Правомерность применения смертной казни

Необходимо отметить, что четырнадцатый признак смертной казни, предложенный А.С. Михлиным,  является обобщением выше перечисленных. Ссылаясь на УК РФ, он называет ее исклю­чительной мерой наказания. Такая характеристика представляет­ся обоснованной всеми теми признаками, о которых речь шла выше. Исключительность смертной казни определяется тем, что она является временной мерой (в Конституции РФ установлено, что смертная казнь может применяться «впредь до ее отмены»), но самым суровым наказани­ем, назначается за очень узкий круг наиболее тяжких умыш­ленных преступлений, применяется достаточно редко и еще реже приводится в исполнение вследствие помилования весь­ма значительной части осужденных.

В противовес точке зрения Михлина А.С. можно привести мнение Жильцова С.В., который не согласен с содержанием некоторых признаков, выделяемых первым автором. Так, С.В. Жильцов считает, что наказание предполагает исправление преступника; по этому поводу он пишет: «наказание, следуя простому здравому смыслу, должно предполагать последующее исправление преступника. Но смертная казнь как раз и лишает человека после­днего шанса на исправление».

Исходя из определения понятия «признак»: показатель, примета, знак по которому можно узнать, определить что-нибудь, - не все выделенные признаки А.С. Михлина являются признаками смертной казни в подлинном смысле слова [10].

Проведенный нами теоретический анализ данной проблемы показал, что несостоятельными являются следующие признаки смертной казни: второй, третий, десятый, одиннадцатый и двенадцатый. Второй признак, заключающийся в том, что смертная казнь вызывает страдания у осужденных, является несостоятельным, поскольку это лишь предположение, фактически не доказанное. Третий признак, суть которого состоит в страдании близких приговоренного к смертной казни, является необоснованным, так как осужденный может не иметь родственников или близких ему людей, либо, близкие ему люди могут не испытывать страдания при казни по различным причинам. Десятый признак смертной казни, заключающийся в том, что данное наказание - временная мера, некорректен, поскольку данная характеристика соответствует лишь некоторым странам; данная аргументация объясняет несостоятельность также одиннадцатого и двенадцатого признаков.

Таким образом, признаками смертной казни, в подлинном смысле этого слова, являются следующие из описанных выше: первый, четвертый, пятый, шестой, седьмой, тринадцатый и четырнадцатый.

Следовательно, можно заключить, что смертная казнь - это самое суровое наказа­ние, являющееся исключительной мерой и принуждением, применяющееся от имени государства и только по приговору суда, имеющее своей целью достижение частной превенции.

Исходя из того, что смертная казнь это, прежде всего, наказание, применяющееся от имени государства, т.е. власти, мы считаем необходимым, для более глубокого анализа изучаемой проблемы,  обратиться к работе французского философа М. Фуко «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» (1975), в которой рассматриваются понятия «наказания» и «власти».

1.2. Понятия власти и наказания по М. Фуко

М. Фуко является первым философом, который рассмотрел понятие «наказание» и в связи с ним понятие «власти» с точки зрения философии как науки.

Начиная книгу с описания публичной казни (1757), а также, воспроизводя распорядок дня для Парижского дома малолетних заключенных (1838), Фуко приходит к выводу о том, что в течение менее чем века (середина 18 – первая треть 19 в.) произошло «исчезновение публичных казней с применением пыток: за несколько десятилетий исчезло казнимое, пытаемое, расчленяемое тело, символически клеймимое в лицо или плечо, выставляемое на публичное обозрение живым или мертвым. Исчезло тело как главная мишень судебно-уголовной репрессии». В итоге, по мысли Фуко, «наказание постепенно становится наиболее скрытой частью уголовной процедуры»; «из наказания исключается театрализация страдания». Наказание переходит из области «едва ли не повседневного восприятия» в сферу «абстрактного сознания»: правосудие больше не берет на себя публично ответственность за насилие, связанное с его отправлением. По Фуко, «техника исправления вытесняет в наказании собственно искупление содеянного зла и освобождает судей от презренного карательного ремесла». Происходит ослабление власти над телом человека; «тело служит теперь своего рода орудием или посредником: если на него воздействуют тюремным заключением или принудительным трудом, то единственно для того, чтобы лишить индивида свободы, которая считается его правом и собственностью. На смену палачу, этому прямому анатому страдания, приходит целая армия специалистов: надзиратели, врачи, тюремные священники, психиатры, психологи, воспитатели». На что же направлена в настоящее время (и до сегодняшнего дня) система исполнения наказаний? – ставит вопрос Фуко и сам отвечает: «Наказание, скажем так, должно поражать скорее душу, чем тело». «Преступление и проступок» как объект судебно-уголовной практики глубоко изменилось: судят юридические объекты, определенные в Кодексе, но, согласно Фуко, «судят также страсти, инстинкты, аномалии, физические недостатки, неприспособленность, последствия воздействия среды или наследственности; наказывают акты агрессии, но через них и агрессивность; ...убийства, но также влечения и желания». Общество, таким образом, начало судить уже не преступления, а «душу» преступников. В структуру судопроизводства и вынесения судебного приговора «внедрился целый комплекс оценочных, диагностических, прогностических и нормативных суждений о преступном индивиде». Как подчеркивает Фуко «целое поле новых объектов, новый режим истины и множество ролей, дотоле небывалых в отправлении уголовного правосудия. Знание, методы, «научные» дискурсы формируются и постепенно переплетаются с практикой власти наказывать» [9].

