Работа В.А.Садовничева «Знание и мудрость в глобализирующемся мире»

Техногенная опасность, создаваемая развитием человеческой цивилизации, носит системный характер — рассчитывать на милость природы или саморегуляцию биосферы нам не приходится. Все, что связано с развитием человечества, относится уже не к биосфере, а к ноосфере, чьи законы еще не познаны.

Сейчас принято  считать, что нужно регулировать численность народонаселения, поскольку, как показывают расчеты биологов, прокормить кое-как биосфера может  и шесть миллиардов человек (правда, большая часть из них голодает, а то и просто умирает от голода), но хорошо, комфортно, без проблем  с пропитанием на Земле может  прожить миллиард особей вида Homo sapiens. Биологи называют этот предел численности человечества «золотым миллиардом».

Но ведь миллиардного уровня человечество достигло не сегодня, а лет еще двести назад! Тогда, по идее, и нужно было остановиться, тогда и нужно было задуматься о численности населения. Некому было — кроме, пожалуй, известного экономиста Т.Р.Мальтуса, который о ноосфере не имел ни малейшего представления. Кстати, именно тогда, когда человечество достигло «золотого миллиарда», начала стремительно развиваться промышленность, и возникли предпосылки для того, чтобы еще лет сто с лишним спустя появилась ноосфера — сфера разума.

Если бы на Земле  существовал один народ, одна страна, одно правительство, численность народонаселения  можно было бы хоть как-то регулировать. Но на планете чуть ли не двести стран, и представление о демографии у каждой — свое. Население Китая давно превысило миллиард человек — там впору вообще запрещать семьям иметь детей. А у нас в Израиле проблема противоположная — нам нужно увеличивать население, чтобы не оказаться в своей стране национальным меньшинством. В России численность населения уменьшается, и с точки зрения биобезопасности это, может, и благо, но с экономической — несомненное зло, с которым нужно всячески бороться. Население Европы увеличивается чрезвычайно медленно, а в бедных районах Азии и Африки — слишком быстро, но там о биобезопасности не имеют никакого представления.

Вот и получается, что для каждой отдельно взятой страны понятие биобезопасности отличается от такого же понятия для ноосферы в целом.

Возникает противоречие. С одной стороны, биобезопасность требует сокращения численности населения планеты. С другой стороны, та же биобезопасность требует оградить человечество от последствий случайных, «несанкционированных» воздействий (или хотя бы свести эти последствия к минимуму). Развитые страны (именно они формируют нарождающиеся законы ноосферы) имеют в своем распоряжении возможности как для регулирования численности населения, так и для минимизации случайных природных воздействий. А неразвитые страны таких возможностей не имеют. И потому перед законами эволюции ноосферы не все равны. Точнее сказать: законы развития ноосферы таковы, что население более развитых стран имеет больше шансов выжить и войти в тот «золотой миллиард», который в конце концов и останется жить на Земле. 
 
 
 

Виктор Антонович  Садовничий - российский математик, академик РАН. С 1992 года и по настоящее время  является ректором Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

С радостью предоставляем  Вам возможност ознакомиться с его интереснейшим докладом "Знание и мудрость в глобализирующемся мире", прозвучавшим на IV Российском филосовском конгрессе «Философия и будущее цивилизации» (МГУ им. М.В. Ломоносова, 24—28 мая 2005 г.)

 Знание и  мудрость в глобализирующемся мире

Философия всегда играла важную роль в культуре. Она  не только осмысляла свою эпоху, но и указывала пути дальнейшего  развития человечества. В конце XX —  начале XXI в. влияние философии еще более возросло. В Европе и Америке начался философский бум. Философия стала действительно публичным феноменом, одним их важнейших факторов общественной жизни. Философы уже не замкнуты в своем профессиональном сообще­стве: к их аргументам прислушиваются политики и широкие общественные круги. Философские книги издаются громадными тиражами, а выступления ведущих мыслителей вызывают интерес, сравнимый с ажиотажем вокруг концертов эстрадных звезд, причем все это происходит без потери высокого профессиональ­ного уровня философских концепций.

Рост влияния  философии связан с целым рядом  факторов. Прежде всего он вызван процессами интеграции, затронувшими все мировое сообщество. Без философии просто невозможно наладить диалог различных культур и показать пути решения конфликтов.

