Работа В.А.Садовничева «Знание и мудрость в глобализирующемся мире»

Самым трудным  оказалось познание человеком самого себя. Оказалось, что его строение, его физиология трудно поддаются  изучению. Кое-что еще можно понять. Но особенно трудно изучить внутренний мир человека. Ведь каждый индивидуум — это, как принято говорить, свой собственный уникальный, непо­вторимый мир. Разные люди в одной и той же ситуации, в одно и то же время по-разному воспринимают окружающее, по-разно­му оценивают целесообразность тех или иных своих действий в сложившихся условиях, по-разному относятся к мотивам поведе­ния других людей.

Весьма наглядными в этом плане являются библейские при­меры, в частности различия в поведении Адама и Евы или Авеля и Каина. В последнем случае единокровные братья, выросшие и жившие в одинаковых условиях, совершенно по-разному понима­ли, что такое добро, благо и что такое зло, совершенно по-разно­му воспринимали окружающий их мир. В чем же таится причина такого явления? Возможно ли вообще достигнуть такого уровня сознания у каждого человека в обществе, которое было хотя бы близким к некоторому идеальному состоянию, к мудрости.

И до сих пор  сознание человека, мотивация его  поведения остаются самой трудной  загадкой природы. Гегель в своей  работе «Эстетика» отметил: «Когда, например, в новейшее время спорят о вере и разуме как о чем-то интересующем и занимающем наш дух, то каждый делает вид, будто знает, что такое разум  и вера, и считается невоспитанностью требование указать, что же это такое, ибо и разум, и вера предполагаются известными». Действи­тельно, они лишь предполагаются известными, но на самом деле мы до сих пор не знаем ответа, есть ли у человека душа и что представляет собой его сознание, разум.

Я как математик  задумался над этим вопросом с  другой точки зрения. И кажется, могу представить модель человека. Человек представляет собой некий организм, в котором происходят физико-химические реакции на уровне клетки и на уровне молекулы. Между этими клетками пролегают миллиарды нитей, которые их связывают и по которым «текут» команды. Идет дискуссия: можно ли смоделировать мозг человека? Я отвечаю: «Нет», — хотя это и не очевидно. Есть ученые, которые утверждают, что искусственный «мозг» можно воспроизвести. Я спрашиваю: «Можно ли создать компьютер, который напишет "Евгения Онегина"?» Компьютер — автомат. Человеку же присущи инди­видуальность, чувства, интеллект. В моем понимании вся эта дискуссия в конечном счете сводится к тому, что мир бесконечен. Материя бесконечна... Атомное ядро состоит из все более и более мелких элементарных частиц. Вселенная в свою очередь состоит из все больших и больших пространственно-временных систем. Поэтому вряд ли можно в науке создать конечную модель (а всякая модель конечна), которая бы в точности повторяла беско­нечную структуру.

Говоря о знании, следует выделить вопрос об использовании  знания. Общеизвестны примеры, связанные  с созданием и приме­нением ядерного, химического, биологического оружия. Это при­меры аморального использования научного знания.

Но немало и  прямо противоположных примеров. Для того чтобы обеспечить людей  едой, нужно увеличивать производство продовольствия на 2% ежегодно. Обычными методами этого не сделать, поэтому  сегодня и ведутся интенсивные  работы в области генной и хромосомной  инженерии. Только здесь есть ключ к  решению. Второй пример — медицина. Медицина переходит на совершенно другой уровень. Почему сегодня все говорят  о геноме человека? Да потому, что, пока мы не будем знать геном человека, мы не сможем найти те генные системы, которые нужно усилить, заблокировать  или заменить. Уже известно несколько  тысяч заболеваний, которые обусловливаются  генетически. И нам нужно знать  геном, знать все его изъяны, все  порченые гены и уметь готовить технологии для их блокировки или замены. На протяжении всей истории становления  и развития научного знания что-то из него используется во вред человеку, что-то на пользу.

Есть кардинальное отличие между такими двумя основопола­гающими областями современной науки, как атомная физика и молекулярная биология. В случае с атомом человек выступает как бы наблюдателем, который стоит вне исследуемой им и подверга­ющейся его воздействию Природы. Конечно, когда для человека возникла прямая опасность пострадать от радиоактивного излуче­ния, он стал понимать, что человека и природу вот так просто нельзя разделять. Но тем не менее человек думает, что может защититься от этой опасности. То есть как бы обойти природу стороной.

