Тип символистского журнала начала XX века

     Белый, постоянный сотрудник редакции «Весов», назвал цикл своих литературно-критических  статей об этом времени «На перевале».

     По  признанию самой редакции, «Весов»  в лице сотрудников совмещали  «крайний эстетизм» раннего Бальмонта, «индивидуалистические созерцания»  Брюсова, «универсальный дионисизм» В. Иванова, «подчёркнутый мистицизм» З. Гиппиус, «романтические стремления» Блока, «синтетическое ницшеанство» А. Белого и «крайний бодлеризм» Эллиса.

     Так же «Весы» выступали с попытками  критики марксизма. Идеи символизма развивались и в «Священной жертве», и в статье «Страсть», которая должна была стать началом серии ежемесячных бесед Брюсова с читателями по вопросам современности. Эта серия носила название «Вехи».

     В серии «Вехи» была опубликована статья Брюсова «Свобода слова», подписанная одним из его псевдонимов – Аврелий. Она явилась ответом на опубликованную в ноябре 1905 г. в большевистской газете «Новая жизнь» статью В.И. Ленина «Партийная организация и партийная литература». Брюсов ответил практически сразу, уже в ноябрьском номере «Весов» за 1905 г. Очень подробно цитируя положения статьи Ленина, что само по себе было важно, так как читатели могли сопоставить мнения спорящих, а не только принимать доводы одного из них, Брюсов противопоставлял требованию подчинения личности воле союза или партии идею свободы личности, свободы слова и мнения. Очень горячо и искренне написанная, эта статья, совершенно неизвестная в последующие годы в России, широко обсуждалась в западном литературоведении. Несмотря на небольшое количество статей, подписанных именем Брюсова или одним из его псевдонимов, половину журнального номера в первые два года издания заполняли именно его материалы. Во втором отделе («Хроника литературной и художественной жизни») Брюсов помещал рецензии на новые книги. Таким способом он воплощал в жизнь свою мечту о первом в России критическом журнале. Он рецензировал практически все появившиеся сборники стихов, книги по литературе и искусству, откликался на различные выставки и театральные спектакли. Рецензии на книги не всегда были отзывами о них, часто автор только упоминал название вышедшего сборника или произведения, а потом, оставив его в стороне, начинал рассуждать о теоретических и эстетических проблемах. Рецензии Брюсова были небольшими теоретическими статьями. Он считал, что есть интересные книги и интересные рецензии. Для себя он выбрал второе. Кроме рецензий, поэт писал без подписи в разделах «Заметки», «В журналах и газетах», «Хроника», «Горестные заметки», «Мелочи» и т.д.

     История «Весов» распадается на несколько периодов. Первый – и самый интересный – 1904 – начало 1905 г. В это время активно работал Брюсов, воплощая тип задуманного журнала, более четко выражалась и эстетическая и политическая программа журнала.

     По  первоначальному, утвержденному Главным управлением по делам печати плану, политического отдела в «Весах» не было. Но журнал умел выразить свои политические симпатии и антипатии своеобразным, доступным ему способом. Отношение к русско-японской войне не было четким и определенным, в статьях и заметках высказывались различные оценки этого события. Но в октябре и ноябре 1904 г. появились «японские» номера «Весов», в которых были воспроизведены образцы японской графики, опубликованы статьи о японском искусстве. Брюсов так объяснил появление подобных публикаций: «“Весы” должны во дни, когда разожглись политические страсти, с мужеством беспристрастия исповедать свое преклонение перед японским рисунком. Дело “Весов” руководить вкусом публики, а не потворствовать ее инстинктам». В примечании к «японским» номерам говорилось, что журнал хочет напомнить читателю о Японии, о стране художников, а не солдат. Журнал выражал свои политические взгляды опосредствованно, при помощи языка искусства, которому и был посвящен.

     Революция 1905 г. оказала влияние почти на всех русских символистов. Протест  против «страшного мира» привел некоторых  из них к принятию революции, этот мир разрушающей. Отсюда – внимание к программе социал-демократов, которое ощущается в статьях Андрея Белого, писавшего, что «социализм – действительно объединяющее учение». Внимательно всматривался в революционные события и Брюсов.

     Но  общественный подъем отрицательно сказался на судьбе «Весов», так же как и  на судьбе «Нового пути». Количество подписчиков было небольшим: в конце 1904 г. – 670, в 1906-м – 845, в 1907-м – 1095, в 1908-м – 1692. Некоторый рост наметился благодаря печатавшейся со второй половины 1905 г. хорошей беллетристике, но для журнала, существующего только на деньги от подписки, этого было мало.

