Автор работы: Пользователь скрыл имя, 14 Февраля 2011 в 01:03, реферат
Данная работа показывает литературный мир ПН не в привычном однобоко депрессивном, суицидальном и деструктивном фокусе, а в виде творческого поля деятельности, где разворачиваются поиски разрешения противоречий. Этих противоречий много: они кроются в предшествующем изгнании участников «ноты» из России, в необходимости самореализации их в новой обстановке, в творческом самовыражении, во взаимодействиях членов объединения друг с другом.
Было все - и тюрьма, и сума,
В обладании полном ума,
В обладании полном таланта,
С распроклятой судьбой эмигранта
Умираю...
Владимир Набоков. В лесу
Шептала, запрокинув лик,
ты о разлуке предстоящей,
а я глядел, как бился блик
на дне шушукающей чащи,
как - в дымке - ландыша душа
дышала, и как с тонкой ношей
полз муравей, домой спеша,
такой решительный,
хороший...
| Владимир
Набоков. Два корабля
У мирной пристани, блестя на солнце юга, с дремотной влагой в лад снастями шевеля, задумчивы, стояли друг близ друга два стройных
корабля. Но пробил час. Они пустились в море, и молчаливо разошлись они. Стонали ветры на просторе; текли за
днями дни. Знакомы стали им коварные теченья, знакома - верная, сияющая ночь; а берега вдали вставали, как виденья, и отходили
прочь. Порой казалось им: надежда бесполезна. Катился бури гром, и быстрой чередой сменялась черная зияющая бездна всплывающей
волной. А иногда с тревогою угрюмой они оглядывались вдруг, и каждый полон был одной и той же думой: "Где
ты, мой бедный друг?" Да, много было бурь, да, много снов печальных, обманных маяков и скрытых скал, но ангел вещий, ангел странствий дальних, их строго
охранял. И срок иной настал... Угомонились бури; а корабли куда-то вновь спешат, и с двух сторон выходят из лазури, и вот -
плывут назад! Они сошлись и снова рядом встали, о шири шелестя изведанных морей, а волны слушали, но нет,- не узнавали тех старых кораблей... |
Владимир Набоков. Странствия
Ты много странствовал. Рассказ холодный твой
я ныне слушаю не с завистью живой,
а с чувством сложного, глухого сожаленья.
Мне горько за тебя. Скитался долго ты;
везде вокруг себя единой красоты
разнообразные ты видел проявленья,
и многих городов в записках путевых
тобой приведены бесцветные названья.
Но ты не испытал тоски очарованья!
На желтом мраморе святилищ вековых,
на крыльях пестрых птиц, роскошных насекомых
узор ты примечал, не чуя Божества;
стыдливой музыке наречий незнакомых
с улыбкой ты внимал, а выучил слова
приветствий утренних, вечерних пожеланий;
в пустынях, в городах иль ночью, на поляне,
сияющей в лесу как озеро, о нет,
не содрогался ты, внезапно потрясенный
сознаньем бытия... И через много лет
ты возвращаешься, но смотришь изумленно,
когда я говорю, что сладостно потом
о странствиях мечтать, о прошлом золотом,
и вдруг припоминать, в тревоге, в умиленье
мучительном не то, что знать бы всякий мог,
а мелочь дивную, оттенок, миг, намек,-
звезду
под деревом да песню в отдаленье.
Владимир Набоков. Finis
Не надо плакать. Видишь, там - звезда,
там - над листвою, справа. Ах, не надо,
прошу тебя! О чем я начал? Да,
- о той звезде над чернотою сада;
на ней живут, быть может... что же ты,
опять! Смотри же, я совсем спокоен,
совсем... Ты слушай дальше: день был зноен,
мы шли
на холм, где красные цветы...
Не то. О чем я говорил? Есть слово:
любовь, - глухой глагол: любить... Цветы
какие-то мне помешали. Ты
должна простить. Ну вот - ты плачешь снова.
Не надо слез! Ах, кто так мучит нас?
Не надо помнить, ничего не надо...
Вон там - звезда над чернотою сада...
Скажи -
а вдруг проснемся мы сейчас?
Владимир Набоков. Все окна открыв, опустив занавески…
|
Все окна открыв, опустив занавески,
ты в зале роялю сказала: живи! Как легкие крылья во мраке и блеске, задвигались
руки твои. Под левой - мольба зазвенела несмело, под правою - отклик волнисто возник, за клавишем клавиш, то черный, то белый, звеня,
погружался на миг. В
откинутой крышке отливы и руки твои, отраженные там, как
бледные бабочки, плавно по
черным и белым цветам. И звуки холмились во мраке и в блеске, и
ропот взбирался, и шепот и
ветер ночной раздувал и звездное небо впускал. |
Информация о работе Парижская нота: литературное поколение русской диаспоры