Психологическая характеристика манипуляции

Семинар «Психологическая характеристика манипуляции»

Особенность манипуляции  состоит в том, что манипулятор  стремится скрыть свои намерения. Поэтому  для всех, кроме самого манипулятора, манипуляция выступает скорее как результат реконструкции, истолкования тех или иных его действий, а не непосредственное усмотрение. В связи с этим возникает резонный вопрос: является ли манипуляция феноменом,  то есть явлением,  постигаемым в чувственном опыте,  объектом чувственного созерцания?

Можно выделить три источника информации о существовании манипуляции.

1. Позиция манипулятора. Каждый человек многократно побывал  в ней:  то как ребенок,  вьющий веревки из взрослых,  то как родитель,  загоняющий ребенка в позицию виноватого,  то как поклонник,  добивающийся внимания к себе со стороны объекта обожания,  то как покупатель,  ищущий благосклонности продавца,  то как подчиненный, избегающий ответственности за упущения в работе.

2. Позиция жертвы  манипуляции. Достаточно поменять  отмеченные выше ролевые пары —  и мы готовы вспомнить ситуации, когда вскрывалась неискренность наших партнеров, когда мы чувствовали досаду за то, что попались на чью-то удочку: проговорились, предложили, пообещали, согласились, сделали, а потом выяснилось, что жалобы были разыграны,  обещания —  двусмысленны, дружелюбие —  поверхностным,  а квалификация — дутой. И оказывалось, что все действия наших партнеров были направлены лишь на достижение необходимой им цели, о которой они по каким-то своим соображениям нам не сообщили. Как видим,  опыт людей,  побывавших в этих позициях,  дает основания судить о манипуляции как о явлении, данном человеку непосредственно-субъективно.  По меньшей мере на этом основании можно утверждать,  что манипуляция является феноменом. Субъективный опыт такого рода имеется у каждого, каким бы словом его не обозначали.

3. Позиция внешнего  наблюдателя. Человеку, не вовлеченному  в манипулятивное взаимодействие, приходится заниматься реконструкцией его деталей и характера: восстанавливать недостающие звенья, домысливать за участников. На помощь приходит собственный опыт. С одной стороны,  наблюдателю самому приходилось манипулировать,  этот опыт позволяет действия других интерпретировать как манипуля-тивные.  С другой стороны,  опыт жертвы манипуляции делает нас более чувствительным к манипулятивным попыткам.  Задача сильно упрощается,  если нам известны намерения инициатора манипуляции со слов ли его самого или по информации, которую дают нам авторы художественных произведений (литература, кино).

Вместе с  тем,  отстранение от обеих позиций позволяет увидеть дополнительные детали.  Наблюдателю,  как правило,  открываются более крупные единицы живого взаимодействия,  такие как «продолжает увиливать», «бессильно трепыхается», «ушел в глухую защиту», «все время суетится»  и т.  п.  Правда,  платить за это приходится как потерей естественного эмоционального включения в ситуацию,  так и снижением достоверности суждений.

Плата оказывается  настолько существенной (сколь и  необходимой),  что возникает теоретическая проблема,  а практическая задача состоит в том,  чтобы научиться отличать манипуляцию от других видов психологического воздействия.  Нужен инструмент,  позволяющий достаточно точно это делать.  Таким инструментом — своеобразным указующим перстом —  должно стать определение манипуляции как вида психологического воздействия.

Происхождение термина «манипуляция»

Manipulus — латинский  прародитель термина «манипуляция»  — имеет два значения:

а)  пригоршня, горсть (manus —  рука  + pie —  наполнять),  б) маленькая группа,  кучка, горсточка (manus + pi — слабая форма корня). Во втором значении это слово, в частности, обозначало небольшой отряд воинов (около 120 человек) в римском войске. В Оксфордском словаре английского языка манипуляция (manipulation) в самом общем значении определена как обращение с объектами со специальным намерением,  особенной целью,  как ручное управление,  как движения,  производимые руками,  ручные действия.  Например,  в медицине —  это освидетельствование, осмотр некой части тела с помощью рук или лечебные процедуры.  Специально отмечается наличие ловкости,  сноровки при выполнении действий-манипуляций.

Вплотную к  указанному значению (в результате расширения сферы употребления) примыкает использование термина «манипуляция» в технике. В первую очередь это искусные действия с рычагами, производимые руками.

Сами рычаги и рукоятки нередко называются манипуляторами. По мере усложнения механизмов манипуляторами стали называть имитаторы или искусственные заменители рук:  специальные приспособления для сложного перемещения предметов с дистанционным управлением. Например, для загрузки и выгрузки стержней с ядерным топливом.

