Основные направления в русской социологии Конца Х1Х – начала ХХ века

 

Также Ковалевский выдвинул идею эволюции, т.е. органической смены стадий общественного развития. Он считал, что, используя сравнительно-исторический метод через “параллельное изучение факторов и явлений общественной эволюции народов, можно выявить общую форму поступательного движения общественной жизни”. С помощью этого метода он пытался выявить общее и особенное в социальных явлениях.

 

Необходимо признать важность представления  Ковалевского об объективном и поступательном характере развития общества, что  как раз и влияет на определенную последовательность перехода от одной стадии развития к другой. Например, он отмечал невозможность заимствования разных социальных и правовых учреждений одной страны у другой, если страна объективно для этого еще не готова и эти страны находятся на различных ступенях развития.

 

Ковалевский поставил перед собой  задачу выявить в истории различных  народов однотипные институты, всесторонне  их изучить, используя письменные и  этнографические данные, а также  сравнительно-исторически их осмыслить. Главным образом его интересовал генезис, истоки основных социальных институтов. Предметом его изучения и социологического осмысления были следующие важнейшие институты — род, семья, община, институт частной собственности и государство.

 

Необходимо отметить, что Ковалевский не был непосредственным создателем сравнительно-исторического метода. Уже Монтескье в своих работах применял сравнения. Первоначально этот метод был методом правовой науки. С помощью его устанавливались общие юридические нормы, а также выяснялось происхождение, развитие и функционирование этих норм в законодательствах разных стран. В XIX веке сравнительно-исторический метод становится общепризнанным и получает разнообразное применение во многих науках. Сравнительно-исторический метод — это разновидность исторического метода. С его помощью “путем сравнения выявляется общее и особенное в исторических явлениях, достигается познание различных исторических ступеней развития одного и того же явления или двух разных сосуществующих явлений” /131, с.328/.

 

Следует подчеркнуть, что социологическая теория Ковалевского — это очень сложное и многообразное явление, которое органически слито с его историческими исследованиями.

ОРТОДОКСАЛЬНЫЙ  МАРКСИЗМ

 

Параллельно с субъективной социологией и  плюралистическими идеями Ковалевского и даже в борьбе с ними в России развивались и получали широкое распространение идеи марксистской социологии.

 

Теоретиком  ортодоксального марксизма был  Георгий Валентинович ПЛЕХАНОВ (1856—1918) — крупный мыслитель-марксист, деятель  мирового революционного движения, один из основателей социал-демократической партии в России и первый продолжатель (после Энгельса) и пропагандист идей Маркса. Плеханов первый в истории социологии теоретик-марксист, предпринявший серьезно аргументированную критику идеологии народничества.

 

Основные  его работы: “Социализм и политическая борьба” (1883), “Наши разногласия” (1884), “Очерки по истории материализма” (1894), “К вопросу о развитии монистического взгляда на историю” (1895), “К вопросу  о роли личности в истории” (1898), “Французская драматическая литература и французская живопись XVIII века с точки зрения социологии” (1905), “Пролетарское движение и буржуазное искусство” (1905), “Основные вопросы марксизма” (1908), “Materialismus mieitans” (ответ г. Богданову) “О так называемых религиозных исканиях в России” (1909), “Искусство и общественная жизнь” (1912—1913), “История русской общественной мысли” (1914—1917) и др.

 

В его начальных  работах была сделана первая попытка  марксистского анализа русской  экономики, указано на формирование капиталистических отношений в России, а также обоснована революционная роль формирующегося русского пролетариата. Более поздние его работы направлены на систематическое изложение исторического материализма, в них рассматривались вопросы социальной психологии, социально-классовой структуры общества и другие проблемы.

 

В своих  произведениях он дал глубокую и  основательную критику методологических основ буржуазной и мелкобуржуазной  социологии, противопоставил им марксистскую социологию — исторический материализм. Ему принадлежит первый в марксистской литературе глубокий критический разбор субъективного метода социологии. Он внес большой вклад в развитие марксистского направления социологии.

