Романтизм и реализм в творчестве Горького

Горький стремился  показать, что даже у людей, замордованных  подневольным трудом, живо чувство  прекрасного.

Рассказ «Двадцать  шесть и одна» писатель назвал поэмой. Поэтическое чувство красоты, щедро насыщающее это произведение, давало полное право на такое жанровое определение.

Рассказ автобиографичен  и навеян впечатлениями того времени, когда А. Пешков работал в крендельной  пекарне Василия Семенова в Казани. А время то было мрачное. Много  лет спустя Горький, опровергая утверждение, будто бы его сделали марксистом лишь произведения великих философов, писал: «Вы скажете марксист! Да, но марксист не по Марксу, а потому, что так выдублена кожа. Меня марксизму  обучали лучше и больше книг казанский  булочник Семенов и русская интеллигенция, которая наиболее поучительна со стороны своей духовной шаткости».

В рассказе «Двадцать  шесть и одна» Горький изображает мрачную обстановку булочной Семенова. Огромная печь похожа на чудовище, готовое  поглотить согнанных к нему рабов. А сами рабы, грязные, измученные, ненавидят  свой труд.

О труде в капиталистическом  обществе, о его подневольном характере  Горький писал неоднократно. Так, в рассказе «Челкаш», воспроизводя музыку трудового дня в порту, он подмечает, что люди незаметно  превратились в механические придатки машин. 

Труд крендельщиков  тяжел. «Изо дня в день в мучной пыли, в грязи, натасканной нашими ногами со двора, в густой пахучей  духоте, мы рассучивали тесто и  делали крендели, смачивая их нашим  потом, и мы ненавидели нашу работу острой ненавистью... Сидя за длинным  столом друг против друга,девять против девяти, мы в продолжение длинных  часов механически двигали руками и пальцами и так привыкли к  своей работе, что никогда уже  и не следили за движениями своими».

Но даже эти изнуренные люди, «арестантики», у которых не было ни сил, ни желания даже говорить друг с другом, не лишены чувства  прекрасного.

Для того чтобы раскрыть внутренний мир своих героев, мир, полный страстей, затаенных дум, Горький  использует песню. Причем он воспроизводит  не только ее содержание, но и подробно описывает тембр голоса поющего, выражение его лица, реакцию слушающих.

Эти полумертвые  люди, «живые машины», иногда начинали петь. И самым замечательным было, когда пели все двадцать шесть. Их «громкие голоса, давно спевшиеся  голоса» наполняли помещение; песне  становилось тесно в нем, она  билась о камень стен, стонала, плакала  и оживляла «сердце тихой щекочущей  болью», бередила в нем старые раны и будила тоску.

Поющим густая, широкая  волна звуков представлялась «дорогой куда-то вдаль, освещенной ярким солнцем, широкой дорогой...».

Было у крендельщиков  и еще нечто хорошее, заменявшее солнце. Каждое утро к ним заглядывала  шестнадцатилетняя горничная Таня, с румяным личиком, толстой косой  каштановых волос.

Грязные, темные, уродливые  люди ждали с нетерпением ее прихода  и говорили ей какие-то особые слова, которые находились у них только для нее. У крендельщиков и  голоса становились мягче, ласковей и шутки легче, у них для  нее все было особое.

Горький утверждал, что все красивое по-настоящему вызывает уважение к себе у людей, даже и  у грубых людей. И хотя каторжный  труд превращал людей в тупых  волов, они все-таки оставались людьми и, как все люди, не могли жить без того, чтобы не поклоняться  чему бы то ни было.

Горький впервые  в русской литературе показал  трудовой коллектив в своем стремлении к прекрасному. 

Проблема активного  отношения человека к жизни, которую  ставит Горький в своих ранних романтических и реалистических рассказах, сопряжена с требованием  героико-романтического искусства, способствующего  обновлению жизни. 

Эта позиция неоднократно и целенаправленно обосновывалась писателем в его литературно-критических  статьях раннего периода. Эстетические взгляды Горького нашли также  свое выражение в таких его  произведениях, как «Читатель», «О Чиже, который лгал, и о Дятле любителе истины», «Об одном поэте», «О черте», «Еще о черте» и других. Эти выступления  были направлены против декадентов и  натуралистов, порвавших с демократическими традициями русской литературы, ратующих за искусство, свободное от общественных идеалов и отражающее субъективное восприятие действительности. 

Полемизируя с проповедниками безыдейности, Горький в памфлете «О черте» (1899) создает сатирические образы писателей, не имеющих принципов, готовых «быть женихами на всех свадьбах и покойниками на всех похоронах», но провозглашающих «идеи добра, красоты». 

Горький отвергал подобную литературу и выдвигал свою положительную  программу; о действенной роли искусства  в общественной жизни. В статье «Поль  Верден и декаденты» (1896) он подчеркивал, что русские декаденты являются прямыми наследниками тенденций  упадка в литературе и общественной мысли буржуазного Запада, тенденций, возникших в сгущенной атмосфере  «пошлой и развратной жизни» на потребу  «жирных и разнузданных купцов, чувствующих  себя господами положения». Он утверждал, что декаденты, на какой бы национальной почве они ни вершили свою разрушительную работу, «уже в день своего рождения были разбиты наголову, явившись на свет невропатами... людьми, которым и наслаждение в бою недоступно».