Другим фактором, обусловившим рост влияния философии, оказалось развитие фундаментальной  науки. Были времена, когда физики, физиологи  и психологи «бегали» от философов, будучи уверены в том, что могут  обойтись без их советов и рекоменда­ций. Сейчас пришло понимание, что философия необходима для осмысления тех трудностей и проблем, с которыми сталкиваются квантовая механика, общая теория относительности, нейрофизи­ология и другие дисциплины. Мне хотелось бы, пользуясь случа­ем, поразмышлять о том, что, как мне представляется, является всегда насущным для философии и науки в целом, — о статусе научного знания в современном мире, его отношении к мудрости.

Для античного  философа мудрость является как бы идеалом знания. Ведь и само имя  философии переводится как любовь к мудрости, «любомудрие». Французский  историк Античности Пьер Адо писал: «Мудрость рассматривается во всей Античности как способ бытия, как состояние человека, существующего совершен­но иначе, нежели остальные люди, и являющего собой своего рода сверхчеловека. Если философия есть активность, смысл которой — упражнение в мудрости, то упражнение это по необходимости заключается не только в том, чтобы говорить и рассуждать определенным образом, но и в том, чтобы определен­ным образом действовать, смотреть на мир» [1].

На эту потерю непосредственного отношения человека к миру, свойственного мудрости и  античной философии, сетует в своей  недавней книге «Философия как искание  Абсолюта» из­вестный российский философ, заслуженный профессор МГУ Геннадий Георгиевич Майоров. «Как мы видим, — пишет он, — наука не только не приблизила человека к природе и к самому себе, но, напротив, соблазнив перспективой всемогущества, при­вела его к отчуждению от природы и к самоотчуждению. И повинна в этом как раз хваленая научная объективность, равно­значная отказу принять самоценность "вещей в себе", признать абсолютность их бытия» [2].

Августин учил, что между мудростью, которая  обретает зна­ние в свете вещей божественных, и знанием, которое добывается в сумерках сотворенных вещей, существует отношение иерархии: знание есть благо и достойно любви, но оно не превыше мудрости.

Мудрость включает в себя этический аспект, предполагая  связь человека с Целым, целостность  его собственного духовного опыта. Английский математик и философ  Альфред Уайтхед писал: «Интеллектуальная  деятельность расцветает за счет Мудрости. До определенной степени понимание  есть исключение причин про­тиворечий в интеллекте. Но Мудрость стремится к более глубоко­му пониманию, для которого важны и пробелы в системах понятий. Эти три составляющих духа — Инстинкт, Интеллект, Мудрость — не могут быть оторваны друг от друга. Здесь целое как бы проявляется в своих частях, а части возникают из целого» [3]. Знанию противостоит незнание, а мудрости — глупость. Незнание может рядиться в лохмотья невежества, быть упрямым нежеланием знать, выйти за пределы устоявшихся предрассудков. Но оно может быть и «ученым незнанием», по словам Николая Кузанского. Глупость есть подчас оборотная сторона невежест­венного всезнайства. Но глупостью в глазах толпы может выгля­деть и наивность гения, вспомним Иванушку-дурачка из русских сказок.

Для русской  философии Мудрость имела всегда особое значе­ние. Ее одухотворяла не только рефлексия, не только обращение к различным формам научного знания, но и живой опыт, переживание присутствия в мире божественной Софии. Отсюда возникло целое направление в русской философии — софиология, почти все представители которой являлись профессорами и приват-доцентами Московского университета: Владимир Сергее­вич Соловьев, братья Сергей и Евгений Трубецкие, Сергей Николаевич Булгаков, Алексей Федорович Лосев (день памяти которого как раз отмечается сегодня — 24 мая).

Были и противоположные  суждения. Профессор Московского  университета Густав Густавович Шпет видел в мудрости псевдо­философию, далекую от рефлексии и чистого знания. По его мнению, мудрость свойственна более восточной, чем западной культуре. «Именно Восток, — писал Г.Г. Шпет, — есть родина мудрости, всяческих сказок, сказаний и мифов. Он не знает, что такое рефлексия; умственная жизнь для него — чуждое; умствен­ная лень — его природа и его добродетель» [4].

В моем представлении  понятия «знание» и «мудрость» не обусловлены друг другом. Вполне можно  рассуждать о том, что такое «знание», и не использовать при этом понятие  «мудрость». Понятие «знание» по сути своей больше тяготеет к понятиям рациональным. Оно допускает количественные и качественные оценки. «Мудрость», как мне кажется, ближе к моральным, нравственным, житейским понятиям. Как-то измерить «муд­рость», по-моему, невозможно. Сравнить же двух «знатоков» можно, хотя сравнение будет весьма условным.

