Психологические закономерности процессов восприятия

Второе направление, которое мы рассмотрим, возникло отчасти как  реакция на структурализм. Сторонники этого направления, известного под  названием гештальт-психология и возникшего в Германии примерно в 1910г., подвергали  критике представления структуралистов о восприятии как о комбинации отдельных ощущений, которые можно разложить на простейшие, индивидуальные элементы.

Гештальт-психология. Рассмотрим следующий наглядный пример, для понимания гештальт подхода в восприятии. Что мы видим на рисунке представленном внизу страницы справа? Три точки. Если вы к тому же видите треугольник, значит, ваше восприятие есть восприятие гештальта. Вместо простой суммы элементов вы воспринимаете единую, интегрированную фигуру. Воспринимаемый вами треугольник обладает уникальными свойствами, отсутствовавшими у тех элементов, из которых он образован, и не является их простой суммой. Элементы так связаны между собой, что образуют фигуру, имеющую свойства и качества, которых нет у ее отдельных частей. Как показывает этот простой пример, гештальт-подход обращает основное внимание на то, что мы воспринимаем окружающий мир, учитывая его структурные элементы и их  соотношения, и что мы стремимся воспринимать целостные, связные и имеющие смысл формы. К.Коффка говорил, что целое не есть простая сумма его частей. [14] Что выражает кредо гештальт-психологии.

Конструктивистская теория в восприятии. Конструктивистский подход теснейшим образом связан с традициями эмпиризма, подчеркивает активную роль наблюдателя в процессе восприятия. Он исходит из того, что восприятие — это нечто большее, чем простая констатация самого факта воздействия раздражителя. И.Рок говорил, что основная идея конструктивистского подхода заключается в том, что воспринимаемое нами в любой момент представляет собой ментальную конструкцию, основанную на наших познавательных стратегиях, на нашем предшествующем опыте, пристрастиях, ожиданиях, мотивации, внимании и т. д. [26] Иными словами, конструктивистский подход основан на том, что наблюдатель конструирует или даже «выводит» восприятие логическим путем исходя из интерпретации поступающих к нему извне сведений. Р.Грегори говорил, что принципиальной для конструктивистского подхода является мысль о том, что возникновению восприятия предшествует конструирование, осознание связи между явлениями и событиями физического мира, ее опосредование. [10]

Экологическая теория в восприятии. В.И.Панов писал: «Появление экологического подхода к восприятию вызвано осознанием неудовлетворительности физикальных оснований для описания пространственных свойств окружающего мира как объекта восприятия, а также тех свойств наблюдателя, которые определяют его возможности к восприятию пространственных свойств и отношений». [22, с. 25] Первым оригинальный подход к восприятию разработан Джеймсом Дж. Гибсоном. Он предположил, что внутренние мыслительные процессы играют в нем либо незначительную роль, либо вовсе в нем не участвуют. Основой его подхода является мысль о том, что, перемещаясь в окружающем мире, наблюдатель непосредственно усваивает информацию, необходимую для эффективного адаптивного восприятия. В соответствии с его представлениями сигнал, который посылает внешний мир, — информация, поступающая в виде зрительного образа, — содержит все необходимые сведения, вполне достаточные для непосредственного восприятия физического мира, поэтому нет необходимости ни в каком-либо посредничестве, ни в его дополнительной обработке. По мнению Гибсона, изменения визуальной текстуры поверхностей являются важным источником пространственной информации. Как правило, предметы, лежащие на уходящей вдаль поверхности, воспринимаются нами как трехмерные. Получение непосредственной пространственной информации является результатом проецирования на сетчатку зернистых, или текстурированных, поверхностей. По мере того как расстояние между наблюдателем и поверхностью увеличивается, создается впечатление, что элементы, образующие текстуру поверхности, уменьшаются и все вместе формируют более плотную, гладкую поверхность. Напротив, при уменьшении расстояния между наблюдателем и поверхностью образующие ее элементы начинают казаться более крупными, а сама поверхность более грубой. [12]

