Введение в философию

Окажем, в восточной философии  были введены другие понятия, связанные  с экспериментами над человеческой психикой (слышали, конечно, о йоге), и с нами работали. А греки-досократики (Парменид, Гераклит, милетская школа) создали свой теоретический язык, на котором они рассуждали о бытии. Скажем, Парменид первый сформулировал проблему тождества бытия и мышления, которую можно обсуждать. Но все эти понятия должны быть построены так, чтобы не противоречить следствиям, выводимым из них, чтобы они не противоречили наблюдаемому. Или понятие "Одно". В каком смысле "одно"? Так, чтобы я не мог сказать о нем, что у него есть граница. Потому что иметь границу значит (по смыслу языка) примьпсать к чему-то, и тогда не будет одно, а будет многое. Но тогда одно должно быть, очевидно, сферой. Это следствие языка, когда вы в тексте увидите - бытие кругло. Вот рисуем окружность. А что такое рисование окружности? Это движение точки. А куда она идет? - Никуда, это вечное движение. Значит-, я могу это взять как образ бытия, которое неделимо и не имеет границы. Какая граница у движения точки? Круг. А если круг есть движение точки (он след движения точки), то нет границы? Одно! Замкнутое и без границы. Но этот вывод появляется уже в контексте логики рассуждения (или машины рассуждения, или инерции языка). Вот так говорим, так давайте хотя-бы говорить грамотно и высказываться на языке, который стоит на ногах.

Или появляется другой образ - сферы, центр которой нигде, а  окружность - везде. Опять, раз мы выработали такой язык и хотим что-то на нем  высказать, Помнить о том, что  акт бытия постоянно воссоздается, что это не проблема, которую можно  решить раз и навсегда. Ибо что  такое собирание себя в полноте? Собирание себя вокруг какого-то центра, да? Полноты бытия не может быть без центра, по смыслу слова.

Хорошо. А есть где-нибудь какой-то один центр, вокруг которого можно  все собрать? Нет. Значит, центр все  время смещается. Значит, он нигде, так  ведь? А то, что замкнется, следовательно, везде. А центр - нигде.

- Но ведь можно сказать,  что и центр везде, если он  там, там, там?..

- Ну, можно перевернуть  ведь все, что угодно. Но удобнее  сказать так, потому что это  связано с метафорой. А язык  метафоры - это всегда мускулистый  язык, на котором хорошо сказано  о сути дела. Только для понимающего, конечно (хотя если очень потрудиться, то можно понять). Для этого и существует процедура, например, в психологии, да и в литературе это было известно, кто-то из русских формалистов, по-моему, это сформулировал в виде закона утруднения, чтобы вызвать состояние понимания в человеке. Специальное утруднение.

Значит, есть какое-то утруднение, без которого интенсивность нашего понимания и его устойчивость не была бы возможна. Так вот, повторяю, в тексте вы можете встретить определения:

"бытие кругло", или  оно "сферично", "центр нигде,  окружность везде", Что все  это значит? Как понимать? Но ведь  мы уже знаем, что бытие это  не предмет. Есть бытие предметов,  а само бытие не есть вещь. Поэтому, когда говорят, что  вещь круглая или предмет кругл,  то мы не должны понимать  это буквально, как многие понимают. Например, в некоторых учебниках  по истории науки, по истории  физики, по истории философии  можно прочитать: Парменид сказал, что мир - кругл, значит бытие (которое и есть мир) какой-то круглый предмет. И потом следует опровержение - наконец, узнали! - что бытие вовсе не является шаром. Здравствуйте, пожалуйста. Да не говорил Парменид, что наш мир есть шар в физическом смысле слова. Он говорил бытие круглое. То есть нужно понимать его замкнутость, завершенность. Бытие завершено в отличие от существования отдельных предметов. Эдип бытийствует, когда он ослеп (вы знаете, он собрал всю свою жизнь). И ему даже глаза уже не нужны. Все, что нужно было увидеть, увидено. Глаза видят предметы, и поэтому он глазами видел - что? - Женщину, с которой спал, путника, которого он убил. А бытию глаза не нужны. Все свершилось. Так что, Эдип круглый, что ли? Глаза круглые? Да нет. Перед нами образчики философского языка, чтобы появился навык чтения. Конечно, он так вот сразу не создается, но вы не огорчайтесь, если, применяя это правило, не каждый раз у вас будет ощущение сладостного избавления от муки попыток понимания, когда человек начинает понимать. Нет, каждый раз надо заново пытаться (мускулы ведь постепенно растут, а у мозгов тоже есть мускулы). Разумеется, я не требую при этом, чтобы вы все физические упражнения заменили бы умственными, нарабатывая эту "мускулатуру". Но и эти мускулы тоже полезны.

