Теории межличностного взаимодействия как обмена

Что касается подхода Тибо и Келли к взаимодействию, то он содержит еще целый ряд аспектов, выходящих за пределы освещенных здесь принципов. Однако для общей  оценки их ориентации необходимо прежде всего сделать акцент на исходных предпосылках этой позиции. Такая оценка может быть проведена, конечно, как бы изнутри данного подхода, т.е. не подвергая сомнению сам исходный принцип интерпретации межличностного взаимодействия авторами. Можно оценить, насколько последовательно он проведен, есть ли противоречия в его реализации и если есть, то какие, и т.д. Именно такой характер носит анализ позиции Тибо и Келли со стороны их американских коллег. Однако такого рода замечания, на наш взгляд, должны следовать после оценки правомерности самого принципа вознаграждения-издержек как основы трактовки всей сферы межличностных отношений. Именно этот принципиальный момент заслуживает анализа в первую очередь.

На наш взгляд, в качестве важнейшего упрека в адрес представленной позиции можно выдвинуть то, что  авторы пытаются анализировать межличностный  контакт как протекающий в  вакууме, никак не связывая его с  окружающим социальным контекстом. Имплицитно подразумевается, что сформулированный ими принцип построения межличностных  отношений является универсальным, вневременным. Однако в действительности авторам не удается элиминировать  из своей теории реальный социальный контекст: легко видеть, что теория Тибо и Келли является достаточно адекватной моделью многих аспектов диадического взаимодействия в условиях рыночных отношений, где принцип  выгоды пронизывает все уровни контакта, в том числе социально-психологические  отношения. В силу указанного обстоятельства эта теория не может, вероятно, претендовать на всеобщность.

Вряд ли правомерно подвергать сомнению идею Тибо и Келли о том, что социальное взаимодействие включает, предполагает взаимозависимость участников. Все дело в том, какой характер принимает взаимная зависимость. А  это ближайшим образом определяется содержательными характеристиками социальной системы, в рамках которой  протекает межличностное взаимодействие. Конечно, невозможно элиминировать  вовсе из межличностных отношений  соображения выгоды, полезности. Речь идет не об этом. Вопрос состоит в  том, делает ли общий социальный контекст этот принцип основополагающим регулятором  сферы межличностных отношений, определяющим всю «социальную психологию групп», или ему отводится иное, например, гораздо более скромное, место. В рассмотренной теории авторы отражают, концептуализируют вполне определенную социальную, в том числе  социально-психологическую, реальность, однако воспринимают ее по существу как  единственно возможную и универсальную. С этим связана неправомерная, на наш взгляд, универсализация вычлененного ими такого регулятора межличностных  отношений, как принцип вознаграждения - издержек.

Что же касается оценки характера  реализации авторами исходного принципа, то, несомненно, им удалось построить  достаточно разветвленную систему  представлений о природе межличностных  отношений. Зарубежные авторы справедливо  отмечают, что подход Тибо и Келли  «содержит много проницательных суждений о процессах и детерминантах  социального взаимодействия...» [Deutsch, Krauss, 1965, p. 123].