Горький раскрывает идейное убожество декадентской поэзии, которая отдает предпочтение субъективизму или уводит читателя в мир бесплодных фантазий и грез. Оп высмеивает поэтов-декадентов за индивидуализм  и пессимизм их искусства. Он утверждает, что «декаденты и декадентство явление  вредное, антиобщественное, явление, с  которым необходимо бороться».

В ряде произведений, стремясь ответить на вопрос, какая  задача стоит перед писателем, Горький  также активно выступал и против другого антиреалистического течения  в литературе натурализма. Натурализм, как и декадентство, был далек  от гражданских, общественных идеалов, от типического воспроизведения  действительности и изображал жизнь  в ее разрозненных явлениях, фиксируя их с протокольной точностью. Известный  критик-народник Н. К. Михайловский дал  точную и выразительную характеристику этого течения:

«Нынешние писатели... норовят обойтись без такого центрального пункта. Они с безразличным спокойствием воспроизводят все, что им попадается на глаза: Фому и Ерему, слона и  букашку, благоухание розы и безобразие подлости... Господа беллетристы  утратили способность различать  важное и неважное и сильно чувствовать  разницу между добром и злом. Дескать, с высшей точки зрения, удаленной  от ничтожных и проходящих тревог дня, все в природе одинаково  ценно, и нет в ней ни добра, ни зла, и не дело художника как-нибудь сортировать явления жизни, он не должен давать ни одному из них предпочтения». 

В своем программном  рассказе «Читатель» (1898) Горький выступает  против бескрылого бытописательства. Он говорит, что факт сам по себе, а также нагромождение фактов вне их логической связи не могут  объяснить явлений жизни, привести к обобщениям, выделить наиболее типические черты времени. Горький адресует следующие слова «бытописателям»-натуралистам: «Твое перо слабо ковыряет действительность, тихонько ворошит мелочи жизни, и, описывая будничные чувства будничных  людей, ты открываешь их уму, быть может, и много низких истин... Ты уверен, что это полезно рыться в мусоре буден и не уметь находить в  них ничего, кроме печальных крошечных  истин, устанавливающих только то, что  человек зол, глуп, бесчестен... что  он бессилен и жалок, один и сам  по себе».

В своем программном  рассказе «Читатель» (1898) Горький выступает  против бескрылого бытописательства. Он говорит, что факт сам по себе, а также нагромождение фактов вне их логической связи не могут  объяснить явлений жизни, привести к обобщениям, выделить наиболее типические черты времени. Горький адресует следующие слова «бытописателям»-натуралистам: «Твое перо слабо ковыряет действительность, тихонько ворошит мелочи жизни, и, описывая будничные чувства будничных  людей, ты открываешь их уму, быть может, и много низких истин... Ты уверен, что это полезно рыться в мусоре буден и не уметь находить в  них ничего, кроме печальных крошечных  истин, устанавливающих только то, что  человек зол, глуп, бесчестен... что  он бессилен и жалок, один и сам  по себе». 

Подобному взгляду  на литературу Горький противопоставляет  задачу идейного воспитания читателя.

«Цель литературы, пишет  он, помогать человеку понимать себя самого, поднять его веру в себя и развить  в нем стремление к истине, бороться с пошлостью в людях, уметь  найти хорошее в них, возбуждать в их душах стыд, гнев, мужество, делать все для того, чтоб люди могли... одухотворить свою жизнь святым духом красоты».

С декадентами и  натуралистами, с поборниками теории «малых дел» Горький полемизирует во многих своих произведениях.

В частности, в сказе  «О Чиже, который лгал, и о Дятле  любителе истины» (1893) угадываются настроения различных слоев тогдашней интеллигенции, по-разному относившейся к искусству.

Борясь против литературного  распада, против декадентства и натурализма, Горький в литературно-критических  статьях и художественных произведениях  неизменно выступал с требованием  действенного искусства для народа, утверждающего высокие идеалы социальной справедливости.

В борьбе с реакционной  программой этих течений Горький  опирался на великие завоевания русского реализма и революционно-демократической  критики. Он унаследовал от Белинского, Чернышевского, Добролюбова их глубокий патриотизм, беззаветную любовь к  угнетенным и обездоленным, их неукротимую  веру в свободолюбивый дух и творческие силы русского народа, их убежденность, веру в его историческое призвание. 

По мнению Горького, писатель это учитель и вожак  людей, который указывает им путь «к свету, к истине, красоте, к новой  жизни», это проповедник прогрессивных  общественных идеалов, глашатай социальной правды. Он активный деятель, гражданин, глубоко переживающий страдания  народа, это борец за его свободу  и счастье. Горький требовал от художника  знания запросов времени, тесного слияния  с жизнью, умения предчувствовать  будущее. Горький обрушивался на писателей, сглаживающих общественные противоречия, видящих в народе пассивную, инертную массу, которая способна вызвать  лишь сострадание «попечителей». Всякое стремление отвлечь внимание читателя от задач борьбы, парализовать его  волю к перестройке жизни, законсервировать существующие ее формы вызывает резкий протест молодого Горького. 

Горький своим творчеством  боролся за героическое искусство  потому, что видел, как становится велика потребность в нем народа, поднявшегося на борьбу. Он знал по опыту  собственной жизни, как очищает  и возвышает душу человека произведение, в котором действуют герои  сильные, мужественные, благородные, побеждающие  все трудности или гибнущие во имя высоких идеалов. Эта борьба облекалась в форму романтического бунтарства и в стремление уйти в  другую жизнь. Осваивая новую реалистическую систему, Горький не изменял духу своего творчества, его направленности, тому, что Белинский назвал «пафосом художника».