Аввакум Петрович

А. С. Елеонская  в своем исследовании публицистики старообрядчества предложила использовать 2 образа, соотнесенных друг с другом по принципу антитезы: «чужая земля» и  «свое отечество». Думается, что  эти образы, как никакие другие, хорошо подходят для обозначения  указанного нами глубинного противоречия, как его понимал сам протопоп Аввакум.

«Никонианская»  Русь — это и есть «чужая земля», или, иначе, «земля варваров», отринувшая все традиционное и устоявшееся. Здесь царит «озлобления много», обитают «враги благочестия», а предводительствует сам «сатана». Для более образного  выражения Аввакум изображает эту  страну в виде дремучего леса, из которого бегут, «утекают» праведники. Больше того, «чужую землю» он сравнивает с огромной темницей, где беспрестанно «льется кровь мученическая», и  даже с могилой: «Воистину и на свободе люди те в нынешнее время  равны с погребенными. Во всех концах земли ох и рыдание, и плач, и  жалость».

Рис. 2. Автограф протопопа  Авакума. "Пустозерский сборник", 1675

Центральной фигурой, главным виновником превращения  России в «чужую землю» оказывается  царь Алексей Михайлович. Патр. Никон  — это совратитель царя, а затем  лишь исполнитель его воли. Сам  же Алексей Михайлович — тиран, «мучитель  и гонитель», подчиняющий себе людей  «насилием и властью»: «А ты, никониян, чем похвалишься? — вопрошает  Аввакум царя. — Скажи-тко? Антихристом  своим нагим разве да огнем, да топором, да виселицею». Обличая самовластие  государя, Аввакум часто использует своего рода эзопов язык. Не называя  его имени, он уподобляет Алексея  Михайловича наиболее жестоким библейским царям — Саулу, Навуходоносору, Максимияну, Озии.

Однако необходимо иметь в виду, что Аввакум, да и  все старообрядцы, не обличали принцип  самодержавного правления как таковой. Более того, все они исходили из идеи божественного происхождения  царской власти, а самого царя рассматривали  как истинного Помазанника Божиего. И не случайно в спорах царя и  патр. Никона о праве «царства»  и «священства» Аввакум всегда и  последовательно занимал сторону  царя. Да и в отношении самого царя Аввакум долгое время сохранял надежду, что он одумается и вернется к старой вере.

Проблема заключалась  в другом — в истинности царя. Предавший старые обряды царь —  это изменник истинной веры и, следовательно, он теряет право быть царем.

Резко возросшее  влияние западноевропейской культуры («немецкие поступы», «польские обычаи», «латинство») делает «никоновскую»  Русь окончательно «чужой землей». Введение новых церковных обрядов рассматривалось  Аввакумом как наступление католичества на Православие. Даже освоение иностранных  языков вызывает неприязнь Аввакума, ибо обитатели «чужой земли» в  этом случае становятся чуждыми собственному народу: «Умеешь многи языки говорить: да што в том прибыли? С сим  веком останется здесь … кирьелесион-от оставь; так елленя говорят; плюнь  на них», — укоряет Аввакум государя. И восклицает: «Ох, ох, бедная Русь, чего-то тебе захотелося немецких поступков  и обычаев!»

Еще большее  неприятие Аввакума вызывает заимствование  с Запада «внешней мудрости» —  светской науки. Уже говорилось, что  основное противоречие в данном случае лежало в разных системах мышления старообрядцев и «латинствующих». Если последние старались привить  на русской почве рационалистическое мышление с его опорой на знание, то первые защищали традиционный для  древнерусского сознания принцип религиозно-мистического постижения Божиих тайн. Совсем не случайно протопоп Аввакум постоянно ссылается  на авторитет Псевдо-Дионисия Ареопагита, а также на святоотеческую литературу, в которой, как известно, научно-рациональное знание последовательно отрицалось. Вслед за отцами церкви Аввакум видит  в «еллинских философах» язычников, а в более современных западноевропейских ученых авторитетах — еретиков. Так, он утверждал, что «ритор и философ не может быть христианин», что «ни на праг церковный ритор и философ достоин внити». А сам же с гордостью утверждает: «Аз есмь ни ритор, ни философ, дидаскалства и логофетства неискусен, простец человек и зело исполнен неведения». Следовательно, неприятие «западной» учености в любом ее виде — это принципиальная позиция Аввакума.