Еще один момент, обычно отмечаемый в качестве упрека позиции Тибо и  Келли, в определенной степени обусловлен обращением авторов к теоретико-игровым  представлениям. Дело в том, что «их  теоретический анализ социального  взаимодействия трактует его так, как  если бы это было взаимодействие между  личностями, которые преследуют свои интересы механистично, без всякой психологической реакции на осведомленность  относительно того, что они думают друг о друге и как пытаются предсказать поведение друг друга. Их анализ часто обнаруживает допущение, что не делается различий между личностями и вещами, которые не могут сознавать самое себя и факт взаимодействия. Как следствие этого, их книга в большой степени игнорирует роль коммуникации в социальном взаимодействии, как если бы возможность обсудить проблемы не имела значения для социального поведения» [Deutsch, Krauss, 1965, p. 123-124].Весь приведенный перечень допущений, вызывающих неудовлетворение психолога, отчасти связан с использованием языка матриц в анализе авторов. Этот заимствованный из математической теории игр способ описания взаимодействия действительно предполагает участников, которые разумны, т.е. стремятся к максимальному выигрышу. Причем теория игр имеет в виду, что стороны разумны в равной мере. Предполагается, что ситуации, в которых принцип максимизации выигрышей нарушается, теория не рассматривает. Кроме того, из анализа, по сути, опускаются действия игроков в рефлексивном плане. Таким образом, допущения теории игр минимизируют психологические характеристики участников. Поэтому, не отрицая полезности, необходимости использования теоретико-игровых методов в психологическом исследовании, многие психологи подчеркивают, что математические методы не могут заменить психологический анализ или подвергнуть сомнению его решающую роль в исследовании.

Можно указать также на большую трудность использования  языка матриц для описания ситуации реального взаимодействия. Сложным  делом оказывается и дать исчерпывающий перечень линий поведения участников (их стратегий), и численно представить исходы взаимодействия (выигрыши, платежи участников). В лабораторных экспериментах эти вопросы решаются сравнительно просто. В частности, исходы обычно выражаются в очках или деньгах. Но в этом случае во весь рост встанет проблема отношения добытых в эксперименте сведений к реальным ситуациям.

В целом зарубежные авторы отмечают, что теория Тибо и Келли  не получила «тотального подтверждения», и квалифицируют эмпирические исследования, проведенные в рамках данного  подхода, как «умеренно поддерживающие» [Shaw, Costanzo, 1970, p. 103]. Особенно много исследований в русле гипотез Тибо и Келли  посвящено изучению ситуаций торга, что не случайно, ибо предлагаемый авторами исходный принцип как аналитическое  средство наиболее адекватен именно данному классу ситуаций. У них  же обнаруживается неоправданная тенденция  построить всю социальную психологию на этой основе.

3.2. Подход Дж. Хоманса

Весьма близкой к позиции  Тибо и Келли является теория «элементарного социального поведения» американского  исследователя Хоманса [Homans, 1961]. Если Тибо и Келли формально не связывают  себя с бихевиористской ориентацией, то Хоманс в поисках объяснительных принципов прямо апеллирует к  скиннеровской парадигме научения как основному источнику.

В центре внимания Хоманса  — взаимный обмен вознаграждениями (позитивными подкреплениями) и издержками (негативными подкреплениями), который  имеет место в диадическом  контакте лицом к лицу. По его  мнению, прямой и непосредственный обмен между участниками взаимодействия вознаграждениями и наказаниями  составляет существо «элементарного социального  поведения». Вслед за «поведенческой психологией» и «элементарной экономикой»  он представляет человеческое поведение  как «функцию его платежей».

Хоманс дедуцирует положения, релевантные анализу процесса социального  обмена, из принципов, сформулированных бихевиористами на основе изучения оперантного  поведения животных. В наборе категорий  Хоманса основными оказываются  следующие: «деятельность» («activity»), «сентимент» («sentiment»), «интеракция». Первый термин выступает равнозначным скиннеровскому| термину «оперант». Сентименты составляют особый класс деятельностей, они  «являются знаками аттитюдов  и чувств, которые человек имеет  по отношению к другому человеку или к другим людям» [Homans, 1961, р. 33]. Таковы, например, кивок, поцелуй, рукопожатие. Таким образом, сентименты не являются внутренним состоянием индивида, это виды открытого поведения. Подобно всякому поведению, сентиментами можно обмениваться, и в этом процессе обмена они подкрепляют, позитивно или негативно, поведение партнера по взаимодействию. Интеракция, по мнению Хоманса, состоит как раз в обмене оперантами (в его терминологии — деятельностями) и сентиментами, представляющими особый класс деятельностей.