Итак, о языке мы как  бы договорились. Теперь я хочу пояснить то, о чем я говорить, но потом  отклонился в сторону - о начальном, исходном пункте теоретического языка, который в греческой философии  случился иначе, чем в восточной  философии. Этот исходный пункт начинается с одной странной фразы, которая  поможет мне по ходу ее разъяснения  объять "пиквикские" стороны философского языка. Сократ сказал: познай самого себя. И второе, что он сказал: я знаю. что я ничего не знаю. Я подчеркивал во фразе "я знаю, что я ничего не знаю" слово знаю. А знать, что ничего не знаешь, это искусство, которое и появляется в философии и помогает жить в условиях незнания. Только последовательность бытийствования проводит нас, как я сказал, над пропастью незнания. А что такое незнание? Это, во-первых, то, что есть в другом месте, в котором мы сами не находимся (в этом смысле "не знать" означает "не быть везде". Эдип не был везде. Не мог он быть везде, поэтому, в этом смысле, он не знал). Значит, незнание - не быть везде. Быть везде, естественно, невозможно. И, во-вторых, незнание - это забывание, и в этом смысле. в древней философии и до Аристотеля слово "память" было эквивалентно слову "бытие". Или полноте бытия. Память - это наличие всего в одном моменте. И одновременно то, что подвержено разрушению во времени.

Следовательно, когда человек  говорит "я знаю, что я ничего не знаю", то он пытается сделать  себя - в смысле стать независимым  от того, что проявится со временем в качестве ложного. Попробуйте понять это. Ведь все необходимое происходит в последовательности. Вот, скажем, я что-то знаю или я чего-то не знаю. И мне кажется, что если я  не знаю, то узнаю во времени, в последовательности. И чаще всего так и бывает. Например, я сегодня знаю, что тела вращаются  в зависимости от того-то. А завтра, т.е. в последовательности, я узнаю, что была еще одна зависимость. Скажем, вращение волчка зависит от фактора А. Значит, завтра наши знания могут стать глубже, поскольку узнается что-то другое. Но об этом и идет речь: знание завтрашнего дня должно быть построено так, чтобы оно не разрушалось от того, что выявится или что станет со временем ложным. Ведь нечто, случающееся завтра, бросает свет на сегодня и делает что-то сегодняшнее ложным. Сегодня нужно строить знание так, чтобы это знание не зависело от того, что выявится в качестве ложного со временем. Это немножко другой смысл слов: пребыть раз и навсегда, или целиком сбыться. То же самое, но ... как бы проскочить в дырочку настоящего момента, а там - целый мир.

И теперь я могу вернуться  к начальному пункту философского рассуждения, а именно: познай самого себя. В каком  смысле? В смысле, повторяющем все  эти предшествующие смыслы. Например, звезды, - это далеко, можно познать, а можно и не знать. Так познай то, что близко - себя. Не в качестве эмпирического существа (я не устаю  вам об этом повторять), а вот то, что у тебя под носом. Ведь ты произносишь  слова, и высказываешь то, что заключено  в этих словах, но сам ты этого  не знаешь. А что может быть ближе  того, что ты говоришь? Ты говоришь, не задумываясь... - вдумайся. Кстати, с  этого и начинается логика: люди пользуются законом противоречия и  выясняют суть того, что сказали  сами. Это близко. Мы живем в языке. Что может быть ближе языка? Что  ты сказал на самом деле?

