Противоречия клинического мышления

В литературе можно встретить указания на встречающуюся избыточность исследований больного, особенно лабораторных, многие из которых нередко необязательны  и не соответствуют задачам конкретного  диагностического процесса. Успех диагностики  определяется тщательностью оценки имеющихся у врача клинических  данных, а не количеством примененных  методов. Иногда неоправданное увеличение количества клинических исследований может не только не улучшить диагностику, но даже повысить частоту диагностических  ошибок. Если раньше врачебные ошибки возникали от недостатка информации, то теперь добавились ошибки от ее избытка. Следствием этого может быть недооценка других, возможно, важных в данном случае симптомов. Исходя из принципа «необходимого  и достаточного» следует, вероятно, стремиться к оптимизации количества признаков, используемых в диагностике, что является выражением диалектического  единства данного принципа с требованием  достижения достаточной общности.

Увеличение объема информации вступает во все большее противоречие с  необходимостью для врача в условиях почти постоянной нехватки времени  выделить действительно ценную, наиболее существенную информацию. Очевидно, количество показателей будет расти как  по ширине охвата все новых систем и органов пациентов, так и  по глубине проникновения в структурно-функциональные связи организма, и предела этому  процессу нет. Создается впечатление, что между врачом и больным  все более плотной стеной встает новая техника, и это тревожный  факт, поскольку налицо ослабление важных в клинической медицине личностных контактов, процесс «дегуманизации» медицины [1].

Необходимо подчеркнуть, что растущий поток информации носит преимущественно  количественный характер. Уже в настоящее  время в клиниках некоторым больным  проводится до 50 и более различных  исследований. Существует мнение, что  улучшение диагностики связано  с ростом количества информации. Вряд ли это положение справедливо, ведь уже сейчас далеко не каждый врач справляется  с обработкой всех поступающих данных. К тому же практика подтверждает, что  во многих случаях для постановки диагноза достаточно нескольких решающих показателей. Академик Е.И. Чазов подчеркивает: «…с годами в комплексе причин диагностических ошибок уменьшается  их возможная связь с недостаточностью достоверных научных данных в  медицине, недостаточностью специальных  методов исследования, ошибок этих методов и возрастает значение квалификации, знаний и ответственности врача как причины таких ошибок».

Многие клиницисты всю опосредованную информацию о больном до сих пор  называют дополнительной, нисколько  не умаляя ее важности в диагностике  и выборе метода лечения. Опытный  врач знает, что если данные, полученные при помощи дополнительных методов  исследования, противоречат клинике  заболевания, то к их оценке следует  подходить с большой осторожностью. Пренебрегая анамнезом и непосредственным обследованием пациента, врач разрушает  ту часть фундамента, на которой  строится лечение, – веру больного в правильность врачебных действий. Уже первый разговор с пациентом  должен оказывать лечебное воздействие, и это является четким критерием  профессиональной пригодности врача.

Жизнь показывает, что к деталям  анамнеза приходится возвращаться и  в процессе клинического наблюдения. Но часто ли это делается даже в  стационаре, где контакт с больным  возможен ежедневно? Непосредственное изучение болезни и пациента и  ныне является краеугольным камнем всей мыслительной деятельности врача. Никакие  сверхсовременные лабораторно-инструментальные методы не заменят этого – ни сейчас, ни в обозримом будущем. Специфика  объекта познания – больной человек  со всем многообразием его биологических  свойств, личностных качеств, социальных связей – лишь подчеркивает важность этого этапа исследования. На овладение  искусством объективного обследования больного могут уйти годы, но только после этого клиницист получает возможность извлекать максимум информации из дополнительных методов  исследования.

Определенный опыт «математизации»  некоторых разделов медицины уже  привел к трезвому подходу к этой проблеме и показал несостоятельность  предсказаний о скором наступлении  эры «машинной диагностики». Тем, кто склонен к абсолютизации  математического метода, стоит напомнить  слова А. Эйнштейна: «Математика  – это единственный совершенный  метод водить самого себя за нос». Разрешение противоречия между безграничным потоком информации и ограниченной способностью врача ее воспринимать, обрабатывать и усваивать следует, вероятно, искать в оптимизации этого потока для нужд врача-практика, стремящегося получить максимум информации из минимума данных. При этом важно, чтобы врач не попал в зависимость от специалистов, работающих с лабораторно-инструментальной техникой, не полагался слепо на их заключения.