В переносном значении Оксфордский словарь определяет манипуляцию как «акт влияния на людей или управления ими или вещами с ловкостью, особенно с пренебрежительным подтекстом,  как скрытое управление или обработка».  Именно в таком наполнении слово «манипуляция»  заменило в политическом словаре ранее бытовавший термин «макиавеллиа-низм» .

Можно назвать  по меньшей мере две причины такой  замены. Во-первых, произошло смещение ведущего акцента с оценочного взгляда на технологический при подходе к данному феномену.  А во-вторых,  расширился круг явлений,  к которым стал относиться термин «манипуляция» — речь шла уже не столько о качествах отдельных политических лидеров,  сколько о деятельности целых институтов и государственных образований.  Он используется применительно к средствам массовой информации и политическим мероприятиям, направленнымна программирование мнений или устремлений масс,   психического  состояния  населения  и  т. п. 

В психологической  литературе термин «манипуляция» имеет  три значения. Первое полностью заимствовано из техники и используется преимущественно в инженерной психологии и психологии труда.  Во втором значении, заимствованном из этологии,  под манипуляцией понимается «активное перемещение животными компонентов среды в пространстве» (в противоположность локомоции —  перемещению в пространстве самих животных)

[Краткий психологический  словарь] «при преимущественном  участии передних,  реже —   задних конечностей,  а также других эффекторов» [Фабри 1976, с. 145]. В этих двух значениях термин «манипуляция» можно встретить в психологической литературе начиная с 20-х годов.  А с 60-х годов он стал использоваться еще и в третьем значении, на этот раз заимствованном из политологических работ.

Постепенно  —  уже практически без доработки  —  слово «манипуляция»  начало использоваться и в контексте межличностных отношений. Таким образом процесс расширения сферы его применения дошел до той области, которая находится в фокусе рассмотрения данной работы.  А именно,  как по объекту (межсубъектное взаимодействие),  так и по предмету (механизмы влияния)  феномен манипуляции оказался в кругу проблем, волнующих непосредственно психологию.

Итак,  термин «манипуляция»  в интересующем нас значении был дважды перенесен из одного семантического контекста в другой.  Термин же,  употребленный в переносном значении,  есть метафора.

Манипуляция — это вид психологического воздействия, искусное исполнение которого ведет  к скрытому возбуждению у другого человека намерений,  не совпадающих с его актуально существующими желаниями.

1. Культурные предпосылки манипуляции

Хитрости, уловки, интриги — весьма почитаемые и  достойные богов поступки, о чем свидетельствуют предания, дошедшие к нам в форме мифов.  По-видимому,  не случайно,  что с самого начала способность к хитрости и уловкам была сопряжена с умом и владением совершенными навыками.  Так,  Прометей,  убеждавший титанов применять в борьбе с Зевсом не только грубую силу, но также ум и хитрость, был весьма искусен в ремеслах, которым,  нарушая запрет хозяина Олимпа,  обучал людей. Гнев Зевса в связи с Прометеевой помощью людям был вызван тем, что они стали жить столь же хорошо, как и боги. Библейский сюжет о первородном грехе также вырастает из сочетания хитрости и претензии уравняться с богами: «Змей был хитрее всех... и сказал жене: ...откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.» [Быт. 3, 1—5]. Далее по тексту Библии мы обнаруживаем осуждение и наказание Адама и особенно Евы, но никак не Змия-искусителя, подстроившего всю эту историю.

Сказки всех народов также в качестве основных элементов интриги часто используют ложь, хитрости, ловушки: Колобок был обманным путем съеден, Лиса трижды выманивала из избы Петушка, пока не унесла с собой. Ладно это Лиса,— воплощение хитрости. Сюжет известной сказки об Иване-царевиче и Волке выстроен на воровстве и подлоге.  Сначала Иван дважды (!)  не внял инструкциям Волка,  соблазнившись на богатство.  Если это манипуляция с его стороны,  то она удалась:  в третий раз Волк самостоятельно пошел добывать очередную драгоценность — на этот раз царевну. Затем Волк поочередно превращается то в царевну,  то в коня,  чтобы в результате сбежать от тех,  кому они в счет возмещения ущерба должны были принадлежать. Таким образом, Иван-царевич оказался еще и коварным нарушителем договоренностей. Подобных сказок немало. Разумеется, есть много совсем иных, таких как просветленная «Финист — ясный сокол» или нежная «Крошечка-Хаврошечка». Как те, так и другие составляют питательную среду, из которой слушатели и читатели выбирают каждый по себе...