Не совместимыми с «чистой верой» Аввакум считает  учения Сократа, Платона, Протагора, Диагора  Милисийского. «Нынешних философов», под которыми Аввакум, очевидно, понимал  «латинствующих», он называет «песьими сынами». А тех родителей, которые  отдают детей учиться философии, риторике и диалектике, он обвиняет в том, что они обрекают детей  на «вечную погибель».

В итоге образ  «чужой земли» связывается Аввакумом  непосредственно с антихристом, этим «врагом человеческим», символом мирового зла.

Вообще старообрядцы создали собственную теорию об антихристе, ибо отказ от старой веры они воспринимали исключительно как дьявольское  деяние, приближающее наступление конца  света. Впрочем, этот вопрос решался  ими по-разному. Так, монах Ефрем  Потемкин учил, что антихрист уже  явился и есть не кто иной, как  патриарх. В «Житии инока Корнилия»  антихристом назван сам царь.

И все же большинство  ранних учителей старообрядчества считали, что царство антихриста еще не наступило, а царь и патриарх —  это лишь его предтечи. В трактовке  протопопа Аввакума, Никон и царь Алексей Михайлович также непосредственные предшественники антихриста — «войско  антихристово», «слуги антихристовы». В одном из своих произведений Аввакум рисует яркий образ антихриста, явившегося ему во сне в виде «нагого  человека», «огнем дышит, изо рта, из ноздрей и из ушей пламя смрадное исходит». За спиною же антихриста —  «царь наш последует и власти со множеством народа». Следовательно, «чужая земля» — это место, где  уже властвуют предтечи антихриста.

Образ «отечества», в отличие от образа «чужой земли», по мнению А. С. Елеонской, более расплывчат и иллюзорен: «То он возникает  как мечта о справедливом государстве, то сводится к замкнутому братству верных, то и вовсе ассоциируется  с райским блаженством».

«Свое отечество» в трактовке всех идеологов раннего  старообрядчества и в понимании  протопопа Аввакума в частности  ассоциируется с прошлым, с той  Россией, которая была единственной в мире хранительницей истинной православной веры. Именно благодаря своей вере Россия заняла выдающееся место в  мире и была «сподоблена благодати». В этом отношении особенно важной для старообрядцев была идея России как «Третьего Рима», всех в мире превосходящей своим благочестием, а русский царь считался единственным во всей вселенной истинным христианским царем. Эта Русь и мыслилась Аввакумом в качестве своеобразного идеала.

Одним из символов истинной Руси протопоп Аввакум видел  «непорочные» книги, напечатанные «словенским» языком. Вообще «старые» книги, которые  власть насильственно изымала из повседневного обихода, становятся уже в ранний период старообрядчества единственной связующей нитью между  небольшим числом «верных» и прошлой  истинной Россией. Кстати, подобное благоговейное  отношение к «старым» книгам сохранялось  в старообрядческой среде и впоследствии.

Еще одной важной характеристикой «своего отечества» в творчестве Аввакума становится идея равенства. Это равенство определено уже самим устройством Вселенной, поэтому в «своем отечестве», где  всем «одинаково светит» солнце, все  равны перед Богом: «Если богатому кланяешься в пояс, то нищему поклонись  в землю». Более того, Аввакум  утверждает, что «меньшие» наравне  с «большими» имеют право решать те вопросы, от которых зависит и  судьба отдельных людей, и судьба «отечества» в целом.