Фуко формулирует несколько «основных правил» своего исследования. В контексте нашей работы нас интересуют одно из них: наказание необходимо рассматривать как сложную общественную функцию.

Говоря о власти, Фуко постулирует, что власть – это стратегия, а не достояние, это «механизмы, маневры, тактики, техники, действия». Это «сеть неизменно напряженных, активных отношений», а не «привилегия, которой можно обладать». Это «совокупное воздействие стратегических позиций» господствующего класса. Отношения власти у Фуко «не локализуются в отношениях между государством и гражданами», для них характерна «непрерывность», они «выражаются в бесчисленных точках столкновения и очагах нестабильности, каждый из которых несет в себе опасность... временного изменения соотношения сил».

Таким образом, М. Фуко из понятий власть и наказание выводит технику власти наказывать. Он формулирует несколько главных правил, на которых основывалась «семиотическая техника власти наказывать»: 1) правило минимального количества: с идеей преступления связывалась идея скорее невыгоды, нежели выгоды; 2) правило достаточной идеальности: сердцевину наказания должно составлять не столько действительное ощущение боли, сколько идея боли – «боль» от идеи «боли»; 3) правило побочных эффектов: наказание должно оказывать наибольшее воздействие на тех, кто еще не совершил проступка; 4) правило абсолютной достоверности: мысль о всяком преступлении и ожидаемой от него выгоде должна быть необходимо и неразрывно связана с мыслью о наказании и его результате – законы должны быть абсолютно ясными и доступными каждому; 5) правило общей истины: верификация преступлений должна подчиняться критериям, общим для всякой истины – отсюда, в частности, идея «презумпции невиновности» – научное доказательство, свидетельства органов чувств и здравый смысл в комплексе должны формировать «глубинное убеждение» судьи; 6) правило оптимальной спецификации: необходима исчерпывающе ясная кодификация преступлений и наказаний – при конечной ее цели в виде индивидуализации (особо жесткое наказание рецедивистов как осуществивших намерения очевидно преступной собственной воли) [9].

Из трех способов организации «власти наказывать» – а) церемониале власти суверена с публичными пытками и казнями, б) определение и восстановление «оступившихся» субъектов как субъектов права посредством использования систем кодированных представлений и в) института тюрьмы – возобладал последний [15].

Так образом, из выше сказанного для дальнейшего теоретического анализа рассматриваемой нами проблемы и достижения цели, поставленной нами в начале исследования, мы видим возможным, использовать следующие положения М. Фуко: наказание необходимо рассматривать как сложную общественную функцию, а власть - как стратегию, механизмы, маневры, тактики, техники, действия, берущую на себя обязанность исполнения этой функции.

Из этого следует, что смертная казнь, как способ наказания, прежде всего, должна иметь определенные общественные функции и осуществляться властью.

2. СИСТЕМА ДОВОДОВ, ВКЛЮЧАЮЩАЯ АРГУМЕНТЫ, ОТНОСИТЕЛЬНО ПРАВОМЕРНОСТИ ПРИМЕНЕНИЯ СМЕРТНОЙ КАЗНИ

Существует множество мнений относительно проблемы правомерности применения смертной казни. Эти соображения включают доводы сторонников отмены смертной казни и доводы сторонников ее сохранения. Необходимо рассмотреть каждую группу доводов.