По крайней  мере очевидно,  что мифологический и сказочный культурный фон не только характеризуется благосклонным отношением к уловкам и хитростям,  но даже возводит их в ранг поощряемых действий. Иногда тому есть веская причина:  манипуляция все же предпочтительнее,  чем физическая расправа или прямое принуждение. Но главной ценностью — именно ценностью — оказывается выигрыш,  победа,  ради которых все эти хитрости изобретаются. (В предыдущей главе уже отмечалось, что стремление к выигрышу составляет одну из важнейших особенностей манипуляции.)  Но не только мифы и сказки образуют поток,  из которого люди черпают манипулятивное вдохновение. Никто из нас не остался в стороне и отдал дань чтению приключенческой литературы,  которая с младых лет приучает к романтике борьбы,  прививает ценность победы в ней.

Впечатлительному  подростковому сердцу по душе как  авантюризм, так и страстная устремленность к цели, ради достижения которой порой допустимыми кажутся любые средства. Тем более, что среди используемых героями средств уловки и хитрости, сноровка в их изобретении и исполнении занимают почетное место.

Далее в ряду учителей манипуляции мы обнаруживаем видных исторических деятелей,  культурных героев, действительно (а не в вымысле)  существовавших и вершивших свои дела,  решавших судьбы мира.  Крылатая фраза «победителей не судят» — предельное выражение логики снятия ответственности, ссылки на то, что цель оправдывает средства.

В результате едва ли не вся жизнь человека оказывается  распределенной между пиками увлечения то сказками, то легендами,  то приключенческой литературой,  то историческими романами, то детективами. Взаимодействие между чтивом и читателем подобно паромной переправе: сюжет увлекает читателя, читатель сам увлекается за ним,  а оставляя на время текст,  уносит элементы его содержания с собой. В процессе внутренних колебаний между несовпадающими ценностями человек может оказаться в сложной ситуации принятия решения.  Такое, однако, происходит не часто, и в повседневной суете, полной мелких дел, совсем нетрудно позволить себе кого-нибудь обыграть («подумаешь, чуть-чуть схитрил»).

Итак,  мы обнаруживаем два важных «культурных приобретения»  —  БОРЬБА как ценность и ХИТРОСТЬ как образец одного из возможных средств ее ведения. Вместо хитрости можно поставить манипуляцию —  суть от этого не изменится.  Неявный лозунг «Хитрить можно,  хитрить нужно,  хитрить —  значит выиграть!» людьми не только принимается, но и активно используется, доводится до автоматизма, до душевной привычки, проникает в самые глубокие смысловые основания личности, откуда затем с большим трудом может быть вымыт иными ценностями. Сподвигнуться на такой труд под силу далеко не каждому.

Такова первая червоточина,  разрушительная роль которой тем более сильна,  что закладывается в том слое бытия,  который ответственен за формирование сущностных качеств человека:  любви,  сострадания,  чувства сакральной общности всех людей,  предчувствия космического предназначения человечества,  безусловного принятия каждого другого как равноценного себе сотоварища, сотворца.

(Доценко  Е. Л. Психология   манипуляции:   феномены,   механизмы  и   защита)

2. Индивидуальные особенности адресата, повышающие эффективность воздействия манипулятора

Невозможно  обойти вниманием то,  какую роль в успехе манипулятивного воздействия играют собственно личностные структуры адресата — те,  чт определяют его как субъекта принятия решения.  Технологически манипуляция возникает из  признания  актором того,  что адресат — тоже личность.

Это вынужденное  признание,  поскольку к манипуляции  прибегают тогда,  когда прямое принуждение или обман невозможны или нежелательны.  Идеалом манипулятивного воздействия поэтому оказывается превращение самой личности в средство влияния на человека.  В этом смысле эксплуатация личностных структур является апофеозом манипулятивного воздействия —  управлять тем,  что само управляет!  Привлечение данного механизма — одна из существенных характеристик манипулятивного воздействия, в этом его сила и мощь.

Глубинная сущность манипулятивного намерения заключается  в стремлении переложить ответственность за совершаемые действия на адресата,  в то время как выигрыш достается манипулятору [Фромм 1989; Шостром 1992; Lentz 1989; Sheldon 1982]. Манипуляция считается успешной в той мере, в которой манипулятору удается

переложить  ответственность за нужное ему событие  на адресата.  Однако ответственность неразрывна со свободой,  так как свобода есть свобода выбирать характер ответственности [Франкл 1990].  Манипулятор старается максимизировать свободу на своем полюсе,  а бремя ответственности —  на полюсе адресата.