     В начале 1906 г. Брюсов хотел уйти из журнала. Вняв просьбам друзей, он остался, но главенствующей роли в «Весах» уже не играл. В  журнале меняются сотрудники, появляются Мережковский и Гиппиус. Идейно руководил журналом Брюсов, но он уже не отдавался журнальным делам с той страстью, которая характерна для первых лет. В письмах поэта звучат постоянные жалобы на страшную загруженность черновой журнальной работой, которую С. Поляков всю переложил на плечи Брюсова. Да и создать тот тип журнала, о котором мечтал, Брюсову не удалось. В конце 1906 г. он писал З.Н. Гиппиус: «...я к “Весам” остыл очень. Я убедился, что для меня, несмотря на трехлетнюю работу в них, сделать их такими, какими я хочу, все-таки невозможно. А тратить энергию, а тем более хитрить, чтобы только более или менее приблизить их к своему образцу, – не стоит. Пусть себе издаются по “скорпионовскому” трафарету, конечно, в значительной степени созданному мною, но уже давно надоевшему и опостылевшему мне. Может быть, когда-нибудь буду я издавать иной “свой” журнал, а “Весы” надо предоставить их фатуму. Пусть они пройдут в литературе отмеренные им Паркой годы. Со своим единым неизменным ликом».⁸

     Кроме разочарования Брюсова в своем  детище и его разногласий с  С. Поляковым по вопросам работы журнала, закат «Весов» объяснялся тем, что свою роль журнала-манифеста издание уже сыграло. Символизм не только укрепился, стал популярным, но и, по мнению некоторых участников движения, клонился к закату. Появилось несколько других символистских журналов, да и солидные издания стали охотно печатать прежних изгоев. «Весам» оставалось только бдительно следить за чистотой своих рядов. Журнал увяз в долгой и бесплодной полемике о символизме и роли его изданий с появившимся в Москве в 1906 г. «Золотым руном». Сотрудники тоже чувствовали, что связывавшие их идеи исчерпаны, общий путь пройден. «Весы» перестали выражать что-то новое и в 1909 г. закрылись. Опыт издания «Весов» еще раз доказал, что журнал-манифест не может издаваться долго: как только все идеи объяснены и все новое показано, у журнала не остается жизненного пространства, если только он не поменяет своего типа. Но и за пять лет существования «Весы» вписали в историю русской журналистики одну из интереснейших страниц. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     «ЗОЛОТОЕ  РУНО» 

     Журнал  «Золотое руно», вышедший в 1906 г., стал вторым московским журналом, посвященным проблемам символизма. К этому времени бунтари-одиночки, которых высмеивали и журналы и газеты, превратились в известных писателей, печатавшихся в солидных изданиях, издававших книги и сборники. Символизм вошел в моду.

     В определенной степени эта мода на модерн в состоятельных кругах общества и вызвала к жизни «Золотое руно». Деньги на издание дал Н.П. Рябушинский, представитель известной  семьи московских текстильных фабрикантов. Он пробовал себя в литературе и в музыке, но способностей не обнаружил. Люди, знавшие его, в том числе философ Л. Шестов, говорили о его «литературной необразованности».

     Рябушинский и стал издателем самого дорогого и роскошного русского журнала. Он тратил на «Золотое руно» около 100 тыс. в год, это позволяло не считаться с расходами при оформлении журнальных книжек. Великолепно иллюстрированные, отпечатанные на прекрасной бумаге, они приходили к подписчикам в изящных футлярах, перевязанных золоченым шнуром.

     Но  Н.П. Рябушинский не ограничивался  ведением материальных дел журнала, он претендовал на редакторские функции, брал на себя диктаторскую роль в журнале. Это стало причиной постоянных внутриредакционных столкновений и смены сотрудников, требовавших устранения Рябушинского. Вот как рассказывал о нем А. Бенуа в книге воспоминаний: «Был тот гость сам Николай Петрович Рябушинский, тогда еще никому за пределами своего московского кружка не известный, а уже через год гремящий по Москве благодаря тому, что он пожелал продолжать дело Дягилева и даже во много раз перещеголять его... Казалось, что он нарочно представляется до карикатуры типичным купчиком-голубчиком из пьес Островского... Тогдашний Рябушинский был фигурой весьма своеобразной и очень тревожной... Я ему понадобился как некий представитель отошедшего в вечность «Мира искусства», как тот элемент, который, как ему казалось, должен был ему облегчить задачу воссоздать столь необходимое для России культурно-художественное дело и который помог бы набрать нужные силы для затеваемого им – в первую очередь – журнала. Название последнего было им придумано – “Золотое руно”, а сотрудники должны были сплотиться подобно отважным аргонавтам». Название журнала было заимствовано из символики кружка «Аргонавты», созданного Андреем Белым.

     Первые  два года журнал был изданием широкоформатным  и тяжеловесным. В последующие  — 1908 и 1909 гг. — роскоши в оформлении «Золотого руна» стало меньше, уменьшился и формат издания. В журнале содержалось огромное количество иллюстративного материала: цветные снимки с портретов, пейзажей, виньетки и разного рода украшения обложек, страниц, выполненные крупнейшими отечественными и зарубежными художниками. Редакция много внимания уделяла представлению текстового материала, также заботясь о размещении портретов своих авторов; по заказу «Золотого руна» писались портреты А. Блока, Андрея Белого, Вяч. Иванова, К. Бальмонта и других поэтов и прозаиков, в той или иной степени связанных с русским символизмом.