Генная инженерия  такой возможности, пусть даже косвен­ной, человеку не оставляет. Она есть прямое и ничем не контролируемое вмешательство в эволюцию живой материи. Се­годня никто не может даже приблизительно оценить те последст­вия, которые повлечет за собой размножение живой материи, созданной искусственно. Процесс эволюции живого длительный и медленный. И никто не знает, как сложатся отношения между искусственными и естественными живыми организмами. Станут ли искусственные живые организмы «здоровыми» для человека и иных живых существ или превратятся в возбудителей болезней, будут ли они улучшать эволюционно развившийся генотип чело­века или, наоборот, приведут к отклонениям от него? Пока на эти и другие подобные вопросы ответов нет. Но то, что современ­ная наука в лице молекулярной биологии прямо вторглась в святая святых человека — в регулирование его жизни, — неоспо­римый факт. Следовательно, наука приобрела качественно новое, до сих пор неизвестное моральное измерение.

Вмешательство в эволюцию живого — не единственное неиз­вестное в сложном уравнении будущего цивилизации. Не менее трудным является прогноз для развития другого ключевого про­цесса, существенно изменяющего картину мира, — информатиза­ции.

Мне нередко  приходится вступать в дискуссии  о прогнозах так называемого  «информационного общества». В принципе я согласен с тем, что изобретение  и внедрение в жизнь компьюте­ров и компьютерных технологий существенно отразится на чело­веческом бытии и научном методе. Но полностью разгуляться фантазии насчет компьютеризации и информатизации всего и вся мне не дает один-единственный факт. На ближайшие 50—70 лет основным источником удовлетворения потребностей общества в энергии будут невозобновляемые естественные ресурсы — нефть, газ и уголь. А значит, человек будет крепко привязан к двигате­лям внутреннего сгорания. Какими бы компьютерными система­ми управления ни был обустроен бензиновый автомобиль, само­лет или океанский лайнер, это в сущности своей ничего в мире не меняет.

Нужна принципиальная смена источника энергии, нужно  топливо будущего. Тогда и произойдет смена цивилизационного развития. Пока же ближайшим конкурентом нефти, газа и угля ученые видят водород и двигатель внешнего сгорания. В перспек­тиве, когда задача обеспечения экологической чистоты воздуха станет для человека неотвратимой, общество, несмотря на очень высокую (по современным меркам) экономическую стоимость водородного горючего и технические опасности обращения с ним, начнет развивать, я бы сказал, «водородную цивилизацию».

Но это время  если и наступит, то наступит весьма и весьма не скоро. А до таких научно допустимых энергетических проектов, как использование в качестве рабочего тела антивещества, и подавно  далеко.

Так что реально  прогнозируемый путь движения человечества в XXI в. будет, скорее всего, пролегать через борьбу за сырье и ресурсы.

В конце XX столетия, в период, который часто называют переходом к «информационному миру», знания стали использо­ваться государствами для наращивания своей экономической мощи. Знания стали особенно тщательно скрываться от других. Появились ноу-хау, секреты фирм, государств. Они тщательно охраняются, потому что могут быть использованы с целью получения превосходства над другими. Здесь, конечно, можно говорить о конкуренции, которая в ряде случаев является поло­жительным явлением. Но я говорю о другом аспекте, когда знания используются во вред целым государствам, причем иногда с применением крайних средств. Мы можем видеть на примере последних лет, когда одна группа государств, имея высокотехно­логичное оружие, основанное на современных знаниях, использу­ет его для уничтожения людей другого независимого государства. Для таких действий уже изобретен свой термин — «гуманитарная интервенция».

Я думаю, что  вполне уместно будет привести здесь  высказы­вание выдающегося русского ученого, историка В.О. Ключевского относительно знания и нравственности. «Науку, — говорил он, — часто смешивают со знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, то есть умение пользовать­ся знанием». А это уже ближе к мудрости.

Еще с конца XIX столетия в философии в разных формах начал набирать силу «научный позитивизм». В его рамках ставит­ся задача — провести разграничительную линию между тем, что истинно, и тем, что полезно науке. Думаю, что суть его сводится к тому, что науке должно быть отказано в роли основы истинного знания. Это означает отделение науки от реальности.

