Переселенческая политика

    В газетах, в частности, в газете “Русское знамя”, печатались статистические данные о числе переселенцев, решивших переселиться на зачисленные за ними участки. Из этих данных видно, из каких губерний, куда и каком количестве отправлялись на новые места крестьяне. Так, в 1908 году из 544 домохозяев Подольской губернии на Дальний Восток отправились 81, в  Томскую губернию 198 и в Азиатскую  Россию 265; из Херсонской губернии (465 домохозяев) 9 отправились на Дальний Восток, 205 – в Томскую область и 252 – в Азиатскую Россию. Из 325 домохозяев Тамбовской губернии на Дальний Восток отправились 5, в Томскую область  – 272 и в Азиатскую Россию – 48; из 536 Курской губернии – 22 на Дальний  Восток, 393 – в Томскую губернию и 116 – в Азиатскую Россию; из 793 Смоленской губернии на Дальний Восток отправились 3, в Томскую область  – 580, в Азиатскую Россию – 210, из 1212 домохозяев Орловской губернии на Дальний Восток – 15, в Томскую  область – 702, в Азиатскую Россию – 495 домохозяев. Причем газета отмечала, что “Томская губерния по-прежнему продолжает пользоваться наибольшим вниманием со стороны переселенцев. ”

    Наиболее  значительным был выход переселенцев из украинских: и центрально-черноземных  губерний вследствие роста аграрного  перенаселения. Первое место по выселению  до 1911 г. принадлежало таким губерниям, как Полтавская, Екатеринославская, Воронежская, Подольская, Курская, Тамбовская, Херсонская, и др. Из нечерноземной  полосы особенно выделялась Могилевская. Из-за голода 1911 года за Урал двинулись  переселенцы и из восточных губерний.

    В. И. Ленин, характеризуя переселение  крестьян в конце XIX века, писал, что  “… из районов выселения идет главным  образом крестьянство среднего достатка, а на родине остаются главным образом крайние группы крестьянства. ”.

    Со  временем картина начинает меняться. Число безземельных и малоземельных крестьян в среде переселяющихся начинает увеличиваться со второй половины 90-х годов XIX века. Оно “достигает значительных размеров в первые годы XX века и становится преобладающим в 1907 – 1911 гг. Именно в эти последние годы переселенческая статистика зафиксировала резкое снижение материального уровня переселенцев и наибольший рост сельскохозяйственного пролетариата в переселенческой массе”.

    Наряду  с низшими группами крестьян в  переселении всегда участвовало  небольшое число кулацких и крепких  середняцких семей. Их переселение вызывалось эксплуататорскими устремлениями. “Переселявшийся кулак заводил на новом месте еще более крупное предпринимательское хозяйство и обогащался на эксплуатации старожильческой и переселенческой бедноты. ” 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Подготовка  участков для крестьян

    Все исследователи, занимавшиеся этим вопросом, отмечают почти полную неподготовленность участков, отводимых переселенцам, вследствие либо халатности, либо профессиональной непригодности чиновников, занимавшихся этим делом. Участки зачастую отводились в местах непригодных для ведения  хозяйства, К тому же, вследствие усилившегося притока переселенцев, этих участков не хватало, и переселенческое управление сочло необходимым урезать наделы старожилов.

    Правительственные чиновники не позаботились заготовить в заселяемых районах соответствующее  наплыву переселяющихся крестьян количество наделов, пригодных для ведения  сельскохозяйственных работ. С. М. Сидельников  указывает, что “… очень редко  соблюдалась и норма земельного обеспечения переселенцев, им часто  отводились худшие земли, до установленной  нормы надел доводился в подавляющем  большинстве за счет земель, непригодных  для ведения сельского хозяйства. ” О неосведомленности переселенческого управления в сложившейся в Сибири ситуации говорит А. И. Комаров, приводя  диалог главноуправляющего землеустройства  и земледелия князя Васильчикова и заведующего переселенческим  делом в Енисейской губернии Сергеева:

” – Сколько вы, г. Сергеев, рассчитываете дать нам текущим летом долей?

– Тысяч тридцать возможно рассчитывать, ваше сиятельство.