     В журнале печатались Ю. Балтрушайтис, К. Бальмонт, А. Блок, В. Брюсов, Андрей Белый, М. Волошин, З. Гиппиус, В. Иванов, Д. Мережковский, Ф. Сологуб, а также — многие менее известные, от М. Кузмина до начинающих С. Городецкого и В. Ходасевича.

     Журнал  быстро приобрел популярность. Но при  видимом успехе издания и шумной славе «Золотое руно» неоднократно сталкивалось с проблемами выпуска. Известно, что трудности издания журнала были вызваны не только производственными, социально-экономическими проблемами, но и настроениями в самой редакции, особенностями поведения издателя Н. Рябушинского.

     В середине 1906 г. отказался участвовать  в редакционной работе фактический  руководитель журнала С. Соколов, поссорившийся  с Рябушинским, и его место  занял друживший с Брюсовым А. Курсинский. В это время Брюсов и другие сотрудники «Весов» активно сотрудничают с «Золотым руном». Но весной 1907 г. вследствие конфликта с Рябушинским, Курсинский ушел из редакции и на некоторое время журнал остался без руководителя, поскольку сам Рябушинский его функции выполнять явно не мог. Лишь после того, как место секретаря занял Г.Э. Тастевен, «Золотое руно» определило свои литературные принципы. Вследствие сперва отхода, а затем вообще выхода из числа сотрудников ведущих авторов «Весов», «Золотое руно» стало ориентироваться на «петербуржцев», симпатизировавших мистическому анархизму.

     Блок  принимает активное участие в  работе журнала, сначала публикует  в нём свои статьи, а с 1907 года ведёт Критический отдел в  «Золотом руне».

     Составляя план своих сочинений, Блок обронил  широкое и многозначное слово - «проза». Этим словом Блок обозначил свои критические и публицистические статьи, речи, рецензии, очерки.

     Проза создавалась Блоком на протяжении всей его литературной жизни, рядом с  его стихами. Первые рецензии были напечатаны им в 1903 году.

     Сосуществование этих двух сфер - поэзии и прозы - в  творчестве одного автора - факт, достойный  внимания. Одним из признаков неблагополучия современной ему литературы Блок считал всё растущую в ней специализацию, - «в частности - разлучение поэзии и  прозы».

     «Мы часто видим, - писал он, - что прозаик, свысока относящийся к поэзии, мало в ней смыслящий… мог бы владеть прозой лучше, чем он владеет, и обратно: поэт, относящийся свысока  к «презренной прозе», как-то теряет под собой почву, мертвеет и говорит  неполным голосом, даже обладая талантом. Писатель должен помнить о живописце, архитектуре, музыканте; тем более - прозаик о поэте и поэт о прозаике».

     Блок  не только помнил о своих соседях  по литературе - великих и малых  прозаиках - и всесторонне считался с их художественным опытом, но и сам был причастен к «прозаической стихии» словесного искусства.

     Творчество  Блока - как большая река, которая, сохраняя своё единство и направление, образует несколько параллельных русел.

     Если  в своих стихах Блок возникает  перед читателем как поэт и человек, то в своей прозе он, кроме того, критик, публицист, литератор, находящийся в тесном общении с духовной и гражданской жизнью своего времени. Проза заземляет, дополняет и во многом объясняет его поэзию, а поэзия лирически кристаллизует, углубляет и освещает его прозу. Поэтому вполне естественны переклички стихов и прозы Блока.

     Помимо  общей их связи по духу, тону и  направленности, между ними можно  провести множество вполне конкретных параллелей.

     Статьи  Блока поражают не только своей артистичностью, естественным изяществом словесной ткани, художественным слухом их автора, но и тем благородно-человеческим чувством целого, в котором так называемые «чисто эстетические оценки» могут соответствовать лишь частным истинам.

     В своей прозе Блок поднимается временами до горячего и страстного пафоса, выступает как носитель общественной совести, публицист, свидетельствующий о всеобщем неблагополучии, о «тихом сумасшествии», которое овладело жизнью буржуазной России.

     Литературной  частью ведал в первое время С. Соколов (псевдоним С. Кречетов) – руководитель издательства «Гриф», второго после «Скорпиона» московского издательства символистов. В оформлении участвовали «мирискуссники» Л. Бакст, Е. Лансере, К. Сомов и др. Рисунки, виньетки, заставки, изящные, мастерски выполненные, напоминали старшего собрата. Так же как и «Мир искусства», «Золотое руно» печатало альбомы репродукций. Первый номер был посвящен работам Врубеля, в следующих читатель знакомился с творчеством самих оформителей – Бакста, Сомова и др.