще в феврале 1971 года, когда государства Персидского залива впервые добились в рамках соглашения ОПЕК с нефтедобывающими компаниями существенного, на 20% повышения справочных цен на сырую нефть. Однако подлинный взрыв рынка случился в середине октября 1973 года. 
 
Последние этапы разрушения “золотого стандарта” с удивительной календарной аккуратностью совпали с начальными этапами развития мирового энергетического кризиса. В 1971 году – первый серьезный взлет нефтяных цен и запрет обмена долларов на золото для резидентов США, 1973 год – окончательное прекращение Федеральной резервной системой (ФРС) данного обмена и настоящий ценовой взрыв на рынке нефти. Такие совпадения некоторым образом освежают справедливость определения нефти как “черного золота”. Представляется, что импульсивное, на первый взгляд, решение о повышении экспортных цен, имело объективные экономические предпосылки, особенно имея в виду, что на протяжении предыдущих четырех десятилетий цены золота и нефти оставались одинаково стабильными. 
 
Скачок нефтяных цен незамедлительно спровоцировал мировой экономический кризис, поразивший многие страны в форме стагфляции, не предусмотренной классическим кейнсианством, когда сокращение производства и рост безработицы сопровождались высокой инфляцией. Второй импульс нефтяного кризиса, вызвал новую волну всеобщего экономического спада.  
 
Кризис 1973 года потряс экономику практически всех стран, как развитых, так и развивающихся. Однако последствия его оказались для них очень уж разными. Ясно, что страны – лидеры быстрее прочих оправились от болезненного удара. Важнее здесь другое: нефтяной кризис инициировал, прежде всего, именно в зрелой экономике этих стран, становление и развитие новых макроэкономических тенденций, приведших к большим и прогрессивным структурным переменам во всей мировой экономике.  
 
Взрывная экспансия информационных технологий и отраслей оказалась бы невозможной без стратегической передислокации мировых инвестиционных ресурсов в пользу наименее энергоемких направлений и объектов инвестирования. Иначе говоря, современная экономика во многом оказывается порождением энергетического кризиса 70-х годов, ударившего прежде всего по традиционным энергоемким отраслям промышленности и сделавшего более эффективными вложения в развитие новых, менее затратных отраслей. Что же касается «старых» отраслей, то здесь кризис стимулировал разработку, а затем и внедрение энергосберегающих технологий в невиданных до этого времени масштабах. Энергосберегающая техника и технологии в свою очередь способствовали успешному решению экологических проблем экономического развития, становящегося более сбалансированным. 
 
Еще одним следствием нефтяного кризиса 70-х годов стал постепенный отказ некоторых развитых стран от стратегического импорта жидкого топлива за счет развития собственной нефтедобычи. Углеводородные ресурсы шельфа Северного моря большей частью были разведаны еще до кризиса, однако промышленная их эксплуатация стала целесообразной лишь в новых экономических условиях. Этим не замедлили воспользоваться нефтяники Британии и Норвегии, обеспечив своим странам энергетическую независимость. В других развитых странах Европы топливный кризис вызвал реструктуризацию их энергетических балансов. Так, в Дании и Голландии опережающими темпами росло потребление природного газа, добываемого на прибрежном шельфе, а в производстве электричества росла доля ветроэнергетических мощностей. Франция же наращивала усилия по дальнейшему развитию ядерной электроэнергетики, доведя почти до 80% ее долю в энергобалансе страны, и практически отказалась от использования мазута в производстве электричества. 
 
Для менее развитых стран, не располагающих своей нефтью, последствия кризиса оказались куда более тяжелыми. Растущие дефициты их платежных балансов, вызванные необходимостью закупать топливо по новым ценам, вынуждали их обращаться к внешним источникам финансирования. Наиболее доступными из них становятся, начиная с середины 70-х годов, кредиты транснациональных банков (ТНБ). Достаточно сказать, что реальная ставка по кредитам ТНБ была в те годы отрицательной, что, естественно, стимулировало спрос на них со стороны развивающихся стран. 
 
Столь благоприятные условия для заемщиков условия связаны, прежде всего, с переизбытком кредитных ресурсов на международном рынке ссудного капитала. Дело в том, что новые десятки миллиардов нефтедолларов не могли быть ни вложены в убогую экономику крупнейших экспортеров топлива, ни размещены в местных кредитных учреждениях, у арабов их просто не было: Коран запрещал правоверным создавать банки. Финансовые потоки хлынули в ТНБ, преимущественно американские, потому что просто некуда еще им было течь. А потоки оказались весьма значительными: одни лишь Саудовская Аравия и Кувейт с их незначительным населением извлекали после 1973 года около сорока миллиардов дополнительного дохода ежегодно. 
 