Когнитивная психология. Информационный подход (в дальнейшем переименованный в 1950-60г. в когнитивную психологию) основан на точном анализе визуального восприятия, ориентированном на применение математики и базирующемся преимущественно на компьютерных имитациях и искусственном интеллекте. Б.М.Величковский пишет, что выделение двух стадий обработки информации — сенсорных и перцептивых процессов (ощущений и восприятия) — во многом является абстракцией. Трудно отделить их друг от друга, как последовательные действия театрального спектакля. Если мы находимся в нормальном состоянии, то, идя по ночной улице, мы воспринимаем здания, тротуар, фонари и автомобили, а не просто ощущаем шорохи, блики и вибрации. Перцептивная обработка информации не просто следует за сенсорной с крайне малым временным интервалом, эти процессы могут идти параллельно, а зачастую интерпретация первичной информации опережает собственно сенсорную обработку. Наш опыт позволяет нам формировать ожидания, касающиеся явлений внешнего мира: ощущения от движущегося источника звука и света дают нам возможность предвосхищать появление автомобиля, раскатистые звуки в небесах — грозу и ливень. [5, с. 12]

Нейрофизиологическиая теория в восприятии. Нейрофизиологический подход исходит из того, что такие явления, как ощущение и восприятие, лучше всего объясняются известными нейронными и физиологическими механизмами функционирования сенсорных систем. Сторонники этого подхода придерживаются взглядов, отчасти напоминающих основные идеи редукционизма, в соответствии с которыми понимание разнообразных, безусловно сложных форм поведения возможно только при изучении лежащих в их основе биологических процессов. Одним из наиболее ярких приверженцев идеи о том, что восприятие  может быть понято только с позиций нейрофизиологии, является Френсис Крик. Он говорил, что в пользу этого подхода часть аргументов базируется на том, что все аспекты поведения основаны на нейронных и физиологических механизмах и пронизаны ими. [16] Более важной, однако, является мысль о том, что структуры и процессы сенсорной системы анализируют входящие сенсорные сигналы, за счет чего и снабжают нас информацией об окружающем мире. И.П.Павлов говорил, что аналитические механизмы на нейронном уровне позволяют нам выявлять специфические особенности среды обитания и происходящих в ней событий. [21] Например, нервные клетки разных элементов зрительной системы так же, как и сам мозг, способны избирательно и точно реагировать на специфические признаки предметов — форму, длину, цвет, расположение. Определенные нервные клетки мозга обезьяны активируются только под влиянием сложной комбинации раздражителей, например под влиянием лица в профиль или руки, вытянутой в определенном направлении. Иными словами, некоторые нейронные механизмы зрительной системы извлекают когерентные черты из относительно размытого зрительного образа. Р.Грегори в книге «Разумный глаз» отмечает: «Разумность глаза - до сих пор во многом загадочная для науки - в том и состоит, что зрение способно проникать в невидимую суть видимых вещей. Зрение человеческое иногда позволяет узнать не только биологически важные свойства предметов, а и такие их качества, которые вообще недоступны органам чувств, но известны разуму». [10, с. 58] Знание сложной нейронной структуры глаза позволяет понять как необыкновенную остроту нашего зрения при ярком свете и способность различать цвета, так и впечатляющую способность видеть при плохом освещении.

3. Взаимосвязь восприятия и интеллекта

Гипотеза о тесной связи между  восприятием и интеллектом всегда поддерживалась одними и отвергалась  другими. Мы здесь будем упоминать  лишь тех авторов, которые проводили  экспериментальные исследования, и  не будем останавливаться на взглядах многочисленных философов, ограничивающихся лишь рассуждениями по этому поводу. При этом мы будем излагать взгляды  как тех экспериментаторов, которые  объясняют восприятие вмешательством интеллекта, так и тех, кто стремится  вывести интеллект из восприятия.