Разрешение противоречия между  ростом объема информации о больном  и традиционными методами исследования надо искать, конечно, не в возвращении  «назад к Гиппократу», а в развитии науки, в совершенствовании индивидуального, творческого общения с пациентом. Нельзя надеяться на то, что после  лучевого или эндоскопического метода исследования «все прояснится» [6]. Успешное разрешение противоречия возможно лишь при наличии высоких профессиональных и личностных качеств врача и творческом подходе к лечению. Об этом хорошо сказал известный клиницист Б.Д. Петров: «Искусство постановки диагноза и выбор правильного метода лечения даже в настоящее время при детально разработанном клиническом обследовании, обилии физических, лабораторных и инструментальных методов исследования, функциональных, биохимических и других диагностических тестов представляет собой сложный и строго индивидуальный творческий процесс, являющийся своеобразным сплавом знаний, опыта и интуиции».

Второе противоречие мышления врача — это противоречие между целостностью объекта (больным человеком) и растущей дифференциацией медицинской науки. В последние десятилетия накопление информации в медицине происходит лавинообразно, и она все меньше становится доступной врачу. Медицина дробится на мелкие специальности, из-за чего врач не может не оказаться в плену ограничений той области медицины, в которой работает. Это обрекает на утрату понимания того, что сфера его профессионального интереса не стоит особняком, а органично вплетена в работу всего организма и находится в прямой зависимости от нее. В результате получаются неплохо практически подготовленные, но слабо теоретически вооруженные врачи, что весьма неблагоприятно сказывается на судьбах пациентов. Узкая специализация врачей по нозологическим формам, методам исследования, органам и системам в сочетании с тенденцией к организации крупных многопрофильных больниц приводит к тому, что больного исследует и лечит коллектив врачей. В этих условиях неизбежно теряется общее представление о пациенте, ослабевает личная ответственность врача за конкретного больного, затрудняется психологический контакт с ним и тем более получение доверительной информации.

Основоположник ряда областей отечественной  хирургии профессор С.П. Федоров  признавал специализацию в хирургии и говорил, что «…можно быть на высоте хирургической техники и хирургического образования, но невозможно быть одинаково компетентным во всех областях хирургии и одинаково успешно научиться работать в них». Однако он же выступал против чрезмерной специализации, считая, что чрезмерная специализация, обрастая массой мелочей, убивает в узком специалисте «…способность к широкому медицинскому мышлению». А вот мнение Е.И. Чазова: «Специализация, которая все больше охватывает медицину и без которой ее прогресс невозможен, напоминает двуликого Януса, таящего в себе опасность деградации диагностического мышления. Не обязательно, чтобы терапевт разбирался во всех сложностях хирургической патологии, или хирург мог диагностировать заболевание крови или сердца. Но четко представлять, что в данном случае речь может идти о той или иной сложной патологии и что необходимо пригласить консультанта для установления диагноза, он обязан».

Появление новых специальностей в  медицине (а их в настоящее время  уже более двухсот) — результат  углубления медицинских знаний, прогресса  науки. Возникает противоречие между глубоким проникновением в сущность процессов, происходящих в органах и системах организма человека, и необходимостью синтетического подхода к больному [17, 46]. Ярче всего это противоречие проявляется в отношении пациентов, имеющих несколько заболеваний, когда лечение проводится одновременно различными врачами. Очень редко назначения этих специалистов согласовываются, и чаще всего больному самому приходится разбираться в рецептах, которые оказываются у него на руках. Парадоксально, но в этой ситуации именно добросовестный пациент подвергается наибольшей опасности. Она заключается в полипрагмазии, склонность к которой у врачей отнюдь не уменьшается.

Но это только одна сторона дела. Главный вопрос — кто из специалистов синтезирует все данные о больном, кто видит не болезнь, а больного в целом? В стационаре этот вопрос как будто решен – лечащий  врач. К сожалению, и здесь нередко  встречается парадокс: в специализированном стационаре лечащий врач тоже узкий  специалист. К его услугам квалифицированные  консультанты, чьи диагностические  заключения и лечебные назначения добросовестно  фиксируются и выполняются, обсуждению и тем более сомнению не подлежат. Еще хуже обстоит дело в амбулаторной практике, где роль лечащего врача  фактически выполняют несколько  специалистов, к которым в разное время обращается пациент.

