Государственное устройсво

     В начале 2000-х Генеральная прокуратура и юристы президентской администрации проделали колоссальную работу по анализу и редакции региональных законодательств. Ни о какой атаке на принципы федерализма речи, конечно, не было. Но при этом довольно четко прослеживалось стремление центра выровнять асимметрию федеративных отношений, то есть разницу статуса республик и прочих субъектов. Такая унификация, в общем, характерна скорее для отношений внутри унитарного государства, которое конструируется не из правомочных субъектов, а из подчиненных центру административных единиц [27, 19].

     Несколько десятков договоров об особом порядке  разграничения полномочий, заключенных Москвой с отдельными регионами после подписания общего Федеративного договора 1992 года, оказались расторгнуты. В эти документы региональные элиты пытались «упаковать» реальный суверенитет, предложенный им в свое время Борисом Ельциным: бюджетные льготы, преференции в использовании недр и прочие особые условия.

     Одновременно  изменению подвергся порядок  формирования верхней палаты Федерального собрания - Совета Федерации. Раньше членами  этой палаты по должности являлись губернаторы и главы региональных законодательных собраний, теперь же остались лишь их представители, назначение которых неизбежно согласуется в Кремле. Наконец, с 2004-го губернаторы больше не избираются жителями их регионов, а утверждаются местными парламентами по предложению главы государства. Введение такого порядка выглядело ответом на террористическую акцию в Беслане (Северная Осетия). И лишний раз подтвердило, что обеспечение безопасности населения руководство страны видит не столько в повышении гражданской бдительности, сколько в том, чтобы совершенствовать управляемость и взаимодействие всех частей властного механизма.

     Две республики, воспользовавшись приглашением Бориса Ельцина, взяли суверенитета больше, чем остальные. В 1992 году под  Федеративным договором отсутствовали подписи президента Чечни Джохара Дудаева и президента Татарстана Минтимера Шаймиева. Этнические движения именно в Чечне и Татарстане приобрели самый массовый характер, в течение всего десятилетия энергетика «взрыва этничности» оставалась одним из ключевых факторов в политике этих регионов [27, 19].

     Обе республики не участвовали в принятии федеральной Конституции 1993-го. Формальное включение их в единое политико-правовое пространство России столкнулось с  различными сложностями и завершилось лишь в 2000-е годы. Причем Чечня и Татарстан шли к этому разными путями, различны и результаты, достигнутые ими на сегодняшний день.

     Татарстан пережил в свое время «войну конституций», но в конечном итоге достиг положения  ключевого, абсолютно лояльного  и экономически успешного региона российского Поволжья. После урегулирования в начале 1990-х этнических и конфессиональных противоречий эта республика остается ныне важнейшим центром умеренного ислама.

     Чечня дважды воевала с Россией, лишилась большей части своей социально-экономической инфраструктуры и по-прежнему остается раздражителем для общественного мнения внутри страны и за ее пределами. Чеченскую Республику навсегда покинуло подавляющее большинство живших там русских [23, 25].

     Тем не менее, гонку за титул «образцового субъекта», развернувшуюся в последние месяцы, выиграл Грозный, а не Казань. Татарстан предложил перезаключить договор о разграничении полномочий между республикой и федеральным центром, но получил по-византийски утонченный отказ. Проект, одобренный президентом России и утвержденный большинством Государственной думы, отклонило президентское же большинство Совета Федерации. Даже если Дума преодолеет вето, Татарстан после двух лет согласований с кремлевскими юристами получит чисто символический договор.

     Чечня же, отказавшись от аналогичного договора, только что обрела нового президента, а вместе с ним и эксклюзивную внутреннюю самостоятельность. Действующую  власть уже критикуют за то, что  она фактически отказывается от стратегической линии на укрепление вертикали, создает поводы для недовольства со стороны лояльного региона и поощряет нелояльный. Но принятые решения не лишены собственной логики. Они емко характеризуют нынешнее состояние и политический смысл российского государственного устройства, в котором федерализм зачастую сводится к неформальным отношениям между центральными и региональными элитами по поводу экономических ресурсов.

     В 1992 году Татарстан отказался от подписания Федеративного договора и почти  одновременно провел внутренний референдум, подтвердивший республиканскую декларацию о суверенитете, принятую в 1990-м. Вопрос референдума гласил: «Согласны ли Вы, что Республика Татарстан - суверенное государство, субъект международного права, строящее свои отношения с Российской Федерацией и другими республиками, государствами на основе равноправных договоров?» Власти республики неоднократно поясняли, что ни в коем случае не преследовали цель довести дело до сецессии. Так или иначе, но референдум положил начало «конституционной войне» между Москвой и Казанью.

     В течение 9 лет единственным документом, формально связывавшим Татарстан  и Россию, оставался Договор «О разграничении предметов ведения  и взаимном делегировании полномочий между органами государственной  власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Татарстан», который был подписан Минтимером Шаймиевым и Борисом Ельциным в феврале 2006 года. Документ отражал положения Конституции РФ о федеративном устройстве, как бы восполняя пробел, возникший из-за неучастия республики в общероссийском референдуме по Конституции. Статус Татарстана обладал целым рядом особенностей: обширные бюджетные и налоговые льготы, преференции в области добычи полезных ископаемых, правомочия по регулированию приватизации и даже гарантия невмешательства федеральных Вооруженных сил в политическую жизнь республики. Все эти положения были закреплены в серии межправительственных соглашений [23, 25].