Подобное «отечество»  могло существовать только как идеал, поэтому в условиях конкретно-исторических событий 2-й пол. XVII в. настоящим, подлинным  «своим отечеством» признается старообрядческая община. Многие послания Аввакума посвящены  «верным» — тем, кто избрал путь подвижничества во имя «старой веры». Рассуждая о принципах существования  «верных», протопоп Аввакум прежде всего призывает их осознать себя монолитным союзом. Цементирующим этот союз условием являются нравственные устои общины-«отечества». А в  качестве примеров истинного «старовера»  под пером Аввакума возникают  образы его сподвижников. Особенно в этом отношении ярок образ боярыни  Феодосьи Морозовой. Кстати, и самого Аввакума в старообрядческой литературе постоянно приводили в пример как истинного православного  человека, борца за веру. «Сильный Христов  воевода противу сатанина полка», — так называет его одно из старообрядческих «Сказаний».

Мысль об избранничестве, особом пути, которым им надлежит идти, — пути страдания и мученичества о собственной «святости», свойственна  всем пустозерским узникам. Уже в  ранней старообрядческой литературе возникает  образ пророка-бойца, подвиги которого во имя правой веры сравниваются с  подвигами библейских пророков.

Интересен еще  один момент. Пророк-боец, исполнитель  пророческой и апостольской миссии на русской земле, напрямую был связан с миром чуда. Уже говорилось о  некоторых видениях Аввакума. Но Аввакум  разворачивает эти сюжеты и в  др. плоскости — он сам становится героем видений, явленных др. людям. Так, в одном из посланий он рассказывает, что в то время, когда его «стригли на Москве» и «ругали в соборной той церкви», образ его в сопровождении  ликующих ангелов явился ученикам в  далекой ссылке. Т. о., уже в раннем старообрядчестве формируется идея прижизненной святости старообрядцев как мучеников за веру. Эта идея была близка очень многим деятелям старообрядчества. Не случайно многие из них, так же как Аввакум, еще при жизни написали собственные жития, которые, как известно, всегда создавались в России с прицелом на признание героя жития святым.

Рис.3. Боярыня Морозова навещает протопопа  Авакума в темнице.

И, наконец, еще  одно прочтение смысла «своего отечества» — образ, своего рода, рая. Под пером  Аввакума мечта о таком «своем отечестве» приобретает черты прекрасной страны, полной света и благоухания. Прежде всего это мать-пустыня, где  «жестокое житие Христа ради»  терпели древние праведники и  куда, «утекая от соблазнов», бегут  современники. Несмотря на все трудности, которые приходится претерпевать праведникам, ощущение праздничности не оставляет  Аввакума. Здесь царит «веселие душевное»: монастыри, «яко крины процветоша», а праведники «упованием будущих  благ веселятся». Сами жители пустыни  сравниваются с поющими птицами  и прежде всего с райской птицей сирином: «Святые отцы... со умилением  и со слезами песнь Богу поют».

Следует обратить внимание на данное сопоставление: пустыня  — рай. Образ «рая» нередко  присутствует в произведениях Аввакума. И это не случайно. Обуреваемый  жаждой «жизни вечной», протопоп призывает  своих сторонников не страшиться и терпеть множественные муки в земной жизни. В награду он обещает  истинные райские кущи. При этом христианские понятия и символы  приобретают у него материализованное  выражение. Так, рай в представлении  Аввакума наполнен вполне материальными  благами: «жилища и полаты стоят», а в палате — «стоят столы, а  на них настлано бело. И блюда  с брашнами (т. е. с едой) стоят...»  Поэтому можно сделать вывод, что на мировоззрение Аввакума самое  значительное влияние оказало народное понимание христианства. Даже сам  стиль произведений протопопа построен на перемежении богословских понятий  с народными, иногда очень крепкими, выражениями. Характер Аввакума был  также страстен и противоречив. Он абсолютно не принимал своих противников, буквально ненавидел их, грозил им самыми страшными карами. И в то же время в посланиях к соратникам перед нами совершенно иной человек — добрый, нежный, отдающий всего себя заботе о ближних своих.

