История благотворительности в России

 Он  буквально вынудил земцев принять  решение, не сходя с места, и в  течение нескольких дней была открыта  временная психиатрическая больница. Одновременно он обратился с призывом собрать деньги на новую лечебницу. Сбор средств Алексеев, как отмечают современники, всегда начинал с себя: вместе с женой он внес на психиатрическую  больницу 350 тыс. рублей. Уважение к этому человеку и его пример сыграли свою роль: за один только 1889 год деньги пожертвовали более 60 предпринимателей, многие со стандартной формулировкой: «На призрение душевнобольных по почмну городского головы Н.А. Алексеева».

   Не всегда, правда, достаточно было  только вдохновляющей речи Алексеева.  Известный предприниматель С.И.  Четвериков (родной брат упоминавшегося  выше Дмитрия Четверикова и  содиректор семейной фирмы; он  удочерил неизлечимо больную  племянницу Наташу Четверикову  после смерти ее родителей) рассказывает в своих воспоминаниях об одном нашумевшем случае с купцом Т. (Иван Сергеевич Титов (1840-1901); купец 1-й гильдии, потомственный почетный гражданин, владелец торговли сукном в Верхних торговых рядах на Красной площади (шесть лавок); крупный благотворитель (жертвовал на строительство церквей, стипендии в училищах, пособия бедным невестам и т.д.), который «кроме своего исключительного богатства был известен и своей исключительной скупостью»: «На каком-то собрании, на котором присутствовали все видные представители купечества и между ними Т., Николай Александрович подошел к нему и сказал: "Как вы меня обидели, Иван Сергеевич!" -"Чем это?" - спросил Т. "Да как же, - ответил Алексеев, - вы человек столь богатый, на такое святое дело подписали всего 10 тыс., а я вот что было задумал: если бы Иван Сергеевич подписал мне 50 тыс., то я решил ему поклониться в ножки". - "Ну, знаете, Николай Александрович, - сказал Т., - чтобы посмотреть, как московский городской голова тебе кланяется в ноги, за это, пожалуй, действительно, 50 тыс. не жаль". Алексеев немедля стал на колена, сказав: "Пока не вручите чек на 40 тыс. (известно было, что Т. всегда носил при себе чековую книжку) - не встану". Сконфуженный Т. старался его поднять, уверяя, что исполнит его просьбу, но Алексеев повторял: "Пока не вручите чека - не встану". Пока побежали за чернильницей и пером, Алексеев продолжал стоять на коленях. Когда, наконец, чек был вручен, он, встав и стирая с колен пыть, сказал: «Ведь вот какой казус вышел, ведь я было решил и за 25 тысяч на колена-то встать!». При общем веселом настроении собрания сконфуженный Т. Поспешил ретироваться».

 В небольшой  срок на новую больницу (впоследствии ей было присвоено имя Н.А. Алексеева) было собрано окола полутора миллионов  рублей. По роковому стечению обстоятельств  Алексеев погиб от руки психически больного человека, выстрелившего в  него без всякой причины во время  приема в городской думе.

 Конечно, многими жертвователями двигало  непосредственное впечатление от человеческих страданий, отзывчивость к происходящим в России как можно больше территории, принадлежавшей хаосу, несчастью и  неустроеннности.

   Все они делали сами: сами находили  проектировщика, сами строили, оборудовали.  И велись благотворительные дела  по-хозяйски, экономно, бережливо - все  расходы шли через бухгалтерию  фирмы и тщательно проверялись. 
Мотивы к благотворению бывали разными, но единым было убеждение в том, что благотворить - естественно и необходимо. В ходу была поговорка, переделанная из французского noblesse oblige («знатность обязывает») Павлом Павловичем Рябушинским: «Богатство обязывает». Павел Третьяков, встретив непонимание дочерей, ожидавших от него большей финансовой поддержки, объяснил свою позицию в письме к одной из них: «Прожить наследство можно всякое, как бы оно велико ни было... Моя идея была с самых юных лет наживать для того, чтобы нажитое для общества вернулось бы также обществу (народу) в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня никогда во всю жизнь»[9].

Глава 3. Филантропы с Большой  буквы: два Фёдора.

