Истина как центральная проблема познания

     Но  если истина и ее оценка не сразу  и не полностью совпадают, то это  еще не означает их независимости  друг от друга. От оценки (т.е. от признания  или непризнания) нового знания существенно  зависит его последующее развитие: привлечение сил и средств  к его обоснованию и совершенствованию  или отбрасывание его. Оценка может  ускорять или тормозить становление  нового знания, выдвигать частные  несовершенства нового знания в качестве аргументов его неистинности и, наоборот, частичные соответствия считать  решающими доказательствами его  истинности. Было бы неправильно думать, что ошибки такого рода – дела минувших дней, времен господства схоластики и теологии. С одной стороны, внедрение планирования и регулирования в науку, ускоряя темпы научного прогресса, способствует повышению роли авторитета отдельных личностей в науке и может служить источником волюнтаризма в оценке новых знаний; с другой стороны, превращение науки в такую сферу деятельности, в которой заняты сотни тысяч ученых, благоприятствует расширению спектра направлений научных поисков, снижая тем самым подобную опасность. Но в итоге борьбы субъективного и объективного, истины и оценки истинности возможность таких ошибок не устраняется полностью.

     Необходимо  заметить, что непонимание диалектики субъективных и объективных начал  в познании, гиперболизация роли первых ведет к релятивизму. Диалектика истины как развивающегося процесса подменяется «диалектикой» борьбы субъективных оценок истинности с вытекающим отсюда преувеличением роли формы по отношению к содержанию познания. На место истины ставятся «организующие  формы опыта», «естественные классификации», «парадигмы» и тому подобные формальные моменты знания. В основе этого  лежит субъективизация реальной диалектики познания. Отношение субъекта и объекта сводится к координации «Я» и «не Я», объективность – к «интерсубъективности», соответствие между мыслью и действительностью – к «внутриструктурным» отношениям синтаксического, семантического и прагматического характера.

     Между тем диалектика познания как важная часть материалистической диалектики требует постоянного преодоления  «субъектоцентризма», превращения субъект-объектного отношения в отношение: «он (человек, человечество) и природа (общество, познаваемое)».

     В диалектике познания понятие объективной  истины, выражающей отношение соответствия между конкретной мыслью и отражаемой - в ней действительностью, приобретает  еще один, чрезвычайно важный смысл  обозначения того, к чему приближается познающая мысль. Для диалектики характерно признание объективной истины не только как соответствия между мыслью и действительностью, но и как того высшего этапа, к которому приближается знание в процессе его развития. Объективная истина как процесс выражает самую сущность перехода от незнания к знанию. Этот переход имеет этапы, стадии и характеризуется такими свойствами (признаками), как абсолютность и относительность.

     Признание абсолютной истины как высшего итога, к которому стремится познание, принципиально  разделяет релятивизм и диалектику. Для всех форм релятивизма такого итога в познании либо вовсе не существует (никакое «конечное описание»  объекта невозможно), либо предел познанию ставят свойства самого человеческого  мышления.

     Другая  сторона понятия абсолютной истины характеризует меру соответствия мысли  и действительности. В.И. Ленин отмечал, например, «что в каждой научной истине, несмотря на ее относительность, есть элемент абсолютной истины» [6, с. 328].

     Отношение между первой и второй сторонами  абсолютной истины также диалектично  и противоречиво, как сам процесс  познания. Это отношение было бы чрезвычайно простым, если бы познание сводилось лишь к прибавлению новых знаний к имеющимся. Но в силу неисчерпаемости объекта и в то же время ограниченности любой из научных теорий для познания характерно не только приращение знаний, но и преобразование имеющихся. В связи с этим качественно и количественно меняются как истинное знание и аспекты, в которых устанавливается соответствие его с действительностью, так и развитые формы, в которых закрепилось устоявшееся знание; они сменяются исходными образами формирующегося нового знания и т.д.

     Так, теория Птолемея, описывавшая с большой  точностью кажущееся перемещение  планет в «плоскости» видимого неба, сменилась теорией Коперника, описывающей  реальное движение планет Солнечной  системы, специфическим образом  спроецированное на земного наблюдателя. Аналогично этому в физике квантовый  эксперимент в отличие от классического обеспечивает полноту данных, но не имеет исчерпывающего характера; в процессе развития теоретического знания эмпирия вскрывает реальные «наблюдаемые» связи и отношения между явлениями, теория же вскрывает связи и отношения, лежащие в их основе и делающие возможными сами эти явления и т.п. В силу этого ход развития объективной истины в познании имеет прерывистый, скачкообразный характер.