– Но нам нужно шестьдесят и ни доли меньше…

– Слушаю-с. ”

Уже в 1907 – 1908 гг. в Енисейской губернии степные и  подтаежные местности были “израсходованы…  полностью, а если встречаются годные немедленно же под заселение места, то это лишь те незначительные клочки, которые остаются после земельного устройства старожилов и, разумеется, далеко не везде”.

Газета “Россия” еще в начале 1907 года писала о  состоянии колонизационного фонда: “Из заготовки прежних лет к 1 января 1907 г. имеется свободных долей (доля – 15 дес. удобной земли): в ближних таежных районах 48.655 дол., в ближневосточных районах 28.000 дол., в степном Семипалатинском районе – 5.699 дол… Однако, из этого количества может поступить под заселение с 1907 г. лишь 5.699 долей, имеющихся в Семипалатинском районе, так колонизационный фонд таежных районов должен быть немедленно списан с учета вследствие отсутствия дорог и отдаленности земель этого фонда от культурных групп старожильческих и переселенческих поселков. ” [Россия, № 336 от 1 января 1907 г., С. 3.]

    А уже к 1909 году переселенческое управление вынуждено было сокращать переселение  и устанавливать численность  переселяющихся “согласно имеющимся  для заселения участкам”, так  как “в прошлом году переселенческое  движение дошло до полумиллиона человек, и для многих участков не оказалось. ” В статье “Повторенная ошибка”  газета “Русское знамя” критиковала  сложившуюся систему отвода участков переселенцам: ” Гоняясь за землею для переселенцев, наше правительство  готово заслать переселенца куда угодно. Для него оно избрало и  Тюменьское направление. Но законопроект ныне далеко не так оптимистичен, как  прошлогодний. Не садить переселенца  на тюменьский “чернозем”, а говорить, что селить поселенцев нужно будет на таежных и болотистых пространствах… ”

    В результате нехватки участков положение  создавалось такое: “Волны переселения, взбудораженные в России на этот раз  уже не злонамеренными людьми, а  благонамеренными земскими начальниками, никак не хотели считаться с тем, что участки не готовы, что дороги к ним не проведены, что переселенческие  пункты еще строятся и т. д. Начались самовольные заселения облюбованных переселенцами мест… ”

    Правительство в связи с создавшимся положением начало предпринимать лихорадочные меры. Помимо свободных земель широко начинают использоваться кабинетские: “В виду невозможности удовлетворить  надвигающееся колонизационное  движение свободными землями Томского уезда. Кабинетом Его Величества по соглашению с главный управлением  землеустройства и земледелия, предположено передать последнему для заселения  переселенцами до 60 земельных участков, площадью в 648.000 десятин, в Барнаульском уезде”. Создавались и новые переселенческие  районы, в частности в Иркутской  губернии в 1907 году: “Работы производятся в бассейнах рек Они, Тагны, Унги и Залари… По предварительным  обследованиям, произведенным в  марте месяце, во вновь открытом районе представляется возможным отвести  под переселение до 50.000 десятин. ”. Такой оптимистичный взгляд на проблему представляется преждевременным, поскольку в марте земля еще  покрыта снегом, и обследование участков мало что могло показать для получения  точного представления.

    Переселенческое управление набрало целый штат съемочного дела. Однако, не было ни системы, ни планомерных  работ в этой области. “И вот началось то, чего и нужно всегда ожидать, когда с малым… масштабом подходят к большому делу. Брали по кусочкам, то, что в первую голову попадало на глаза – лишь бы поместить, лишь бы отвязаться… ”.

    А. И. Комаров отмечает, что делу это  помогало мало: “… все же часть участков, в конце концов, пришлось отводить в тех местах, куда не особенно часто  залетает с костями и ворон”.

    Для поправки создавшегося положения управление снарядило экспедиции, целью которых  было отыскание земель в колонизационный  фонд. В Чуно-Ангарский район направили  инженера Шера, который “обнаружил” 600.000 десятин. Правда, впоследствии оказалось, что он ограничился расспросами, а на месте сам не был, и начальству пришлось перейти к окончательному разгрому лесных дач.