Ж.Пиаже говорил, что восприятие — это знание, приобретаемое нами об объектах или их движениях в результате прямого и непосредственно осуществляющегося контакта с ними, тогда как интеллект — это знание, существующее лишь тогда, когда в процессе взаимодействия субъекта с объектом имеют место различного рода отклонения и когда возрастают пространственно-временные расстояния между субъектом и объектами. В силу этого можно было бы предположить, что интеллектуальной структуры и, в частности, операциональные «группировки», характеризующие конечное равновесие в развитии интеллекта, с самого начала существуют целиком или частично в форме организаций, общих восприятию и мышлению.

Обратимся к теории формы, пропагандирующей взаимосвязь восприятия и интеллекта. Центральная идея теории формы сводится к тому, что системы психики никогда не образуются путем синтеза или объединения элементов, данных до их соединения изолированно, а с самого начала представляют собой организованные целостности — гештальты или структуры целого. Именно в силу этого восприятие не является синтезом предшествующих ощущений, а управляется на всех уровнях «полем», элементы которого зависимы друг от друга уже благодаря тому, что они воспринимаются вместе.

По Кёлеру, о появлении интеллекта можно говорить тогда, когда восприятие не продолжается непосредственно в  движениях, способных обеспечить достижение цели. В переходе от структуры менее  хорошей к лучшей структуре состоит  сущность этого «схватывания»; интеллект, следовательно, оказывается простым  продолжением восприятия, но продолжением опосредованным или косвенным.

С аналогичным принципом объяснения мы встречаемся у Вертгеймера  в его гештальтистской интерпретации  силлогизма. Силлогизм, таким образом, подчиняется общей организации структур; в этом он аналогичен переструктурированиям, характеризующим практический интеллект, по Келеру, с той только разницей, что здесь мы имеем дело уже не с действием, а с мышлением.

Наконец, Дункер, изучая отношение  к опыту внезапных пониманий (Einsicht, или интеллектуальных переструктурирований), нанес решительный удар ассоцианистскому эмпиризму, которому в принципе чуждо  понятие гештальта. Для этого  Дункер проанализировал различные  сферы интеллекта и пришел к выводу, что во всех сферах приобретенный  опыт играет в рассуждении лишь вспомогательную  роль: он может иметь значение для  мышления только в отношении к  уже имеющейся организации. [23]

Теперь нам следует рассмотреть  обоснованность утверждений, выдвигаемых  теорией формы. Характер «целостности», свойственный психическим структурам (как перцептивным, так и интеллектуальным), что касается восприятия, то здесь узловым моментом является вопрос о транспозиции. Должны ли мы вместе со сторонниками теории формы интерпретировать транспозиции (например, транспозиции мелодии из одного тона в другой или одной визуальной формы в другую) как простые повторения одной и той же формы равновесия между новыми элементами, сохраняющими, однако, прежние отношения (сравните взаимоотношения между горизонтальными уровнями в системе шлюзов), или же здесь следует видеть продукт ассимилирующей деятельности, которая интегрирует подобные элементы в одну и ту же схему? Нам представляется, что второе решение подсказывается уже тем фактом, что чем старше ребенок, тем легче ему даются транспозиции (см. конец настоящей главы). Более того, к обычно рассматриваемым трансгюзициям, которые являются внешними по отношению к анализируемым фигурам, следует, несомненно, добавить внутренние транспозиции между элементами одной и той же фигуры, объясняющие роль факторов регулярности, равенства, симметрии и т. д., внутренне присущих «хорошей форме».

Таким образом, две указанные интерпретации  транспозиции содержат весьма различную  оценку отношений между восприятием  и интеллектом и совершенно различное  понимание природы интеллекта.