«Спешите  делать добро…»

 Ф.П. Гааз

 Как говорилось выше, главный принцип  филантропии- человеколюбие. Примеров можно привести огромное количество, ведь благотворительной деятельностью  занимались не только купцы, аристократы, богатые крестьяне, предприниматели  и царские особы, но и многое скромные российские обыватели- учителя и  торговцы, ремесленники и медики.

 Хотелось  бы в данной главе сказать о  двух ярких личностях, двух Фёдорах, которые оставили неизгладимый след не только в истории России, но и в сердцах людей.

 Во-первых, Федор Михайлович Ртищев - близкий советник царя Алексея Михайловича. Он первым в России предпринял попытку объединить частную благотворительность с государственной.

   Родился Федор Михайлович он в семье городового дворянина и уже в 15 лет был вёрстан поместьем, то есть зачислен на военную службу с одновременным назначением земельного и денежного жалованья, и стал «новиком», а затем, так же как и его отец, лихвинским городовым дворянином. [10]

 Поселившись в 2 верстах от Москвы, он стал жить отшельником  и свое имущество раздавать бедным. Молва об его благотворительности  достигла царя Алексея Михайловича, который приблизил его к себе, возведя в сан постельничего.

 Фёдор Ртищев сопровождал царя в походах против  Речи Посполитой, выступая послом и доверенным лицом Алексея Михайловича. Во время Русско-польской войны Фёдор Михайлович подбирал больных и раненых и довозил их до места стоянки, причём нередко уступал тяжёлым больным место в своей повозке, а сам садился верхом на коня. Для размещения больных, раненых и обмороженных Ртищев нанимал в попутных городах дома, находил врачей, заботился о пропитании подопечных, расходуя на это собственные средства. Ртищев организовал ряд больниц для раненых солдат, причем не только русских, но и пленных польских и шведских. На личные и государственные средства он выкупал русских солдат из плена. По его инициативе на улицах Москвы подбирали калек, немощных, старых и даже пьяниц, и свозили их в специальные дома, где лечили или содержали до конца жизни. Все это Федор Ртищев организовывал в основном на собственные деньги. Значительную сумму ему передала царица Марья Ильинична. «Больницы Федора Ртищева» продолжали существовать на частные пожертвования и после его смерти.  Туда принимали неизлечимо больных, стариков, слепых и содержали на добровольные пожертвования.

 В другом доме Ртищев устроил временный приют. Его слуги разыскивали и приводили  в этот дом больных, неимущих и  пьяных. Там больных лечили, неимущих кормили и одевали, пьяных протрезвляли. Ртищев посещал этот дом и наблюдал за тем уходом, каким пользовались его случайные обитатели.

 Особенно  ярко проявилась благотворительность  Фёдора Ртищева в 1671 году, во время сильного голода в Вологде. Он послал вологодскому архиепископу Симону 200 мер хлеба, а затем 900 рублей серебром и 100 золотых, вырученных главным образом от продажи своего имущества, включая одежду и утварь.

 Недалеко  от Арзамаса Ртищев владел большим участком земли. Узнав, что эта земля нужна городу, а у арзамасцев нет средств на её приобретение, Ртищев подарил эту землю городу.

За ведение  переговоров царь  пожаловал его  в «окольничие» и  указал Ртищеву «сидеть во дворце», то есть назначил дворецким, а эту должность занимали обыкновенно только бояре. Его хотели возвести в бояре, но он отказался от этой чести. Но не отказался от другой более важной для него и всего государства роли «второго дядьки» Алексея Алексеевича, наследника престола. Но, когда тот совершенно неожиданно скончался,  Ртищев тяжело переживал эту потерю, он удалился от двора и от государственно деятельности и через три с половиной года скончался. [4]

 Федор Петрович Гааз.

 Немецкий  врач, проживший в России практически  всю жизнь. Он вошел в российскую историю как выдающийся гуманист, врач-исследователь, организатор здравоохранения, филантроп. За почти полувековое  жертвенное служение самым обездоленным тогда в России - заключенным - русский  народ прозвал его «Святым  доктором» и «Божьим человеком». Потратил на благотворительность всё  свое состояние. Фёдору Петровичу Гаазу  принадлежат знаменитые слова: «Спешите делать добро!» Впервые в России он последовал этому библейскому  призыву.