 

Плеханов  писал, что совершенный Марксом  и Энгельсом переворот в науке привел к тому, что теперь “нет ни одной отрасли социологии, которая не приобретала бы нового и чрезвычайно обширного поля зрения, усваивая их философско-исторические взгляды”. Он подчеркивал, что научный социализм изгоняет идеализм “из его последнего убежища — социологии, в которой его принимали с таким радушием позитивисты”/116, т.1, с. 70/. Исторический материализм, по его мнению, был марксистской социологией, его методологическим инструментом выступал диалектический метод.

 

Он стал родоначальником разработки на основе принципа материализма в истории проблем, которые были традиционны для всей мировой социологии. Это такие проблемы, как социология личности, социология искусства, социальная психология (социология на психологической основе), социология познания и другие.

 

Важное  значение для развития теоретической  социологии имело рассмотрение Плехановым вопросов методологии научного предвидения  в социальном познании. Под научным  предвидением он понимал выработку  представлений о направленности и тенденциях общественных процессов, а не составление точных прогнозов этих общественных процессов.

 

Плеханов  указывал, что социология марксизма, в отличие от социологии буржуазных теоретиков, наука предвидящая. При  этом выступал против смешивания двух различных видов предвидения: первое — это направление и общие результаты исторического развития, второе — содержание отдельных исторических событий, из которых складывается реальный исторический процесс. Он отмечал: “Социологическое предвидение отличается и всегда будет отличаться очень малой точностью во всем том, что касается предсказания отдельных событий, между тем как оно обладает уже значительной точностью там, где надо определить общий характер и направление общественных процессов”/114, т. 3, с. 50/.

 

Плеханов анализирует и конкретизирует важнейшие проблемы марксистской социологии, а некоторые даже творчески развивает.

 

При рассмотрении законов социологии он отмечает, что они всеобщи. Он утверждает, что общественные законы не фатальны. Плеханов писал: “Законы общественного развития также мало могут осуществляться без посредства людей, как законы природы без посредства материи. Но это вовсе не значит, что ”личность“ может игнорировать законы общественного развития. В самом лучшем случае она будет наказана за это тем, что станет в положение смешного Дон-Кихота”/115, т.1, с. 490/.

 

Плеханов доказывал несостоятельность  теории фактов в социологии. “В истории  развития общественной науки,— писал  Плеханов,— эта теория играла такую  же роль, как теория отдельных физических сил в естествознании. Успехи естествознания привели к учению об единстве этих сил, к современному учению об энергии. Точно так же и успехи общественной науки должны были привести к замене теории факторов, этого плода общественного анализа, синтетическим взглядом на общественную жизнь” /112, с.242/.

 

Он обстоятельно критиковал эклектизм, теоретической основой которого выступала теория фактов. Поэтому  критике была подвергнута субъективная социология народников, плюралистические взгляды Ковалевского и др.

 

Он критиковал политическую и теоретическую несостоятельность  народников при решении вопроса  о роли народа в истории. Плеханов указывал, что, революция — это  не заговор группы интеллигентов, а  движение самих масс. Историю делают народные массы, а не “критически мыслящие” личности по их произволу и фантазии. Учение о критически мыслящих личностях представляет собой идеализм, отрицание закономерности в истории и признание на деле господства случайности в общественном процессе. В отличие от них марксисты же отстаивали существование закономерностей в обществе. “Субъективный же социолог изгоняет законосообразность во имя "желательного", и потому для него не остается другого выхода, как уповать на случайность. На грех и из палки выстрелишь — вот единственное утешительное соображение, на которое может опереться добрый субъективный социолог”.

 

Его статья “К вопросу о роли личности в истории” направлена против субъективистского  и в то же время против фаталистского  понимания роли личности в истории. Он не придавал личности значение главной движущей силы истории, личность для него — это элемент общественно-исторического процесса, который начинает играть в нем существенную роль “лишь тогда и постольку, где, когда и поскольку ей позволяют это общественные отношения”.

 

Он подчеркивал определяющее значение исторической необходимости в действиях  личности, при этом не занижал роль исторической инициативы и активности личности в историческом процессе на определенном этапе развития общества. Рассматривал взаимосвязь перехода возможности в действительность. Подробно обсуждал тему героя (как происходит его выдвижение, кто он такой). При определении значения влиятельных личностей в истории он писал, что “влиятельные личности благодаря особенностям своего ума и характера могут изменять индивидуальную физиономию событий и некоторые частные их последствия, но они не могут изменить их общее направление, которое определяется другими силами” /110, с.326/.