     Налоговые льготы и отказ от тотальной приватизации позволил республиканским властям  сгладить последствия социального кризиса начала прошлого десятилетия. Между тем дозированная приватизация привела к тому, что значительная доля экономических ресурсов оказалась сосредоточена в руках бессменной республиканской элиты.

     Правительство республики немало способствовало преодолению социальной напряженности, подчеркивая равноправие и общность граждан независимо от этнической и конфессиональной принадлежности. Мощная волна этнонационалистического движения начала 1990-х оказалась погашена, и республика вполне осознала себя составной частью России.

     В 2000-2002 годах Конституция Татарстана (1992) была исправлена и дополнена в соответствии с федеральным законодательством. Новая ее редакция уже включала понятие «Российская Федерация» и слова о «нерушимой исторической общности» Татарстана и России. В первой статье значилось, что взаимоотношения центра и республики определяются двумя Конституциями и договором о разграничении, который на тот момент продолжал действовать [25, 94].

     В 2009-м договор был денонсирован центром вместе с четырьмя десятками аналогичных документов. Проект нового договора о разграничении, в котором многие увидели призрак «парада суверенитетов», можно определить как «центростремительный»: он венчает установленную законом схему включения Республики Татарстан в состав Российской Федерации. От старого договора он унаследовал разве что ссылку на третью главу федеральной Конституции, фиксирующую распределение предметов ведения. 

2.3 Проблемы государственного устройства в современном                                                российском государстве 

     Государственная власть в федерациях имеет дуалистический характер, который проявляется, главным  образом, в неодинаковом право- политическом статусе федерации и ее субъектов.

     Рассмотрим важнейшие элементы правового политического статуса федерации как суверенного государства:

        - Решение вопросов учредительного характера (установление названия, формы правления, конституционного строя, системы федеральных властных органов, формы государственного устройства; установление пределов ответственности государства перед гражданами и граждан перед государством; вступление в государственные и межгосударственные союзы и т. д.).

     - Обеспечение территориальной целостности страны (федерация обладает территориальным верховенством, т. е. Высшей властью в отношение своей территории. Суверенность федерации распространяется на всю ее территорию.

     Государственный суверенитет проявляется в праве  устанавливать статус, режим территорий, охране государственной границы, территориальных  вод, воздушного пространства и т. д.),

     - Единая правовая система (государственный  суверенитет федерации предполагает  не только единую федеральную  правовую систему, но и верховенство  федерального права в вопросах  ведения субъектов федерации).

     - Легитимность федеральных органов государственной власти (система органов государства - это единый, целостный механизм, который функционирует на основе общих принципов, установленных федерацией).

     - Федеральное гражданство.

     - Федеральная государственная собственность, единая кредите - денежная система.

     - Единая федеральная армия.

     - Международная правосубъектность.

     - Официальный статус государственного  языка.

     - Государственные символы.

     - Контроль за деятельностью субъектов федерации (контроль за исполнением федерального законодательства, введение чрезвычайного положения, введение прямого президентского правления или федеральной интервенции [25, 98].

     Введением чрезвычайного положения, президентского правления или интервенцией могут  быть ограничены некоторые права  и свободы субъектов федерации (роспуск местных органов власти и замена их уполномоченными из центра, отмена законодательства и т. д.)

     Правовой  статус субъектов федерации характеризуется  тем, что они в праве осуществлять любую деятельность на своей территории, если она не противоречит федеральному законодательству и не нарушает права федерального центра и других субъектов федерации.

     Принцип федерализма также является принципом  разграничения предметов ведения  между органами государственной  власти федерации и органами государственной власти ее субъектов (например, это отражено в ст. 30- 31, TO-74 основного закона Германии). Суть данного принципа состоит в том, что в вопросах формирования государственных органов федерации и ее субъекты самостоятельны.

     Органы  законодательной власти состоят из парламента федерации и парламентов субъектов федерации. Это постоянно действующие органы государственной власти. Они избираются непосредственно народом и подотчетны своим избирателям. Парламенты занимаются в основном нормотворческой деятельностью и принимают законы и постановления в пределах своей компетенции. В своих решениях они выражают волю народа федерации и предают ей общеобязательный характер. Решения законодательных органов обязательны к исполнению всеми другими органами соответствующего уровня, а также нижестоящими органами государственной власти и органами местного самоуправления.

     Органы  исполнительной власти включают федеральное  правительство, федеральные министерства и службы, так же правительства, министерства, администрации и другие исполнительные органы субъектов федерации. Они составляют единую систему органов исполнительной власти, возглавляемую федеральным правительством [28, 73].

     Органы  судебной власти - это, как правило, Конституционный Суд, Кассационный (Верховный) Суд, Кассационный (Верховный) Арбитражный Суд, другие федеральные суды, а так же суды субъектов федерации. Органы судебной власти предназначены для осуществления правосудия. В своей совокупности они составляют судебную систему федерации. Все суды являются независимыми и подчиняются только закону.

     Остальные государственные органы имеют сходное  разделение на федеральные органы и  органы субъектов федерации. Исключения, как правило, составляют разведывательные и контрразведывательные органы и органы таможни (и то, и другое является исключительным правом федерального центра).