Хоманс формулирует пять положений, способных, как он полагает, объяснить эмпирические данные социальной психологии. Первые четыре положения  являются по сути переформулировкой  скиннеровского представления о  взаимосвязанном влиянии на поведение  лишения или насыщения, а также  частоты и качества подкрепления. Например, положение второе гласит: «Чем более часто в пределах данного  временного периода деятельность человека вознаграждает деятельность другого, тем более часто этот другой будет  инициировать деятельность» [Homans, 1961, р. 54]. Из предпосылки о том, что человек  будет включаться в деятельностьтем  больше, чем более он вознаграждается  за нее, Хоманс извлекает ряд суждений о социальном взаимодействии. Например, чем чаще один человек благодарит другого за помощь, тем пропорционально  чаще этот другой будет оказывать  помощь первому.

В основу последнего, пятого, положения Хоманс кладет так называемое правило «распределенной справедливости» («distributive justice»), согласно которому каждый участник социального отношения, т.е. отношения обмена, по Хомансу, ожидает  пропорциональности между получаемым выигрышем и понесенными издержками, иначе говоря, ожидает справедливого  обмена издержек и вознаграждения. Возможные последствия нарушений  данного правила как раз и  представлены Хомансом в положении  пятом: чем с большим ущербом  для личности нарушается указанное  правило, тем с большей вероятностью она «должна обнаруживать эмоциональное  поведение, которое мы называем гневом» [Homans, 1961, р. 75]. С другой стороны, получение  вознаграждения, непропорционального  вкладу, приводит к возникновению  у участника взаимодействия чувства  вины. С точки зрения Хоманса, оценка сторонами меры возврата своего вклада основывается на прошлом опыте социального  обмена. Именно прошлый опыт формирует  ожидания своеобразной «нормы обмена». Представление Хоманса об индивидуально  дифференцированных на основе прошлого опыта ожиданиях справедливого  вознаграждения весьма похоже на понятие  «уровень сравнения» у Тибо и Келли. Может оказаться, что одного опыт приучил к малым вознаграждениям  за большие вклады, а другого —  наоборот. Когда во взаимодействие вступают носители конфликтующих, а  не взаимно дополняющих друг друга  норм справедливого обмена, выдвинутое Хомансом правило не в состоянии  определять ход взаимодействия. В  этой ситуации наиболее вероятно прекращение  взаимодействия.

Таково вкратце существо теории социального обмена Хоманса. Как справедливо отмечают Шоу  и Костанцо, этот социально-психологический  подход, как, впрочем, и подход Тибо и Келли, основывается на модифицированном законе эффекта Торндайка. Взаимодействие продолжается только в случае удовлетворяющих  стороны исходов, в противном  случае оно прерывается. Различие между  удовлетворяющими и неудовлетворяющими ситуациями проводится в чисто экономическом  смысле: первые обеспечивают участнику  выгоду, вторые приводят к потерям.

Можно выделить два подхода  к оценке изложенной теоретической  концепции. В комментариях американских авторов обычно отмечается ее логическая стройность, интересная попытка реинтерпретировать на ее основе существующие исследования по конформности, власти, социальному  влиянию и т.д. В то же время  подчеркивается ряд внутренних трудностей этой теории, обусловивших, в частности, достаточно скромную практику эмпирических исследований в ее русле. В первую очередь это относится к неудовлетворительному концептуальному и операциональному определению некоторых базовых понятий. В отсутствие строгих определений многие из используемых Хомансом понятий оказываются, скорее, метафорами, а не научными терминами. Отмечается также известная непоследовательность теории в реализации принципов скиннеровской психологии. Хоманс заимствует эти принципы выборочно, игнорируя, например, такой важнейший момент скиннеровского подхода, как влияния различных схем подкрепления. Указанные нестрогость и неполнота теории Хоманса, по мнению Дойча и Краусса, характерны ей не в большей мере, чем другим теориям американской социальной психологии, ни одна из которых не является теорией «в смысле теорий в физических науках». Легко заметить, что приведенные оценки подхода Хоманса следуют как бы изнутри данного подхода, не подвергая сомнению сам принцип интерпретации социального взаимодействия.