Соответствующими темпами росла и внешняя задолженность развивающихся стран – импортеров топлива. К 1979 году она превысила полтриллиона долларов, увеличившись почти в четыре раза сравнительно с 1973 годом. В начале 80-х годов задолженность возросла еще в полтора раза, росла она и в дальнейшие годы, но природа роста была уже иной: если в 70-е годы главной причиной растущего долга стала необходимость оплаты растущей стоимости ввозимого топлива, то позже новые заимствования все в большей степени шли на обслуживание старых долгов. С приходом к власти в США республиканской администрации Р.Рейгана кредитная политика ФРС подвергалась существенному пересмотру. В результате в США устремились ссудные капиталы со всего мира, предложение кредитных ресурсов на международном рынке существенно сократилось, а стоимость обслуживания прошлых долгов увеличилась многократно. Десятки развивающихся стран оказались не в состоянии своевременно выплачивать проценты и вынужденно прибегали к новым внешним заимствованиям. Объем их совокупной задолженности нарастал лавинообразно, а международный долговой кризис стал важной характеристикой мировой экономики последних десятилетий. И корни этого явления очевидно во многом произрастают из энергетического кризиса середины 70-х годов. 
 
Чрезвычайно серьезными оказались последствия энергетического кризиса для Советского Союза, причем, не только для советской экономики, но и для исторических судеб СССР. Еще в конце 60-х годов страна не играла сколь-нибудь существенной роли на мировом рынке жидкого топлива: импортерами советской нефти выступали практически лишь страны СЭВ, а условия торговли не были рыночными. В следующем десятилетии начинается масштабная эксплуатация вновь открытых крупнейших месторождений Западной Сибири, экспортные возможности СССР резко возросли, и в Европу потянулись новые трубопроводы. Нефть в результате превращается в главную статью советского экспорта, становится важнейшим источником валютных поступлений. 
 
Их общий объем до развала СССР оценивается в 200 млрд. долл. и более. Это богатство не стало благом для страны и ее народа. Если в развитых капиталистических странах нефтяной кризис стимулировал энергосбережение, успешное решение экологических проблем и переход к качеству их экономического роста, во многих нефтедобывающих государствах возросшие экспортные поступления способствовали невиданному росту благосостояния населения, то в СССР поток нефтедолларов, лишь утопил кричащие свидетельства надвигавшейся социально–экономической катастрофы. Он отодвинул на какое-то время ее наступление, лишив страну шанса избегнуть революционных потрясений в пользу радикальных, но управляемых и осмысленных системных преобразований. А в разгар «застоя» именно нефтяные миллиарды фактически укрепляли бессмысленный колхозный строй, став ресурсом для финансирования ежегодных закупок десятков миллионов тонн зерна за рубежом. Да и вся в целом нежизнеспособная и затратная хозяйственная система и советское государство вряд ли просуществовали бы в своем качестве последние 10-15 лет, бесконечно наращивая военный потенциал и ведя затяжную и дорогостоящую войну в Афганистане, если бы не благоприятная конъюнктура мирового рынка нефти, сложившаяся после 1973 года. 
 

5 Кризис 1987 года.

5.1 Низкий уровень инфляции и подъём рынка акций

Прежде  чем приступить к анализу событий 1987 года, посмотрим, какая ситуация сложилась в тот период на рынках товаров и облигаций. Двумя основными  факторами, способствовавшими устойчивому  подъему рынка акций с 1982 года, были падение цен на товары (снижение инфляции) и снижение процентных ставок (повышение цен на облигации). Цены на товары падали с 1980 года. Долгосрочные процентные ставки достигли пика в 1981 году. Таким образом, окончание роста товарных цен в начале восьмидесятых годов свидетельствовало о завершении инфляционной спирали семидесятых. Последующее падение цен на товары и процентных ставок обеспечило снижение инфляции, что вызвало бычьи тенденции на рынках облигаций и акций.

В 1985 году и в начале 1986 года цены на облигации  росли, а цены на товары падали. Весной 1986 года товарные рынки начали выравниваться и сформировали, как потом оказалось, левое плечо перевернутой модели голова и плечи. Эта долгосрочная модель основания завершилась бычьим прорывом весной 1987 года. Повышение индекса CRB (индекс товарных цен) в 1986 году может быть объяснено двумя весьма знаменательными событиями. Первое - взрыв на Чернобыльской АЭС в апреле 1986 года, вызвавший существенный рост цен на многих товарных рынках. Второе - цены на нефть, находившиеся в состоянии свободного падения с 32 до 10 долл., в том же месяце достигли низшей точки и начали повышаться.