Ученые часто  горячо обсуждают вопросы, не имеющие  ника­кого практического значения, не являющиеся жизненно важны­ми. К  числу таковых можно отнести  вопрос об интерпретациях квантовой  механики или о том, какая модель Вселенной — расширяющаяся или  стационарная — более оправдана  научно. Если стать на позицию научного позитивизма, то надо признать, что  никакой пользы от таких дискуссий  нет. Но это означает, что нет и  науки. И мы возвращаемся во времена  Древней Греции и Рима, где теоретическое  знание было отделено от технических, практических приемов непреодолимой  пропастью.

Лауреат Нобелевской  премии по химии Илья Пригожин писал: «Для древних природа была источником мудрости. Средне­вековая природа говорила о Боге. В новые времена природа  стала настолько безответной, что  Кант счел необходимым полностью  разделить науку и мудрость, науку  и истину. Этот раскол сущест­вует на протяжении двух последних столетий. Настала пора положить ему конец».

Действительно, разделение между научным знанием  и челове­ческой мудростью существует. Не вдаваясь в глубины философии, проиллюстрирую это разделение на примере прогнозирования, предсказания, предугадывания следствий из вновь получаемого знания, следствий из причин явлений и событий.

Когда речь идет о прогнозировании, мудрость всегда предо­стерегает от чего-то, от каких-то действий. Предостерегает, осно­вываясь на прошлом опыте. Предостерегает во имя предостереже­ния, охраняет во имя охранения. Наука в своих прогностических возможностях так действовать не может. Она не может предосте­регать от получения какого-то нового знания. Ибо пока такое знание не получено, то и предостерегать не от чего — знания просто нет. Это первое.

Второе. Даже в  тех случаях, когда какое-то новое  знание получено, это не означает, что  можно предсказать, предугадать  все или какие-то следствия, из него проистекающие.

Известен факт, что в 30-е гг. XX в. президент США Ф. Рузвельт поручил своей администрации провести обширное исследование в области перспективных технологий. Как оказалось впоследствии, ученые и инженеры не смогли тогда предсказать появление ни телевизора, ни пластмасс, ни реактивных самолетов, ни искусст­венных органов для трансплантации, ни лазеров, ни даже шари­ковых ручек! А ведь физические эффекты, которые были исполь­зованы при создании этих технологий, к тому времени были открыты и хорошо изучены.

Именно по этой причине лично я не принимаю на веру рассчитанные на длительные промежутки времени научные, а тем более технические, технологические прогнозы. Я думаю, что генеральное направление в развитии науки наступившего столе­тия будет связано с повышением эффективности ее прогности­ческой функции (я, конечно, имею в виду научное прогнозирова­ние и такие известные его методы, как гипотеза, экстраполирова­ние, интерполирование, мысленный эксперимент, научная эврис­тика и др.). В этом проявится научная мудрость. Естественно, для этого потребуется новый, более совершенный научный инстру­ментарий. Но главное будет в другом — в том, насколько тесно и органично удастся сблизить между собой науку (теоретическое знание), вненаучное знание (обыденное знание, практическое знание, мифы, легенды) и политику (прагматическое использова­ние знания в интересах власти и рынка).

Как профессиональный математик, занимающийся математи­ческим исследованием сложных систем, добавлю следующее. Любой прогноз в большей или меньшей степени, но обязательно опирается на какие-то вычисления, какие-то математические модели. На сегодняшний день математическая теория прогнози­рования не располагает ни достаточно глубокой собственной теорией, ни удовлетворительным по широте охвата кругом облас­тей применения, особенно важных с точки зрения практики. Это не может не сказываться на достоверности и долговременности обсуждаемых и предлагаемых прогнозов, чего бы они ни каса­лись. 

Прогнозирование будущего в гуманитарной науке кажется  мне еще менее убедительным, чем  в естествознании. Через «аксиому глобализации» утверждается ныне весьма популярный в умах и подходах специалистов-гуманитариев и политиков тезис о «конце истории». Либерализм-де победил окончательно, беспово­ротно и вселенски. Странам, еще не настроившимся на эту волну, нужно, как советует, например, основоположник теории открыто­го общества Карл Поппер, просто взять «японскую» или «герман­скую» модель государственного устройства и приложить ее к собственной стране.