«Теория формы» в своем стремлении свести механизмы интеллекта к механизмам, характеризующим перцептивные структуры, которые сами сводятся к «физическим  формам», в сущности приходит, хотя и значительно более рафинированным путем, к классическому эмпиризму. Единственное различие (которое, как  бы значительно оно ни было, уже  не играет большой роли после такого сведения) состоит в том, что новая  доктрина заменяет «ассоциации» структурированный  «целостностями». Но и в том и  в другом случае операциональная  деятельность растворяется в чувствовании.

Совершенно очевидно, что в сенсо-моторном интеллекте, проанализированном Кёлером, перцептивные структуры играют значительно более важную роль, и сам тот факт, что теория формы рассматривает эти структуры в качестве непосредственно вытекающих из ситуаций как таковых, без учета их генезиса, вынудила Кёлера вывести из сферы интеллекта, с одной стороны поиск вслепую, который предшествует открытию решений, а с другой стороны — корректирование и контроль которые следуют за решением. Изучение первых двух лет жизни ребенка подводит нас к совершенно иному выводу: в сенсо-моторном интеллекте ребенка, конечно, имеют место также и структуры целого или «формы», но они весьма далеки от того, чтобы быть статичными и не имеющими истории; они образуют «схемы», которые сменяют друг друга в результате последовательной дифференциации и интеграции и которые, таким образом, должны непрерывно аккомодироваться к ситуациям (путем поиска вслепую и корректирований), одновременно ассимилируя их. Отсюда становится ясным, что проанализированное Кёлером поведение обезьяны с палкой на самом деле подготовлено целой серией предшествующих схем, таких, как схема притягивания к себе цели при помощи «продолжений» палки (бечевки или подставки) или схема удара одним предметом по другому.

Таким образом, к рассмотренному выше тезису Дункера следует сделать  следующие оговорки. Не вызывает сомнений то обстоятельство, что интеллектуальный акт определяется прошлым опытом лишь в той мере, в какой он обращается к этому опыту. Но установление такой связи предполагает наличие  схем ассимиляция, которые, в свою очередь, произошли путем дифференциации и координации из предшествующих схем. Схемы, следовательно, имеют историю: им внутренне присуще взаимодействие между прошлым опытом и актуальным актом интеллекта, а не одностороннее  воздействие прошлого на настоящее, как бы этого ни хотелось эмпиризму, и не одностороннее обращение  настоящего к прошлому, как этого  хочет Дункер. Это взаимоотношение  между настоящим и прошлым  можно уточнить, сказав, что равновесие достигается тогда, когда все  прошлые схемы включены в настоящие  и когда, следовательно, интеллект  может с равным успехом реконструировать схемы прошлого при помощи настоящего, и наоборот.

В итоге мы приходим к выводу, что  теория формы, вызывающая сомнений в  определении ею форм равновесия или  вполне структурированных целостностей, может быть, однако, принята, так  как и в перцептивной сфере, и в сфере интеллекта она не принимает внимание ни реальности генетического развития, ни действенного конструирования, которое характеризует это развитие. [23]

Глава 2. Эмпирическое исследование психологических закономерностей процессов восприятия

1. Цели, задачи и методы исследования

В основу исследования мы положили представление  о многообразии проявления деятельности восприятия как активного, сознательного, контролируемого процесса. Осознанное восприятие развивается на основе бессознательного и обрабатывается интеллектом человека. Отсюда возникает возможность исследовать проявления восприятия как взаимосвязанного с интеллектом, вскрывающей «скрытые» свойства и особенности воспринимаемых содержаний. Одно из проявлений процесса восприятия в обыденной жизни – наблюдательность. Чем наблюдательней человек, тем, с очевидностью, у него лучше развито восприятие и его регуляция. Мы попробуем в этой части нашего исследования, еще раз проверить взаимосвязь восприятия с интеллектом.

Цель - состоит в изучении взаимосвязи процессов восприятия с интеллектом.

Объект исследования: зрительное восприятие.

Предмет  исследования: проявления особенностей зрительного восприятия в интеллекте.

Гипотеза исследования состоит в том, что существует взаимосвязь между уровнем иллюзорного эффекта и интеллектом.