Перевезенцев  С.

Использованы  материалы сайта  Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru  

АВВАКУМ (Петрович) — юрьевский протопоп, один из первых представителей церк. раскола, отличавшийся редкими дарованиями, энергией и  железной волей. Сын сельского священника. Род. в 1620 или 1621. При патриархе Иосифе (40-е гг. XVII в.) была создана т. н. комиссия справщиков, к-рая должна была исправить  все богослужебные книги, ходившие на Руси. В неё, наряду с И. Нероновым, С. Вонифатьевым, Н. Пустосвятом и  др. протопопами и дьяконами, входил и А. В 1646—1647 был связан с «Кружком ревнителей благочестия» и стал известен царю Алексею Михайловичу. В 1652 подвизался протопопом в г. Юрьевец-Повольский, откуда по воле царя был определён  в священники Казанского собора в  Москве. Сменивший в том же году Иосифа патриарх Никон отставил всех прежних справщиков и передал  всё дело исправления книг киевлянину Епифанию Славинецкому и греку Арсению  Суханову. В 1653 Никон разослал по всем моск. церквам «памятную грамотку», где указывал, что «по правилам в иных случаях можно поясным  поклоном заменять земной, и что  следует креститься тремя перстами ». Когда эту грамоту прочли И. Неронов и А., то, по словам последнего, они «задумались, увидели, яко зима хощет быти; и сердце у них озябло и ноги задрожали… ».

По словам Н. И. Костомарова, «отставленные справщики, которых самолюбие было сильно задето…  кричали против Никона, что он поддается  наущениям киевлян, зараженных латинскою  ересью. Горячими его противниками сделались тогда протопоп Иван Неронов  и друг Неронова юрьевский протопоп Аввакум, живший в доме его во время  своего пребывания в столице». Выступив с протестом и обличениями  против патриарха Никона (1653), А. подал  царю челобитную по поводу неправых, по мнению А., действий, предпринятых Никоном, которой и было положено начало расколу. На церк. соборе 23 апр. 1656 была представлена книга «Скрижаль», в которой было напечатано проклятие двуперстному сложению, после чего собор предал анафеме и проклял всех неповинующихся церкви последователей двуперстия. Начались гонения на противников перемен, вводимых в церкви новым патриархом. Многие из них были посажены в тюрьмы или сосланы. А. вместе с семьёй попал  сначала в Тобольск, а затем  в Даурию. Вот как об этом говорится  в Житии протопопа Аввакума:

«…Таже послали  меня в Сибирь с женою и детьми. И колико дорогою нужды бысть, тово всево много говорить, разве  малая часть помянуть. Протопопица  младенца родила, — больную в телеге и повезли до Тобольска; три тысячи верст недель с тринатцеть волокли телегами, и водою, и саньми половину пути. Архиепископ в Тобольске к месту устроил меня… По сем указ пришел: велено меня из Тобольска на Лену вести за сие, что браню от писания и укоряю ересь Никонову… Таже сел опять на корабль свой... поехал на Лену. А как приехал в Енисейской, другой указ пришел: велено в Дауры вести — дватцеть тысящ и больши будет от Москвы. И отдали меня Афонасью Пашкову в полк, — людей с ним было 6 сот человек; и грех ради моих суров человек: беспрестанно людей жжет, и мучит, и бьет. И я ево много уговаривал, да и сам в руки попал. А с Москвы от Никона приказано ему мучить меня. Егда поехали из Енисейска, как будем в большой Тунгуске реке, в воду загрузило бурею дощеник мой совсем: налился среди реки полон воды, и парус изорвало, — одны полубы над водою, а то все в воду ушло. Жена моя на полубы из воды робят кое-как вытаскала, простоволоса ходя.