Я не думаю, что  «развитие интеллекта» можно  свести лишь к «непрерывному накоплению отдельных знаний, их сумме». Герак­лит говорил: «Многознание уму не научает». Точно так же мне трудно себе представить, чтобы развитие души никак не было связано с практической деятельностью человека, а восходило бы только к его духовности. 

Мне ближе трактовка  мудрости, принадлежащая Леонардо да Винчи. Он писал: «Мудрость — дочь опыта». Он же совершенно справедливо  указывал на то, что стать мудрым может любой человек: «Приобретай  в юности то, что с годами возместит  тебе ущерб, причиненный старостью. И, поняв, что пищей старости является мудрость, действуй в юности так, чтобы  старость не осталась без пищи».

Вообще говоря, мудрость являет собой «большой опыт», опыт многих поколений, который накапливался и проверялся веками и тысячелетиями.

Почему далеко не всех людей принято в народе именовать «мудрецами»? Наверное, потому, что в подавляющем большинст­ве люди очень мало задумываются о «смысле жизни», предвосхи­щая в уме и свое личное будущее, в том числе и старость. Большинство, как принято говорить, «прожигает молодые годы».

Многие часто  и справедливо называют «мудрыми»  своих родителей — мать и отца. Даже в том случае, когда они  не могли достаточно хорошо читать, писать и считать.

Жак Маритен писал, выделяя один из аспектов отличия знания от мудрости: «Слово "знание" берется как противоположное высшей сфере знания; это наука, постольку-поскольку она противопоставляется мудрости и относится к самым, что ни на есть заземленным областям знания: не говорят о мудрости ботаника или лингвиста, но говорят о науке ботанике и о науке лингвистике. Мудрость — это знание, получаемое из наивысших источников, открывающееся в наиболее глубоком и простом свете; знание — это знание детальное, эмпирическое, или очевид­ное».

Эти определения  понятий «знание» и «мудрость» довольно четко и наглядно очерчивают ту весьма тонкую, но невероятно важную грань, отличающую одно от другого.

Человек постоянно  тянулся к знаниям. Он видел в  этом некий путь своего развития, своего благополучия и своей без­опасности. Когда он пытался узнать что-то новое, он приобретал новый опыт, который  использовал в своей жизни, и  ему было любопытно узнать, как  будет дальше. На каком-то уровне, в  подсознании это у него всегда сочеталось со своей безопаснос­тью, потому что человек не был защищен от стихии, явлений природы или каких-то ее обитателей. Поэтому ему надо было знать все больше и больше фактов природы. Я думаю, что это было связано и с благополучием человека. Знание, опыт давали ему возможность более комфортного, более благополучного суще­ствования. Например, он знал, что огонь приносит тепло, вкус­ную пищу, на нем можно готовить и огонь охраняет его очаг.

На примере  огня вообще интересно проследить развитие познания человека. Человек в какой-то момент задумался: а что представляет собой огонь? Он смотрел на пламя, он видел, какое оно красивое, неоднородно  устроенное, и думал: что же это  такое — огонь? И хотя этот вопрос возник у человека миллионы лет тому назад, на него нет полного научного ответа и сегодня. И так во многом. Например, шаровая молния по сей день остается доста­точно загадочным явлением природы, несмотря на все успехи естествознания.

Русский философ  Василий Васильевич Розанов писал  в книге «О понимании», созданной  сразу после окончания Московского  университета: «Мальчик, смотрящий  на пламя и задумывающийся над  тем, что такое оно, юноша, задумывающийся над нравствен­ными вопросами жизни, — стоят в пределах науки, хотя бы они и не разрешили своих сомнений. Но ученый, с успехом сдавший на магистра и готовящий докторскую диссертацию, стоит вне пределов ее, потому что не жажда познания руководит им» [5]. Это стремление к пониманию делает науку сестрой Мудрости, потому что понимает человек что-либо не только благодаря рациональ­ным аргументам и доказательствам, но и с помощью интуиции, озарения, художественного чувства, веры.

Конечно, современная  наука разительно изменилась со вре­мен Аристотеля и Галилея. Наука перестала быть уделом только одних ученых. От успешного ее развития в значительной мере зависят благосостояние и культурный рост людей, прогресс чело­веческой цивилизации. В наше время наука стала одним из важнейших источников государственных доходов, поскольку она самым непосредственным образом участвует в производстве, в создании новых технических средств и технологий, которые в свою очередь меняют среду обитания, повседневный быт людей.

Знание постепенно расширялось. В настоящее время  оно охватывает сотни научных  направлений. И хотя человек очень  много узнал об окружающем его  мире и о самом себе, но на большинство  важных вопросов ответа пока нет.