Пик цен  на облигации весной 1986 года совпал с формированием левого плеча  индексом CRB . (Рынок облигаций особенно чутко реагирует на изменения  тенденций рынка нефти.) В течение следующего года рынок облигаций и индекс CRB развивались в горизонтальном направлении, что в конце концов привело к разворотам долгосрочных тенденций на обоих рынках в 1987 году. События последующих 12 месяцев - яркий пример сильной обратной зависимости между товарными рынками и рынком облигаций, еще раз доказывающий важность учета межрыночных связей.

Во второй половине 1986 года и начале 1987 года на рынке облигаций сформировалась модель, которую большинство аналитиков расценили как бычий симметричный треугольник. Обычно такую модель, образованную двумя сходящимися линиями тренда, считают моделью продолжения тенденции. В данном случае это означало, что на рынке, скорее всего, должна была возобновиться бычья тенденция. Большинство технических аналитиков сходились во мнении, что треугольник, сформировавшийся на рынке облигаций, будет прорван вверх.

Такая интерпретация ценовой модели была вполне оправдана, если технический трейдер анализировал один только рынок облигаций. Однако те, кто одновременно следил за индексом CRB , должны были заметить образование им потенциально бычьей модели основания голова и плечи. А поскольку индекс CRB и облигации обычно имеют противоположно направленные тенденции, в бычьей интерпретации треугольника явно просматривалось противоречие. Если бы индекс CRB прорвал сформировавшуюся за 12 месяцев линию шеи, и начал резкое повышение, одновременный прорыв вверх из треугольника на рынке облигаций был бы просто необъясним.

Это яркий  пример того, как на основании двух независимых технических показаний  мог быть сделан вывод об одновременном  повышении двух рынков, которые редко  движутся в одном направлении. Трейдер, игравший на повышение на рынке облигаций, должен был, по меньшей мере, задуматься о том, что бычья интерпретация треугольника может быть ошибочной.

Бычий прорыв индекса CRB в апреле 1987 года совпал с медвежьим прорывом на рынке  облигаций. В этот момент стало ясно, что два основных фактора, способствовавшие повышению рынка акций (рост цен на облигации и падение цен на товары), перестали действовать. А теперь обратимся к тому, как складывались отношения между рынками облигаций и акций.

5.2 Обвал рынка облигаций – сигнал тревоги для рынка акций

С 1982 года цены облигаций и акций одновременно повышались. На обоих рынках в течение  почти всего 1986 года наблюдалась  консолидация. В начале 1987 года на рынке  акций начался новый подъем, но впервые за четыре года он не был  подтвержден повышением рынка облигаций. Положение усугубилось после крушения рынка облигаций в апреле 1987 года (совпавшего с ростом товарных цен). Трейдеры по акциям, следившие за рынками товаров и облигаций, должны были, по меньшей мере, догадаться, что произошли серьезные перемены и стоит задуматься о судьбе своих средств, вложенных в акции. Рынок акций достиг пика в августе 1987 года, то есть через четыре месяца после обвала рынка облигаций, произошедшего в апреле.

Перед октябрьским кризисом многие традиционные индикаторы рынка акций выдавали сигналы к продаже. Многие популярные осцилляторы образовали отрицательные расхождения; сигналы к продаже выдавали и некоторые механические системы; за неделю до октябрьского обвала появился сигнал к продаже, основывающийся на теории Доу . Однако проблема была в том, что за предшествующие пять лет многие подобные медвежьи сигналы нередко оказывались ложными, и поэтому технические трейдеры не обратили на них должного внимания. На сей раз наблюдение за динамикой рынков товаров и облигаций могло бы заставить трейдеров больше доверять медвежьим техническим сигналам рынка акций. 

6 Мексиканский кризис 1994-1995 годов. 

В 1988 - 1993 годах экономика Мексики развивалась  успешно, а ее позиции в мире укреплялись. В итоге долгих усилий инфляцию удалось  погасить до однозначных годовых цифр (меньше 10% в год), годовой прирост валового внутреннего продукта составлял в среднем 3%. Для иностранных инвестиций Мексика представлялась одной из самых приемлемых стран. Проводя приватизацию в стране и либерализацию внешнеэкономических связей, Мексика, казалось, твердо встала на путь здоровой интеграции в мировую экономику. Долгосрочный внешний долг был реструктурирован и не оказывал непосредственного давления на экономику. Важнейшим критерием этих успехов было вступление Мексики в Организацию экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), что означало серьезные претензии на переход в группу развитых стран. 
 