Возникает явное противоречие между  углублением наших знаний о больном, результатом чего и является дальнейшая дифференциация врачебных специальностей, и все большей опасностью потери целостного взгляда на этого больного. Не перечеркивает ли такая перспектива  многие плюсы дифференциации, ибо  у пациента может не оказаться  лечащего врача, а будут только консультанты? Какими путями должно разрешаться это  противоречие? Проблема непростая и не может быть решена однозначно. Вероятно, синтез, каким по существу является диагноз больного, немыслим без обращения к общепатологическим закономерностям. Важная роль в решении этой проблемы, по-видимому, принадлежит такой интегративной медицинской науке, как общая патология. Именно данная фундаментальная наука способна, используя методы систематизации, обобщения больших массивов информации по теоретическим дисциплинам, сформулировать концепции, которые с единых позиций позволят осмысливать широкий круг вопросов, касающихся природы и механизмов развития болезней человека. Концептуальный подход к решению медицинских задач, используемый в общей патологии, является самым эффективным методом преодоления негативных сторон все нарастающего потока информации во всех областях медицины.

В развитии мышления врача есть и  другие проблемы. История медицины поистине соткана из противоречий. Вопрос о повышении культуры мышления поднимает сама жизнь, тем более  что прогресс науки предъявляет  все более строгие требования к интеллекту, знаниям, общей и  профессиональной подготовке врача. Врач, овладевший клиническим мышлением, умеет анализировать свои личные, субъективные впечатления, находить в  них общезначимое, объективное. Клиницист  должен всегда обдумывать, размышлять [1, 3]. К. С. Станиславский в книге «Работа актера над собой» заметил: «Рецептов нет, есть путь». Врачу, если он хочет, чтобы прочитанное им в книгах не осталось лежать мертвым грузом, необходимо развивать свое мышление, т.е. не воспринимать все как нечто безусловное, уметь задавать вопросы, в первую очередь себе, стараться привести «к общему знаменателю» самые противоречивые, внешне несходные, но внутренне родственные обстоятельства. Необходимо расширять свой кругозор — не только профессиональный, но и философский, эстетический и нравственный. В действии и через действие лежит путь к творческому освоению профессии.

С.П. Боткин в предисловии к «Клиническим лекциям» писал, что им руководило «желание сообщить товарищам по призванию  приемы исследования и мышления»  с тем, чтобы «облегчить первые шаги начинающего самостоятельную практику». Следуя завету выдающегося клинициста, мы и подняли вопрос о мышлении врача и его воспитании.

 

 

 

 

 

Вывод

Клиническое мышление характеризуется  способностью к принятию адекватного  в каждой отдельной ситуации решения  в целях достижения наиболее благоприятного результата. Врач должен уметь не только принять решение, но и взять на себя ответственность за его принятие, а это станет возможным только при полноценной теоретической  подготовке врача, когда принятие решений  будет обусловлено его знаниями, будет обдуманным и осознанным, будет  направлено на достижение вполне определенной цели.

Такой подход позволяет подобрать  правильную схему лечения. Учет принципов  диалектики, выяснение причинно-следственных связей между процессами, происходящими  в организме, использование при  решении вопросов принципов логики позволяют мышлению выйти на качественно  новый уровень развития.

Только специалист, обладающий клиническим  мышлением, может достойно и эффективно осуществлять свою основную задачу - лечить людей, избавлять их от страданий, повышать качество их жизнедеятельности.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список использованной литературы

1. Билибин А.Ф., Царегородцев Г.И. О клиническом мышлении. – М.: Медицина, 1973.

2. Горский Д.П., Ивин А.А., Никифоров А.Л. Краткий словарь по логике. – М.: Просвещение, 2008.

3. Ивин А.А. Логика. – М.: Гардарики, 2010.

4. Козаченко В.И., Петленко В.П. История философии и медицина. – СПб., 2009

5. Подымова С.Д. // Клин. медицина. – 2012. – № 9. – С.70–75.

6. Саркисов Д.С., Пальцев М.А., Хитров Н.К. Общая патология человека. – М.: Медицина, 2007.

7. Серов В.В. Общепатологические подходы к познанию болезни. – М.: Медицина, 2009.

8. Тейчман Д., Эванс К. Философия. – М.: Весь Мир, 2007.

9. Царегородцев Г.И., Кротков Е.А., Афанасьев Ю.И. // Терапевт. архив. – 2010. – Т. 77, № 1. – С. 77–79.