Практически
все современные разработки в
сфере криминалистического планирования
также связаны с попыткой создания моделей
процесса расследования1.
Во-вторых,
моделированию могут подвергаться
и такие объекты следственной
деятельности, как: организация и
планирование расследования; тактическая
комбинация; следственное действие; тактический
прием; а также и следственная ситуация
- динамическая ситуация, во многом определяющая
процесс и ход расследования всего уголовного
дела.
Отмеченные
модели (как системы "расследование",
так и системы "преступление")
могут быть как типовыми, так и индивидуальными.
Так, "знания о преступлениях, накопленные
теорией криминалистики, выступают в форме
типовых моделей преступной деятельности
и криминального события. Знания же о преступлении,
полученные в процессе практического
расследования, выступают в форме индивидуальной
модели расследуемого преступления"2.
3. МОДЕЛИРОВАНИЕ
В СИСТЕМЕ
КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ
МЕТОДОЛОГИИ
Придавая
моделированию важную роль в
расследовании преступлений, мы
тем самым вовсе не беремся
утверждать то, что моделирование является
главным и единственным познавательным
средством в следственной практике. Безусловно,
одновременно с моделированием следователь
должен активно использовать и другие
методы познания, оперировать различными
формами отражения и изучения действительности.
Поэтому нет смысла без особой необходимости
использовать моделирование для объяснения
процессов и явлений, уже имеющих традиционные
теоретические объяснения и практическое
тому подтверждение.
Например,
в криминалистической литературе встречаются
предложения рассматривать уголовное
дело в качестве модели. "Не будет ошибкой
рассматривать уголовное дело как особый
вид модели - информационный аналог конкретного
события"1. "Свое материальное воплощение
модель конкретного криминального события
и его расследования находит в уголовном
деле, в котором, в соответствии с уголовно-процессуальным
законом, содержится упорядоченная по
делу система доказательств"2.
Рассмотрение
уголовного дела в качестве
модели криминального события
представляется нам в корне неверным.
Содержащиеся в уголовном деле такие документы,
как опись материалов дела, справка о судимости
подозреваемого, характеристики проходящих
по делу лиц, полученные с их места работы,
отдельные поручения следователя и т.д.,
без сомнения, к преступлению никакого
отношения не имеют, а, скорее, характеризуют
процесс его расследования. Таким образом,
в уголовном деле отражается информация
как о преступлении, так и о его расследовании.
Но целесообразно ли рассматривать уголовное
дело как модель преступления и его расследования,
как это предлагает В.К. Гавло? С позиций
практика, ведущего расследование, на
этот вопрос вряд ли можно ответить положительно.
Хотя в целом подход, предлагаемый В.К.
Гавло, и может в конечном итоге оказаться
целесообразным при его рассмотрении
исключительно с позиций научных исследований.
Продолжая
мысль о неоправданной подмене
понятий в криминалистике, считаем
необходимым остановиться также
и на вопросе о соотношении
понятий "информационная модель
расследуемого события" и "криминалистическая
характеристика преступления". В настоящее
время в науке этот вопрос рассматривается
авторами неоднозначно: либо указанные
понятия отождествляются3 ("по своей
природе криминалистическая характеристика
является информационной моделью события
и поэтому служит его аналогом"4), либо
ставится под сомнение целесообразность
использования понятия "криминалистическая
характеристика преступления"1.
Полагаем,
что "информационная модель
расследуемого события" и "криминалистическая
характеристика преступления" - различные,
хотя и взаимосвязанные понятия, необходимость
использования в криминалистике каждого
из которых очевидна. Оба из них весьма
специфичны, имеют в криминалистической
науке и следственной практике свое непосредственное
назначение и выполняет строго отведенную
ему роль.
Так, в
процессе расследования уголовного
дела следователь, выясняя сущность
произошедшего криминального события,
строит в своем сознании его
мысленную модель (так называемую
"информационную модель расследуемого
события"). Таким образом, информационная
модель расследуемого события - это не
искусственно созданное теоретическое
построение, а результат практического
абстрагирования. По мере получения следователем
информации о преступлении и лице, его
совершившем, эта модель становится более
полной и менее схематичной. Информационная
модель расследуемого события - именно
динамическая система, поскольку ее построение
осуществляется параллельно с ходом самого
расследования (причем эта система никогда
не бывает завершенной в начале следствия).