 

Проблема роли личности в истории  рассматривалась Плехановым с разных сторон: личность и необходимость, личность и объективная закономерность исторического процесса, личность и историческая случайность, личность и развитие производительных сил и общественных отношений, активная роль личности в развитии исторических событий. Таким образом, им были разработаны основы теории личности.

 

Исторической заслугой Плеханова  является также критика буржуазной философии: неокантианство, махизм в  разных его проявлениях.

 

Неокантианцы выступали против материализма и диалектики. Они придерживались взгляда, что естествознание, хотя и накапливает и обобщает новые факты, все же каждый раз приводит к недоступной для научного исследования области, то есть люди заключены в тюрьму своих восприятий, они остаются как бы слепыми от рождения по отношению к тому, что лежит вне их. В эпоху кризиса буржуазного естествознания агностицизм был свойственен некоторым естествоиспытателям. Неокантианцы использовали его для обоснования субъективного идеализма, заявляя, что мир заключен в мышлении, не стоит строить догадки по поводу “вещи в себе”, а естествознание пусть исходит из единственно познаваемой реальности — мышления.

 

Они выступали против материалистического  понимания истории. Закономерности, присущие естественным наукам, не свойственны  такой науке, как история. Объектом истории в отличие от естествознания выступает индивидуальное, особенное, неповторимое. Так как исторический процесс индивидуален, абсолютно релятивен и изменчив, то она не способна установить закономерности. Отвергнув объективную закономерность в историческом процессе, неокантианцы тем самым упразднили и историю как науку.

 

Плеханов, уделив большое внимание критике априоризма неокантианцев, доказал, что их Субъективно-идеалистические  представления приходят в конфликт с наукой. Он подверг также критике  тезис неокантианцев о несостоятельности социологии как науки. Плеханов подчеркивал, что основной недостаток неокантианцев заключается в том, что мышление у них всегда оторвано от бытия.

 

В ответе Штаммлеру, выступающему против материалистического понимания истории, на его противопоставление естественного явления общественному явлению и, обосновывая материалистическую позицию, он писал: “Восход солнца не связан с общественными отношениями людей ни как причина, ни как следствие. Поэтому его можно противопоставлять, как явление природы, сознательным стремлениям людей, тоже не имеющим с ним никакой причинной связи. Не то с общественными явлениями — с историей. Мы уже знаем, что история делается людьми; стало быть, человеческие стремления не могут не быть фактором исторического движения. Но история делается людьми так, а не иначе вследствие известной необходимости, о которой мы уже достаточно распространялись выше. Раз дана эта необходимость, то даны, как ее следствие, и те стремления людей, которые являются неизбежным фактором общественного развития. Стремления людей не исключают необходимости, а сами определяются ею. Значит, и противопоставление их необходимости есть большой грех против логики” /113, с. 193/.

 

Плеханов подчеркивает, что только понимание целесообразной деятельности человека во внутренней связи с исторической необходимостью дает возможность понять историю общества как объективный процесс. “Социология, — указывает он, — становится наукой лишь в той мере, в какой ей удается понять возникновение целей у общественного человека (общественную "телеологию") как необходимое следствие общественного процесса, обусловливаемого в последнем счете ходом экономического развития” /113, с.193/. К сожалению, вклад Плеханова в развитие социологии еще недостаточно полно изучен.

 

Во время первого этапа появление  новой науки было встречено довольно настороженно правящей бюрократией. В  России со стороны властей с самого начала к социологии сложилось однозначно негативное отношение. Так, например, термин “прогресс” до 1860 г. был официально запрещен правительством. Слово “эволюционизм” также подвергалось гонениям, особенно со стороны теологов, так как они усматривали в нем материалистический смысл. Помещичье-буржуазное правительство России, испытав социологический опыт” народников, стало рассматривать социологию как “крамольную науку”.

 

Этим объясняется то, что подавляющая  часть социологов в этот период преследовалась в той или иной форме (ссылки, вынужденная  эмиграция, тюрьма, увольнения, “грозные предупреждения” и т.п.) и не всегда только за антиправительственную деятельность. Публиковать свои работы они вынуждены были за границей. Русские социологи в отличие от западных долгое время не имели своих исследовательских учреждений, кафедр, журналов, что также отрицательно сказывалось на положении социологии в России.