 В ранг “святого доктора” Гааза возвели  заключенные, когда тот стал главным  врачом московских тюрем. На этом, пожалуй, самом трудном, поприще генерал-медик  трудился почти двадцать пять лет. Гааз внес в тюремный миропорядок столько  нового, гуманного и неординарного, что его идеи сохраняют свою актуальность до настоящего времени.

 При пересыльном пункте на Воробьевых горах  открыл тюремную больницу, которой  заведовал сам. Специальное арестное отделение Федор Петрович организовал  в Староекатерининской больнице, куда наведывался ежедневно.

 Гааз  отдавал себя службе без остатка. Служение и долг были для него двумя  сторонами одной медали. Он служил исключительно по велению сердца.

 Бескорыстие, обостренное чувство сострадания  и участие в судьбах заключенных  снискали Гаазу поистине легендарную  славу. О “святом докторе” знали  все каторжане. Федор Михайлович Достоевский, отбывая наказание  в Сибири, воочию убедился в прочности  любви арестантов к своему заступнику. Исследователи полагают, что прототипом князя Мышкина был Гааз.

 Большинство того положительного, что на протяжении своей работы сделал Московский тюремный комитет, было связано исключительно  с деятельностью в нем доктора Гааза. Он добился строительства при пересыльной тюрьме на Воробьевых годах тюремной больницы (1832 год), а в усадьбе Нарышкиных в Малом Казённом переулке - организации полицейской больницы. На его средства была реконструирована тюремная больница, покупались лекарства, хлеб, фрукты. Пребывание в больнице было благом для больных и измученных арестантов, которых Гааз под любым предлогом всегда задерживал на лечение. Часть тюремного замка, перестроенного на деньги Гааза, приняла образцовый характер: помимо больницы, здесь располагались школа для детей и мастерские - переплетная, столярная, сапожная, портняжная и даже по плетению лаптей.

 Очень много сделал Ф.П. Гааз и для маленьких  детей арестантов, чаще всего сосланных  крепостных. В делах Московского  тюремного комитета насчитывалось 317 ходатайств Гааза, умоляющих господ помещиков не разлучать детей  и родителей. Если увещевания не помогали, Гааз неизменно упоминал о некоем анонимном благотворителе, готовом  оплатить помещику его милосердие. В результате дети воссоединялись с  родителями. Добился Гааз и организации  школ для детей арестантов.

 Федору  Петровичу перевалило за семьдесят. Годы не малые, да и здоровье не то, что  было раньше, - пора бы угомониться. Но не тут-то было! Гааз всю жизнь мечтал о строительстве больницы для  неимущих, для тех, кто внезапно заболел  или получил увечье. В конце  концов он превратил мечту в реальность. Продал свой дом, вложил все свои сбережения в строительство - больница была возведена. По сути это было первое учреждение скорой медицинской помощи в России.

 Гаазовская  больница в Малом Казенном переулке на Покровке принимала больных круглосуточно  и в неограниченном количестве. Когда  однажды Федору Петровичу доложили, что мест нет, все 150 коек заполнены, а больных везут, он распорядился размещать их в своей квартире.

 До  конца жизни Гааз доказывал личным примером, что любовью и состраданием можно воскресить то доброе, что  сохранилось в озлобленных людях. Ни канцелярское бездушие, ни ироническое отношение сильных мира сего, ни горькие разочарования не останавливали его. Общественность не всегда понимала сострадание к преступнику, полагая, что «лучше помогать доброму отцу семейства, вдове, сиротам, нежели какому-нибудь отъявленному злодею».

 Фёдор Петрович Гааз приехал в Россию довольно богатым человеком, а затем и  приумножил свое богатство при помощи обширной практики среди зажиточных пациентов, однако всё его имущество  ушло на благотворительность. «Быстро  исчезли белые лошади и карета, с молотка пошла оставленная  без «хозяйского глаза» и заброшенная  суконная фабрика, бесследно продана  была недвижимость» (из очерка А.Ф. Кони). Гааз работал и жил в Главном  доме усадьбы Полицейской больницы, вплоть до своей смерти.

   В августе 1853 г. Федор Петрович  заболел. Домой возвратился поздно. Перед сном долго смотрел на  бездонное небо. А утром Гааза  не стало. Остановилось безмерной  доброты сердце врача-подвижника. Безмолвно покоилась на столе  рукопись с удивительными словами:  “Спешите делать добро”.