Высший чиновник Банка Мексики (центрального банка), объясняя происхождение кризиса при таких внешне благоприятных условиях, говорил: «В своей основе кризис был результатом серии непредвиденных политических и криминальных событий...». Одно такое событие - мятеж бедных крестьян-индейцев, который показал, что за фасадом западной демократии и экономического прогресса скрывается «тыл» многомиллионного сельского населения, не пользующегося никакими благами цивилизации и в отчаянии готового взяться за оружие. Второе событие - убийство кандидата от правящей партии на предстоящих президентских выборах, вскрывшее неустойчивость политической системы и угрозу возрождения традиционного терроризма и порождаемого им смятения. Дальнейшие события не подтвердили опасения политического краха и возврата страны к эпохе мятежей и восстаний. Но для иностранных инвесторов оказалось достаточно, чтобы такое опасение возникло, а рационально взвесить степень его реалистичности им было очень трудно. Однако независимые эксперты, не отрицая значения этих факторов, указывают на более близкие к экономике причины кризиса. На первом месте здесь цепь факторов, обычно имеющих место в странах этого типа. 
 
Люди хотят больше и немедленно взять от экономического роста, в научной терминологии - обладают высокой склонностью к потреблению и, соответственно, большой склонностью к сбережению, что при свободе внешней торговли вызывает рост импорта. Вместе с тем подъем выражается в росте инвестиций, что расширяет импорт. В результате у Мексики образовалось внешнее отрицательное сальдо по текущим операциям в размере до 8-10% ВВП, которое покрывалось притоком иностранного капитала. Благополучие зависело от значительных и постоянных вливаний преимущественно в форме покупки иностранными инвесторами облигаций центрального правительства, штатов и крупных национальных фирм. Мексика и иностранные инвесторы стали жертвами своеобразной иллюзии. В стране, достигшей значительной политической и экономической стабильности, по инерции сохранялись высокие процентные ставки, в полтора раза и более превышавшие средний уровень развитых стран. Такое сочетание умеренного риска с повышенной доходностью толкало менеджеров, управляющих инвестиционными фондами всех типов, на пополнение портфеля мексиканскими ценными бумагами. У них были для этого тем более веские основания потому, что в 1994 году правительство, стремясь привлечь иностранный капитал, предоставило покупателям его новых облигаций долларовую гарантию: в случае девальвации национальной валюты (песо) они получили бы в погашение прежнюю сумму в долларах. Конечно, переход от эмиссии обычных облигаций в песо на эмиссию с долларовой гарантией мог бы послужить для инвесторов сигналом тревоги, но этого не случилось. 
 
Мексиканское песо не было прикреплено к доллару, но и не находилось в свободном плавании. К его курсу применялась система «наклонного коридора», весьма похожая на режим курса российского рубля до августа 1998 года. Здесь, возможно, была допущена аналогичная ошибка: снижение курса песо отставало от внутренней инфляции, в результате чего песо реально дорожало по отношению к доллару. Завышенный курс национальной валюты, как обычно, сдерживал мексиканский промышленный экспорт и стимулировал импорт. Ощущение рынка, что правительство и Банк Мексики не смогут удержать курс в пределах коридора, и вынуждены будут пойти на девальвацию, постепенно крепло. К октябрю 1994 года все эти факторы сложились воедино. Иностранный капитал стал уходить из мексиканских ценных бумаг; бегство капиталов (т.е. продажа бумаг инвесторами и конверсия выручки в доллары) превосходило размеры новых эмиссий, которые еще удавалось размещать благодаря долларовой оговорке. Валютные резервы страны с октября до середины декабря 1994 года сократились более чем вдвое. 
 
Момент истины наступил в середине декабря 1994 года. Не имея других средств остановить истощение резервов и бегство капитала, правительство объявило 20 декабря 1994 года о повышении верхней планки долларового коридора на 13%. Это было воспринято рынком и инвесторами как сигнал бедствия. Только за один следующий день центральный банк был вынужден продать до 6 миллиардов долларов, чтобы удовлетворить спрос владельцев капитала, спасавших свои инвестиции в Мексике. Удержать новый курс песо оказалось невозможно, и к 26 декабря по сравнению с докризисным уровнем он упал на 36%. Попытка срочно разместить крупный заем провалилась. Хрупкая валютная стабильность рухнула. Естественно, первой мерой на этот случай, как обычно, стала отставка министра финансов: кто-то должен был ответить за кризис.