Более того, информационная модель расследуемого
события первоначально оценивается как
вероятная вследствие неполноты информационного
насыщения и лишь по мере расследования
приобретает во всех ее элементах или
в отдельной части их достоверное знание.
Заметим, что вплоть до вынесения по делу
приговора построенная следователем информационная
модель расследуемого события в целом
всегда будет вероятностной, т.е. иметь
предположительный характер.
При построении
модели конкретного расследуемого
события следователь, как правило, опирается
на информацию типового характера, содержащуюся
в криминалистической характеристике
соответствующего вида преступления.
Причем криминалистическая характеристика
преступления - "это динамическая система
(совокупность) соответствующих взаимосвязанных
общих и индивидуальных признаков преступления,
ярче всего проявляющихся в способе и
механизме преступного деяния, обстановке
его совершения и отдельных чертах личности
его субъекта, данные которой имеют важное
значение для разработки методов расследования"1.
С целью
решения вопроса о соотношении
"информационной модели расследуемого
события" и "криминалистической
характеристики преступления" проследим
генезис последней.
Для создания
криминалистической характеристики преступлений
определенного вида (что, заметим, является
прерогативой ученых криминалистов, а
никак не практиков-следователей) есть
необходимость в обобщении значительного
массива уголовных дел соответствующей
категории, уже расследованных следователями
и рассмотренных судами. Проанализировав
конкретное уголовное дело с позиций криминалистики,
выделив в нем информацию о субъекте, объекте,
месте, времени совершения преступления,
его обстановке и механизме (и т.д.), исследователь
(но не следователь!) тем самым составляет
индивидуальную криминалистическую характеристику
конкретного преступления2. Заметим, что
эта индивидуальная характеристика самостоятельного
значения не имеет, а является своего рода
промежуточным звеном в научном исследовании.
На основе
обобщения представительного количества
уголовных дел, с учетом выявленных
им индивидуальных криминалистических
характеристик, исследователь строит
обобщенную типовую модель преступлений
определенного вида. Подчеркнем, что
именно модель, а не типовую криминалистическую
характеристику, поскольку для выработки
достоверной, однозначно расцениваемой
криминалистической характеристики с
полученной информацией необходимо провести
ряд экспериментов (что с криминалистической
характеристикой не производится), таких
как выявление закономерностей и случайностей,
определение корреляционных связей и
вычисление корреляционных зависимостей
и т.д. Здесь и обнаруживает себя принципиальная
разница между типовой информационной
моделью и криминалистической характеристикой
преступления, несмотря на имеющуюся общность
их структуры, в основу которой положена
структура преступной деятельности.
Так, криминалистическая
характеристика преступления - замкнутая
информационная система, содержащая
в себе знание достоверного характера,
представленная, как правило, вербально.
Информационная модель (типовая) - система,
содержащая в себе как достоверное, так
и вероятностное знание, в отличие от криминалистической
характеристики может быть представлена
как вербально, так и графически, в знаковом
варианте, изображена на дисплее компьютера
и т.д. Как правило, в сравнении с криминалистической
характеристикой преступления модель
характеризуется более высоким уровнем
формализации, что существенно упрощает
проводимые с ней эксперименты (с криминалистической
характеристикой преступления - какие-либо
эксперименты исключены).
То есть
постепенно из знания вероятностного
характера (типовая модель) проявляется
знание достоверного характера
(криминалистическая характеристика
определенного вида преступлений).
Таким образом, типовую криминалистическую
характеристику мы представляем как результат
исследования, проводимого на типовой
модели преступлений определенного вида,
конечный результат и продукт этого модельного
исследования, который в процессе конкретного
практического расследования и используется
следователем для построения индивидуальной
информационной модели криминального
события и работы с нею, т.е. для установления
истины по конкретному уголовному делу.
С учетом
сложившейся в криминалистике ситуации,
представляется важным отграничить понятие
модели от других понятий и категорий
криминалистики.
В частности,
целесообразно ли понятие версии
заменять моделью? Вопрос о
соотношении мысленной модели
и следственной версии в настоящее
время является дискуссионным. Некоторыми
учеными эти понятия отождествляются1,
например, В.Л. Васильев утверждает, что
"информация при осмотре... направленно
отбирается в мыслительные модели (версии),
которые обретают словесно-логическую
форму"1. Другие авторы с категоричностью
заявляют о необходимости дифференциации
этих понятий2. "Ретроспективную модель
нельзя отождествлять с версией, она богаче,
разностороннее версии"3.