    Уже в 1908 году пришлось снова вернуться  к Чуно-Ангарскому району, где по материалам Шера нарезали 4 тысячи долей, причем не было принято во внимание и то, что селения Чуно-Ангарского района были расположены по рекам, что  промысловые собаки ценились там  очень высоко, а это является верным признаком того, что охота и  рыбная ловля были основным средством  к существованию. Да и хлеб из-за климатических условий там не вызревал.

    После инженера Шера было послано еще две  экспедиции: агрономов Благовещенского  и Шульги. Они начальство не порадовали: “Весь район, за исключением незначительных пространств, расчищенных под пашни  и покосы жителями редких здесь селений, покрыт лесом”, – писал Благовещенский.

    Картина в целом получалась неутешительная: “… пашен нет, ела-ней нет, почва  более, чем ненадежная, сенокосы плохие, болот масса, речки промерзают до дна, климат для сельскохозяйственной культуры весьма и весьма сомнительный, путей сообщения не имеется, а  над всем этим царит глухая мертвая  тайга, где ни одна пядь земли не может быть отвоевана без выкорчевки”.

    Однако  экспедиции, все новые и новые, продолжали снаряжаться. В 1909 году газета “Россия” писала: “На полевой период текущего года Переселенческое управление посылает в различные местности  Азиатской России, для практически  научного обследования, 24 почвенно-ботанические экспедиции… ”. Экспедиции добирались в этом году и до Белого моря: “Для выяснения пригодности для колонизации Печорского края… туда выезжает особая экспедиция… Поднят также вопрос об исследовании… местностей, прилегающих… к Мурманскому побережью. ”

    А. И. Комаров приводит множество примеров, показывающих, насколько непригодными для житья были участки, отводимые  переселявшимся крестьянам. У одного участка большая половина заливалась весной водой, у другого почва  была заболочена, причем “курьезнее же, или вернее, печальнее всего то, что на участках, несмотря на их заболоченность, воды-то все-таки нет” .

    В. И. Ленин, анализируя подготовку участков для переселенцев, писал: “Разумеется, было бы в корне ошибочно считать  эти земли в настоящее время  и в настоящем их виде пригодными для удовлетворения земельной нужды  русского крестьянства. ”.

Для развития переселения  у местного старожильческого населения  нередко отнималась часть земли, а то и сами они сгонялись на худшие земли.

    В целях изъятия земель у местного населения и “водворения” переселенцев на эти земли правительство проводило  в заселяемых районах свое землеустройство  со своеобразным “огораживанием” старожильческих земель. Главноуправляющий приказал замежевать в переселенческие участки “Земельные излишки, оставшиеся от наделов местного населения; предвидимые излишки в районах, где к землеустройству еще не преступлено; излишки в землепользовании нерусского крестьянства” и т. д. Пункт второй циркуляра фактически снимал с местных чиновников всякую ответственность за нарушение земельных интересов старожилов, да и прямо толкал их на такое нарушение, т. к. подготовленной государственной земли не хватало. “Что же еще оставалось делать чиновникам переселенческого управления в этих почти непригодных к заселению местах, как не бессовестнейшим образом обирать старожилов, захватывая у них лучшие участки? Добрались даже до заимок, невзирая на все указы и циркуляры”, – пишет А. И. Комаров. Старожилов буквально заставляли угрозами подписывать документы, в которых они добровольно отказывались от части своих земель.

    В многочисленных заявлениях, приговорах, прошениях в Министерство внутренних дел, переселенческое управление. Государственную  думу коренное население жаловалось, что у них отобраны лучшие пастбищные и другие хозяйственные угодья. Наиболее частыми были просьбы об увеличении земельного надела до 20 – 25 десятин, о  возвращении отнятого у старожилов леса.

    А. И. Комаров считал, что все подобное происходит от состава партий, которые  занимались землеустройством старожилов и в которых нередко не имелось  людей со средним образованием: “… но совершенно отказываюсь понимать центральное переселенческое управление, умудрившееся в 1909 году прислать в глухую сибирскую тайгу в качестве топографа  некоего Козелковского, окончившего  где-то в Германии чуть ли не школу  изящного садоводства”. Некомпетентность землеустроителей, конечно, существенная, но не главная причина безобразной  подготовки участков, суть ее – в  общей политике царизма, чего не мог  понять Комаров в силу своей классовой  ограниченности.