     Существует  огромное количество монографий и диссертаций, исследовавших объективный характер истины, диалектику относительной и  абсолютной истин, практику как критерий истины и т.д. В качестве примера  можно привести классические для  советского периода труды Г.А. Курсанова  «Ленинская теория истины и кризис буржуазных воззрений» (1977), Э.М. Чудинова «Диалектика научного познания и проблемы истины» (1979), Б.И. Липского «Практическая природа истины» (1988). Как правило проблема истины рассматривалась в гносеологическом ключе. Работы по проблеме истины присутствовали практически во всех сборниках по проблемам теории познания и диалектической логики. Формула складывающейся из диалектики абсолютной и относительной истин истины объективной воспринималась как универсальный ключ решения проблемы и ограничивала возможности осмысления механизмов истинности. Выходом из этой ситуации представлялся анализ научной теории как основополагающей формы истинного знания. Эта проблематика получила достаточную разработку у таких авторов, как Б.С. Галимов, С.Н. Жаров, Б.С. Крымский, В.С. Швырев и др.

     Суть  кризиса советской философии  заключалась в том, что в трудах В.И. Ленина, а также К. Маркса и  Ф. Энгельса проблема истины разрешалась  на все времена – исторически  прошедшие, настоящие и будущие. Философские изыскания таких исследователей, как Г.С. Батищев, С.Б. Крымский, Г.А. Курсанов, Г.Д. Левин, И.С. Нарский и др., несмотря на то, что их период творчества совпал с советской эпохой, когда любая альтернативная мысль или идея оказывалась под жестким идеологическим прессингом, тем не менее, сформировали мощный исследовательский базис по проблемам познания, отражения и истины с учетом достижений мировой западной философии. 

3 ИСТИНА, ЦЕННОСТЬ И ОЦЕНКА

     Со  времен античности и до наших дней в философии ведутся споры  между представителями различных  философских школ и направлений  по вопросу о том, является ли ценность атрибутом некоторой вещи или  же она результат оценивания, продиктованного  потребностями личности и общества. В первом случае ценность трактуется как нечто объективное, существующее независимо от человека. Во втором –  понятие ценности сводится к субъективным оценочным суждениям произвольного  характера. Сущность ценностей выводится  не из объектов, а из потребностей человека. Обе эти крайние точки зрения отражают некоторые особенности  понятия ценности, но не дают его  адекватного определения.

     Если  согласиться с тем, что ценность лишь свойство реальности, т. е. явлений  природы, общества или культуры, то неизбежно отождествлеиис истины и ценности. Однако уже Сократ, первым сформулировавший основной вопрос аксиологии: «Что есть благо?», продемонстрировал существенные различия между ними. Знание является важным, но не единственным условием достижения блага. Это объясняется тем, что предметы и явления природы и общества обладают свойствами, осознание которых может осуществляться либо в форме знания о том, что есть, реально существует, либо в форме представления о том, какой должна быть эта реальность, как должен вести себя человек в отношении к природе и другим людям. В первом случае знание о предмете характеризуется с точки зрения его истинности или ложности, во втором – с точки зрения ценности предмета, т. е. его значимости для человека.

     Ценность, как и истина, является не свойством, а отношением между мыслью и действительностью. Основываясь на своем индивидуальном опыте, человек осознает наличие  связи между значимым для него объектом и своими потребностями  и интересами.

     Ценностью является то, что обладает положительной  значимостью для человека. Значимость определяется не свойствами предмета самою по себе, а их вовлеченностью в человеческую жизнь. Кант отмечал, что сознанию даны носители ценностей, вместе с мерой ценности, которая превращает их в желаемое. Поэтому бытие ценности постигается в эмоциональном, а не в интеллектуальном акте. Субъективно желаемое выступает в форме оценки, т. е. установления значимости различных явлений для человека, определяемом его социальной позицией, мировоззрением, уровнем культуры, интеллекта и нравственности. Очевидно, что между субъективно желаемым и ценностью могут возникать противоречия. Например, такой значимый для человека культурный феномен, как игра, считается многими бесцельной и бесполезной деятельностью, простительной лишь в детском возрасте. Ф. Шиллер, напротив, подчеркивая значимость игры для человека, писал: «Человек играет только тогда, когда он в полном значении слова человек, и он бывает вполне человеком лишь тогда, когда играет» [7, с. 52].