Версия
и модель должны рассматриваться
как различные формы мышления
следователя. Так, версия строится
на основе имеющихся в распоряжении следователя
фактов о преступлении и лице, его совершившем,
и является одним из средств познания.
После своей проверки версия либо подтверждается,
либо опровергается, но как версия уже
больше не существует. Модель также строится
с учетом имеющейся в распоряжении следователя
информации, является средством познания,
однако после ее проверки, после модельных
экспериментов и исследований не исчезает,
а, наоборот, дополняется новым знанием.
Вместе
с тем, признавая за дифференциацию
этих понятий, не следует отрицать определенной
взаимосвязи между ними. Следователь выдвигает
версию после исследования первоначально
поступившей к нему информации, ее качественного
отбора, выделения в ней взаимосвязанных
элементов. В ходе проверки версии на основе
выявленной информации и выстраивается
мысленная модель расследуемого события.
Модель и версия могут и работать одновременно:
проверяется версия, осуществляется развитие
модели, дополняются и проверяются отдельные
ее элементы, модель как бы "отшлифовывается",
с нее словно счищается все лишнее, искаженно
отражающее действительность.
По мнению
М.Н. Хлынцова, следственная версия
представляет собой своего рода
"эмбрион" вероятной модели.
Модели же выступают в качестве
"конденсатора" криминалистически
значимой информации, выявленной в ходе
проверки версии. В свою очередь, версия
проверяется посредством оперирования
имеющейся в модели информацией4.
Именно
таким образом раскрываются различные
по содержанию понятия "мысленная
модель" и "следственная версия"
и вместе с тем прослеживается их тесная
взаимосвязь.
Смешение
таких понятий, как "программа",
"план", "прогноз" и "модель"
происходит, скорее всего, от того,
что все названные методы в
философской методологии рассматриваются
как формы предвидения или предсказания
будущего1. Однако между ними существуют
и определенные различия. Так, в криминалистической
литературе имеется тенденция отождествления
понятий "планирование" и "перспективное
моделирование"2. Хотя методологически
правильнее было бы рассматривать эти
методы как самостоятельные виды мыслительной
деятельности следователя. Ведь план представляет
заранее намеченный порядок осуществления
целей, задач, либо какой-то программы.
В плане определяется последовательность
действий, пути, цели и средства их достижения3.
Заметим, что планировать можно различными
способами. Вполне возможно, в частности,
подключить к нему и моделирование. Так,
например, при подготовке какого-либо
следственного действия, допустим допроса,
следователь может построить перспективную
ситуационную модель допроса. Ее исследование
поможет следователю "рассчитать"
все реально возможные в ходе допроса
ситуации, определить для каждой из них
свои решения и действия, а при помощи
рефлексивного управления то же - и для
допрашиваемого. С учетом полученной из
модели информации может быть разработан
детальный план допроса, рассчитанный
на несколько ситуаций, и в силу этого
более эффективный. Получается, что оптимальные
зависимости, полученные из модели, реализуются
на объекте, определяют его будущую работу
и могут быть оформлены в виде плана. В
этом ракурсе перспективное моделирование
можно рассматривать как средство планирования.
Аналогичным
образом следует рассматривать
соотношение моделирования и
программирования. В криминалистике, как
справедливо отметил А.А. Эйсман, когда
говорят о программировании расследования,
имеют в виду не столь пока еще проблематичные
возможности использования ЭВМ для машинных
программ расследования, сколько стремления
создать немногословные, точные и логически
упорядоченные рекомендации, обеспечивающие
полное и эффективное раскрытие и расследование
уголовных дел определенного вида1. Не
будет ошибкой рассматривать программы
в качестве типовых планов расследования,
при использовании которых следователь
и осуществляет оптимальное индивидуальное
планирование конкретного уголовного
дела. Как уже отмечалось в литературе,
"в разработке криминалистических программ
большое значение имеет моделирование"2.
Безусловно, в процессе разработки как
плана, так и программы моделирование
выступает в качестве одного из наиболее
эффективных средств для осуществления
этой деятельности. Однако в окончательном
виде ни программу, ни план - отдельно нельзя
назвать, это уже - сама реальность.