Постараться узнать то, что  ты сказал - это и есть познать  себя, в том смысле, в каком  Сократ произносит эту фразу. И этим впервые было введено понятие  логоса - порядка мира и одновременно топоса речи, у которого есть свои законы. Мы говорим по этим законам, но сами не знаем, что говорим. А это можно познавать. И, познавая это. познавать многое.

То есть познавай близкое  и через близкое познаешь многое -далекое, к которому можно идти через близкое. Другим путем пошла индийская философия. Что было для нее близким? Для греков близкое - логос, как мы договорились, слова - а мы живем в языке. А для индусов - это психика, как некие физические, реальные состояния, испытываемые людьми. И с ними они начали экспериментировать как с самым близким, и через знание психики и контроль над ней они вышли к глубочайшей онтологии, проблемам бытия, к проблемам космоса и пр. Через реализацию того же сократовского лозунга: познай самого себя, познай близлежащее. То, в чем ты есть, и самого себя в этом. Это и есть отправная точка и начало специальной техники философии. У индусов она оказалась связана с психотехникой, а греки пошли больше по словесно-рациональному пути. Поэтому мы и наблюдаем у греков такой взлет в развитии логики и т.д.

Пространство мысли и  язык философии

Всегда трудно переключиться  с одной темы на другую. Продолжим  наше философское введение. Я пытался  частично организовать его вокруг одной  метафоры, указывающей на целостность  и полноту человеческого бытия  как на некий идеал, выяснением условий осуществления которого и занималась философия спасения. На ее основе, кстати, и вырабатывались впервые термины теоретической рациональной философии, в рамках которой потом появляется наука. Речь идет о некой внутренней теме философии, которая не всегда находила свое внешнее выражение (и в античности, и в новое время, и сейчас), но тем не менее в некоторых опытах сознания, скажем, у романтиков в XIX веке, в XX веке у экзистенциалистов и у философов культуры, и особенно у тех, кто стал в XX веке усиленно работать над синтезом Востока и Запада, то есть обращаться к темам и понятиям восточной философии, эта скрытая суть дела как бы снова проглядывает все в той же метафоре. Я пользовался метафорой круга или окружности, бесконечной сферы, центр которой везде, а периферия (окружность) нигде. Я вам объяснял, как центр относится к периферии: центр нигде. А периферия, то есть то, что может быть объединено с центром, охвачено лучами из центра, она где? И тут мы невольно заколебались в употреблении слов: то ли "нигде", то ли "везде". Следовательно, возможна обратная метафора (она как раз чаще всего и применялась): полнота бытия есть или бесконечная сфера, центр которой нигде, а периферия - везде. Или наоборот... То есть нигде конечным образом нельзя задать периферию этой сферы. Соедините с этой метафорой все, что я говорил о некоторых свойствах сознательной жизни, о ток, как она собирается вопреки времени и хаосу, распаду: что человечество изобретало такие предметы или артефакты, на которых можно организовать сознательную жизнь, чтобы она могла воспроизводиться в упорядоченном виде, а не разрушаться с потоком времени. Я приводил вам пример наблюдения небес (не в эмпирическом смысле слова "небо") как идеального предмета, как обители идеальных законов на идеальных предметах, которые движутся гармонически по 'идеальным окружностям. Такой предмет не имеет значения сам по себе, а есть гармония, которая видна наглядно, потому что небо - совершенный

предмет в отличие от земли, где трудно разглядеть совершенство, поскольку оно теряется в эмпирических отклонениях.