2.1. Доводы, отражающие аболиционистскую точку зрения

Имеется значительное количество доводов за отмену смертной казни. Эти доводы высказываются как людьми, которые напрямую занимаются этой проблематикой, так и теми, кто не имеет прямого отношения к данному феномену. Но и те, и другие, то есть противники смертной казни, носят название «аболиционисты» (от abolition, от латинского  abolitio- уничтожение, отмена).

Одним из тех, кто не занимался профессионально данной проблемой, но посчитал необходимым высказаться за отмену смертной казни, был академик А.Д. Сахаров. Так, в своем письме в  Организационный  комитет симпозиума по проблеме смертной казни, которое было прочитано на симпозиуме, организованном Международной амнистией в декабре 1977 года, им было написано: «Я считаю смертную казнь жестоким и безнравственным институтом, подрывающим нравственные и правовые устои общества. Государство в лице своих чиновников, как все люди, склонные к поверхностным выводам, как все люди, подверженные влияниям, связям, предрассудкам и эгоцентрической мотивации поведения, - присваивает себе право на самое страшное и абсолютно необратимое действо: лишение жизни». Таким образом, А.Д. Сахаров присоединяется к ряду доводов за отмену смертной казни.

Аргументы, которые высказываются противниками смертной казни достаточно многочисленны. Некоторые из них звучат убедительно, некоторые убедительными назвать сложно.

Проанализированные нами доводы, мы считаем возможным разделить на три группы:

К первой группе, нами были отнесены этические доводы, в которые входят моральные аргументы против смертной казни:

1. Смертная казнь оказывает нравственно развращающее воз­действие на общество.

Так, Гусейнов А.А. и  Апресян Р.Г. считают, что «она оказывает такое воздействие непосредственно через людей, причастных к ней, и косвенно — тем, что в обществе самим фактом наличия смертной казни утверждается мысль, будто убий­ство хотя бы в каких-то случаях может быть справедливым, благим делом».

Граждане получают дополнительный мотив самим выступать стражами справедливости и путем самосуда расправляться с пре­ступниками (например, убийцей), в особенности, если они при­держиваются мнения, что государственные чиновники недобросо­вестно исполняют свои функции[1].

Доказательством развращающего влияния смертной казни, по их мнению,  яв­ляется то, что она фактически воспринимается и практикуется как страшный порок. Она совершается только как нечеловеческое, постыдное дело: палачи скрывают свою профессию; придумывают­ся такие способы смертной казни, чтобы вообще нельзя было узнать, кто выступает в роли палача.

2. Смертная казнь нарушает пределы компетенции человека.

Приводящие этот аргумент считают, что человек не властен над жизнью, что жизнь есть условие человечес­ких деяний и необходимо должна оставаться их пределом. Кроме того, человек не может безусловно судить о виновности, а еще менее говорить об абсолютной неисправимости преступника.

Так же они основываются на эмпирических наблюдениях, которые показывают, что смертный приго­вор часто производит в том, кому он предназначен, глубокий духовный переворот; приговоренный начинает смотреть на мир другими, просветленными, совсем не преступными глазами. По крайней мере, в некоторых случаях казнь, даже если она не является судебной ошибкой, осуществляется тогда, когда в этом нет никакой нужды.

3. Смертная  казнь есть покушение на коренной нравственный принцип самоценности человеческой личности, ее святости.

По этому поводу Гусейнов А.А. и  Апресян Р.Г. пишут: « В той мере, в какой мы отождествляем мораль с ненасилием, с требованием «He убий», смертная казнь не может иметь нравст­венной санкции, ибо она есть нечто прямо противоположное. Не только аргументацией, которая ее обрамляет, но и фактом своего существования смертная казнь есть попытка контрабандным путем провести мысль, будто убийство может быть человеческим, разумным делом»[1].

4. Смертная казнь бесчеловечна с точки зрения нравственных и религиозных принципов.

Этот аргумент поддерживают в большей степени религиозные люди и именно они признают его очень убедительным. «Среди противников же смертной казни распространено мнение, суть которого  в том, что признание ценности человеческой жизни не распространяется на особо опасных преступников».

Ко второй группе мы отнесли такие доводы, в которые вошли аргументы, появившиеся вследствие верного понимания цели, которую преследуют, приводя приговор к смертной казни в исполнение: основной целью исполнения приговора к смертной казни сторонники данной позиции считают частную превенцию. В свою очередь, проведенный нами теоретический анализ, позволивший сформулировать определение смертной казни, также показал, что ее целью является частная превенция.