Другое направление критики  пытается оценить сам этот подход. Во-первых, он рассматривается как  современный образец психологического редукционизма в социальной психологии и социологии [Tajfel, Israel, 1972]. Хоманс считает необходимым в объяснении феноменов социального взаимодействия апеллировать к постулатам психологии, игнорируя социальные предпосылки.

Принципы, объясняющие «элементарное  социальное поведение», Хоманс дедуцирует из скиннеровской психологии. В результате «социальное» поведение строится в  соответствии с той же матрицей выигрышей  и потерь, как и «несоциальное» поведение; в этой матрице другие люди служат в качестве средства, с  помощью которого получаются эти  выигрыши или предотвращаются потери. Именно в этом смысле они являются «стимулами», которые оказываются  «социальными».

Попытки Хоманса дать интерпретацию  социальных феноменов с позиций  «поведенческих предпосылок» прямо  приводят к искажению этих феноменов. Так случилось, например, с положением о «распределенной справедливости», которое он рассматривает как  психологический закон. Формулирует  его Хоманс на основе аналогии, по существу приравнивая гнев человека к реакции  голубя на ситуацию, когда психолог, регулярно подкреплявший его  при определенных условиях, внезапно прекращает подачу пищевого подкрепления в этих же условиях.

Исходя из подобной редукционистской модели, невозможно решить задачи объяснения и предсказания, которые ставит перед  собой всякая теория, — в этом суть второго возражения против исходного  принципа Хоманса. Объяснения оказываются  тавтологичными или ложными. «Отправляясь от них, мы не можем ни понять, ни предсказать  поведение кого-либо, кто не исполняет  наши ожидания или не разделяет наши оценки, основанные на нашем общем  опыте универсальной матрицы  вознаграждений — наказаний; более  того, маловероятно, что мы сможем понять или предсказать те аспекты собственного поведения, которые внезапно, по причинам, недоступным прямо нашему опыту, принимают новый поворот, ведущий  к неожиданным «вознаграждениям»  или «наказаниям» [Craig, Clarizio, 1975, p. 113].

Наконец, третье возражение можно адресовать тенденции Хоманса  рассматривать свою теорию как некую  абстрактную, универсальную модель социального взаимодействия. Он убежден, что ориентация на поиск выгоды является атрибутом индивида, «который обнаруживается во всех обстоятельствах, т.е. независимо от общества» [Tajfel, Israel, 1972, p. 268]. В действительности, однако, претензию на построение абстрактной  модели отношений обмена следует  признать несостоявшейся. Обмен кажется  свободным, «лишь поскольку он абстрагируется от существующих социальных условий и отношений, которые в реальности детерминируют принимаемую обменом форму» [Lindzey, Aronson, 1968, p. 288]. Теория Хоманса имеет своим источником вполне определенный социальный контекст — условия капиталистического общества. Существо теории во многом обусловлено тем обстоятельством, что она основана на аналогии. Как отмечают Дойч и Краусс, в качестве аналога диадического взаимодействия берется рыночная торговая сделка [Deutsch, Krauss, 1965, p. 116]. Образ рынка достаточно адекватно передает характер отношений в современном обществе. В этом смысле теория Хоманса схватывает отдельные аспекты диадического взаимодействия по типу рыночного обмена. «Обмениваемая деятельность рассматривается главным образом с точки зрения ее полезности другим, — пишет Я. Яноушек, — тогда как ход этой деятельности и ее структура считаются менее важными» [Tajfel, Israel, 1972, p. 288]. Далее Яноушек отмечает характерное для данного подхода малое внимание процессам принятия аттитюдов и ролей партнера, а также процессу самовыражения.