Так вот, наблюдение этого  идеального предмета вносит, оказывается, порядок в растрепанные или раздерганные состояния нашей души. Именно вокруг этого наблюдения мы можем воспроизводить проявления нашей жизни независимо от потока времени, устремленного к  хаосу и распаду. Скажем, наши переживания  сами по себе не могут держаться  на том уровне интенсивности, на котором они - достойные человеческие переживания. Сами по себе они разрушаются со временем. Мы не можем, желая определенного состояния, иметь его силой желания. Я говорил вам, что нельзя хотеть любить и потому любить. Нельзя хотеть иметь новую мысль, и поэтому иметь ее. Во всех случаях речь идет о некоем бытии, которое организуется определенным образом, и тогда... что-то случится. Тогда придет в голову мысль, тогда ощущение или переживание удержится на своем уровне и не уйдет в песок. Тогда случится волнение или экстаз, но опять же не в силу разрешающей способности наших органов чувств и нашей возбудимости, а в силу других оснований. Например. основанием экстаза может стать конструкция трагедии, и тогда она вызовет в нас экстатический катарсис. То есть это машина удержания: на ней, через катарсис, держатся возможные экстазы, которые иначе организуют наши переживания, порождая определенные события. Так как их нельзя вызвать искусственным усилием воли и желания, они случаются или не случаются. Как же быть с ними? А вот так: именно мы обеспечиваем их возможность и их виртуальность. Чем? Собиранием себя вокруг особых изобретений. (Например, трагедия, ритуал когда-то служили таким изобретением, вокруг которого собирался человек.)

Приведу неожиданный пример из совершенно другой области. Люди изобрели колесо. Очень странный, казалось бы, предмет, если задуматься. Чтобы задать законы задумывания, скажу, что колесо содержит в себе горизонт возможностей наших любых способов передвижения. Вспомните, разве было изобретено что-либо радикально новое, что выходило бы за пределы возможностей, которые очерчены колесом? Паровоз? - На колесах. Машины - на колесах, танки на колесах. Даже самолет на колесах. А прошло сколько веков? То есть колесо как бы заранее задает наперед возможности всякого механического использования средств передвижения. И радикально ничего нового не появилось. Следовательно, это означает, что колесо как раз и собирает нас в качестве передвигающихся эффективным образом.

Трагедия тоже есть такое "колесо". Обычно такого рода "колеса" обозначены разными емкими словами, или темами - часто архетипическими, которые проходят через пласты сменяющихся  культур и сохраняются. Колесо и  одновременно, например, змея, кусающая свой собственный хвост. Что такое  змея, кусающая свой хвост? Это символ потока душевной жизни, который замкнут  на самого себя. А вы знаете, что все  замкнутое на себя не распадается, никуда не движется (движется только внутри самого себя). Странная вещь. Или, скажем, сверхпроводимость. Для современной физики было бы идеальным, конечно, изобретение сверхпроводящих  веществ. Но в эмпирии сверхпроводимости  всегда есть различение чего-то, что  я называю иногда идеальным предметом, гармонией (иногда колесом или трагедией), и все это отличается от того, что называется эмпирией, временем, хаосом, распадом и пр. Так вот, удержим  мысль о том, что эмпирически  не выполняется или эмпирически  замазано.

Хорошо, изобретены сверхпроводящие  вещества. А как сделать конструкцию, которая была бы реально сверхпроводящей  и обеспечивала абсолютное сохранение электрической энергии. Без каких-либо потерь. Оказывается, что это можно  сделать, только образовав круг из такого вещества, чтобы пустить энергию  по кругу. А круг сделать невозможно, потому что концы нужно соединять, их нужно паять. А спаяли и в  точке спая -потеря, теряется сверхпроводимость.

Значит, во-первых, я показываю  вам, почему вдруг круг, что это  за странный символ, странная фигура, которая  через все проходит? А во-вторых, мы снова имеем тут дело с различением  между эмпирией (тем, что мы де-факто  можем выполнить на реальных телах) и каким-то идеалом полноты, который  пребывает над потоком времени (в данном случае над веществом). Опять по кругу. Вот. если бы был такой круг, то там выполнялась бы сверхпроводимость. А в случае эмпирии это невозможно. Паять приходится.