     Природа аксиологически нейтральна, как ценность она актуализируется лишь в контексте с человечеством, в конкретно-исторических условиях его существования и развития. Динамику ценностей мы могли увидеть в сопоставлении норм, характерных для различных цивилизаций. Так, для античной Греции высшей ценностью было гармоническое проявление всей полноты человеческой жизни, а для Египта – культ смерти, подготовке к которой подчинялась вся человеческая жизнь.

     Ценности  надиндивидуальны, они могут осознаваться или не осознаваться, либо осознаваться неадекватно. Но любой вариант осознания ценностей как субъективно желательного выступает в форме опенки. В отличие от истины оценка состоит не в достижении соответствия познания действительному положению вещей, а является осознанием вещей и их свойств как необходимых и важных для человека. Существует глубокое различие между объективным значением (значимостью) предмета и личностным смыслом, который эксплицируется субъектом в процессе оценивания. Поэтому в оценке может доминировать субъективный момент, объясняемый личностным характером осмысления мира. Несмотря на это различие, между истиной и ценностью существует неразрывная связь. Истинное знание может быть предметом оценивания, характеризоваться как ценность. В свою очередь, установить значимость мира явлений для человека можно лишь благодаря знанию о них.

     Судить  о значимости вещи – значит иметь  представление о том, что она  обладает необходимыми субъекту качествами. Ценности отражают реальную связь объекта  с потребностями и интересами, устремлениями, целями, идеалами субъекта. Поэтому можно говорить о ценностных суждениях с точки зрения их истинности или ложности. Тем не менее независимо от того, основаны ценностные суждения на истинном знании или на предрассудке, на науке или суеверии, на жизненном опыте или его отсутствии, - они не перестают быть тем, что устанавливают, конституируют ценность. Различие истины и оценки обнаруживается и в способах их постижения, и в форме выражения, и в структурах сознания, участвующих в познавательном и ценностном процессе. Истина постигается путем ограничения субъективного, познание предполагает отвлечение от случайного и внешнего по отношению к исследуемому явлению. В истине мир раскрывается таким, каков он есть независимо от человека. Хотя момент субъективности в истине в принципе неустраним. Оценка же в качестве ведущего момента включает в себя субъективное начало, в ней раскрывается не свойство предмета как такового, а его значимость для человека (хотя знание и является предпосылкой для оценки.)

     Существенно отличаются и формы выражения  истины и оценки. Истина имеет форму  рационального, логически непротиворечивого  знания, раскрывающего законы природы, общества, сознания. Оценки обращены в  сферу эмоций, побуждений, воли. Хотя оценки и включают в себя момент знания, однако это знание может  иметь весьма смутную образную форму, быть мало доказательным, опираться на интуицию.

     Ценности  занимают господствующее положение  в сфере искусства и религии, морали и права, политической и культурной жизни. Они не переводимы на язык научных понятий и зачастую облекаются в художественно-образную мифологическую или сакрализованно-религиозную форму.

     Существенная  особенность ценностного суждения состоит в том, что оно есть оценка или побуждение к действию через внутреннее состояние и  прежде всего через эмоциональное  переживание ценности. Если научное  познание призвано максимально приблизиться к полному адекватному знанию, то ценностное отношение погружает нас в «царство смысла», мир значимостей.

     В структуру оценки входят субъект, предмет  и основание оценивания. Объективное  содержание оценки определяется предметом. Поэтому оценка непосредственно  связана с познанием, ибо, прежде чем судить о значимости предмета, необходимо знание о его объективных  свойствах. Истинное, достоверное знание само по себе может быть основанием оценки.

     Практическая  полезность истины позволяет отождествить ее с благом. Однако широко известны негативные оценки истины: жалкая и  низкая, жестокая и бесполезная и  т. п. Блестящая психологическая  характеристика отношения к истине дается Пушкиным: «Тьмы низких истин  нам дороже нас возвышающий обман». А в книге Екклезиаста истинное знание оценивается словами о том, что во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, тот умножает скорбь.

     И это не случайно: научное познание абстрагируется от последствий, которое  оно несет, и многие ученые отрицают связь науки и нравственности. В отличие от научного знания, ориентированного на бесстрастное объективное описание некоторой универсальной связи, оценка является пониманием смысла этой связи, интеллектуальным и эмоциональным  осознанием и переживанием ее значимости. Парадокс оценочных суждений состоит  в том, что знание не является препятствием для произвольной оценки явлении  действительности. Если познавательные суждения интерсубъективны, не зависят от точек зрения, то оценочные суждения субъективны, имеют разные основания. Особенно часто с произвольными оценками мы встречаемся в суждениях об эстетических, политических, нравственных, мировоззренческих, идеологических ценностях.